Земля недоступности - Николай Шпанов

В разговор вступил кок:

— Не вредно бы и пресную воду в цистернах переменить. Наша что — то попахивать стала.

Все знали, что вода отличная и ничем не пахнет, но с благодарностью взглянули на находчивого негра. Однако, Билькинс колебался. Ему и самому улыбалась перспектива познакомиться с тем, что делается наверху, но не хотелось терять времени. Старший штурман преодолел колебания капитана:

— Подумайте, сэр, ведь мы находимся в том секторе, где еще не ступал человек и не побывало ни одно судно. Разве только несчастная «Жанетта»… Да и то неизвестно, прошла ли она именно тут. Мы значительно к норд — осту от дрейфа «Фрама»… Мы будем здесь первыми, сэр.

Билькинс решился:

— Ну, хорошо, уговорили. Выведем рубку наружу и тогда примемся за осмотр носового зонда. Мистер Кроппс, отдайте распоряжение подойти вплотную ко льду. Тогда водолазы с рубки смогут разрезать лед у себя над головой… Впрочем — стоп, отставить. Из водолазов кто приготовился?

— Мультанаки, сэр.

— Отлично, пусть его спускают в кессон. Через четверть часа я выйду к нему на помощь.

— То есть, сэр, вы хотите…

— Правильно, Кроппс, я всегда делаю то, что хочу и хочу то, что делаю. Вам не идет это выражение удивления. Сгоните его поскорее. Скажите — ка лучше, чтобы мне приготовили водолазное снаряжение.

Через четверть часа небольшой коренастый грек Мультанаки, облеченный в скафандр и водолазный костюм, под руководством Билькинса действовал плавильным ледяным ножом. В руках у него была зажата эбонитовая рукоятка со вделанным в нее длинным стальным стержнем. В полом стержне проходила платиновая проволока высокого сопротивления, разогревающая стержень. Вода вокруг стержня бурлила и кипела. При каждом движении Мультанаки его рука рассыпала целые каскады прыгающих пузырьков.

При соприкосновении со льдом нож вошел в него как в мягкое масло. Мультанаки сделал длинный разрез, в который сейчас же устремилась темная масса воды. На расстоянии полуметра от первого разреза, водолаз сделал еще один. Затем полученную длинную полосу льда он стал быстро разрезать на небольшие параллелепипеды. Билькинс тут же выталкивал их наверх. Пока он пыхтел над первым куском льда, разрезы, сделанные Мультанаки, стали под действием холода снова смерзаться, и водолазу пришлось еще раз провести ножом по тем же местам. Через полчаса работы над головами работающих было уже окно чистой воды площадью около квадратного метра.

Со лба Билькинса градом катился пот, заливая глаза. Белье прилипло к телу. Несмотря на низкую температуру воды, стало невыносимо жарко, Он передал на контрольный пост в лодку;

— Выключите у меня обогреватель. Жарко как на тропиках.

В наушниках прозвенел ответ;

— Есть выключить обогреватель.

Через полминуты Билькинс уже почувствовал, как к телу его прилегает холодная одежда. Стало несколько легче работать. Но через четверть часа Мультанаки бессильно опустил свой нож. Билькинс чувствовал, что и у него от напряжения перед глазами прыгают звезды.

Скоро их сменили другие водолазы, и работа продолжалась.

Шесть раз менялись люди, и только через три часа окно достаточных размеров было готово.

Как ни ярко сверкали электрические лампы во всех помещениях лодки, но выскочившие на лед люди зажмурились и закрыли руками лица. Блистая пирамидами рассыпанной в воздухе алмазной пыли, взлетали со льда фонтаны серебряного света. Фонтаны переливались и играли на каждой неровности. Вся атмосфера волновалась лучистыми переливами, и в то же время невозможно было никуда взглянуть от залившего все ровного света. Все кругом было совершенно мертво и в то же время ни на секунду ландшафт не оставался одним и тем же. Непрестанно менялись контуры окружающих ледяных возвышенностей. Изгибались и волновались в непрерывном сиянии голубых краев ледяные поля.

Только Зуль и Билькинс предусмотрели это обстоятельство и надели темные очки. Большинство же людей, как слепые котята, полезли обратно в лодку.

Зуль огляделся и широко раскинул руки:

— Вы только взгляните, капитан, какой простор… Где, где, скажите, можно видеть что — нибудь подобное? Покой природы. Не покой, созданный плотными шторами и наглухо закрытыми дверями, а подлинный, абсолютный, единственно настоящий отдых неподвижной природы.

Только слепцы да те, кто никогда этого не видел, могут думать что в странах тропиков, в благословенной Италии, в пресловутом Средиземном море следует искать краски природы. Каждый сапожник, не страдающий дальтонизмом, передаст вам на полотне небо Адриатики, пальмы Алжира, а вот покажите — ка мне такого артиста, который сумел бы не только передать кистью, а хотя бы для самого себя как художник проанализировать гамму красок, взлетающих в воздух с этих мертвых полей. Таких еще нет. Попадая сюда, художники слепнут. Они в бессилии опускают кисти и смотрят на палитру, как на пустую доску — на ней нет красок, из которых человеческий глаз мог бы составить цвет, нужный для изображения хотя бы вот этого края поля.

Билькинс улыбнулся.

— Я, доцент, сам поклонник этих просторов, но вы уж слишком высокого мнения об их художественных достоинствах.

— Вы говорите, слишком высокого, капитан?.. Хорошо, скажите мне — какого цвета вон то ребро льдины, что смотрит из — под снега у ближайшего троса?.. Вот видите, вы уже и потерялись. Я вас понимаю. Вы просто не можете подыскать нужного определения. Не смущайтесь, вы не один теряетесь. Я чаще и дольше видел эти краски и все — таки, если вы меня спросите, как я их определяю, я должен буду сделать это очень приблизительно и, вероятно, даже ошибусь. Если я скажу вам — аквамарин, вы вправе возразить, что краска этого льда куда глубже и полнее любого аквамарина; разве аквамарин, самый совершенный и прозрачный, может дать такую кристальную чистоту неба, как этот осколок льда? Изумруд? Нет, об этом не стоит говорить. Наконец бирюза — чистейшей воды бирюза? Как далеко ей в своем совершенстве до этой льдины. Где, в какой царственной бирюзе вы найдете такое бесподобное смещение зеленого и голубого? Попробуйте — ка сказать, где здесь кончается голубизна и начинается зелень? Ну, вот видите, а вы говорите, я преувеличиваю. Какой самоцвет, какой алмаз способен источать такую бездну сверкания?!

— Пожалуй, вы правы, доцент. Но мне никогда не приходилось задумываться над такими вещами — как — то некогда было. Вместе с Кингом и Йельсоном мне пришлось побывать над этими местами, но тогда никто из нас не задавался такими мыслями, и, признаться, всем нам эти льды казались только страшными.