Главная тайна горлана-главаря. Ушедший сам - Эдуард Филатьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маяковский не раз прерывал чтение, рассказывая об источниках, послуживших материалом для комедии, о происхождении отдельных фраз и т. д. Так, прототипом бюрократа он взял одного из ответственных служащих всем известного литературного учреждения».
В другом месте своих воспоминаний Павел Лавут назвал фамилию этого «ответственного служащего» – Л. Осипов. Ему, возглавлявшему Федерацию советских писателей, и предстояло стать «прототипом бюрократа Оптимистенко в "Бане"».
Софья Шамардина:
«Любил Маяковский свою „Баню“, с таким удовольствием читал её».
Вероника Полонская:
«Помню, что был Яншин. Пьеса имела большой успех на этой читке. Мнения были единодушные и восторженные… Владимир Владимирович, который и всегда очень талантливо читал, а в этот вечер читал лучше, чем всегда».
Наталья Брюханенко:
«Читал Маяковский часа полтора, и всё это время мы смеялись – так всё было похоже и остроумно. Я, например, хохотала до слёз».
Павел Лавут:
«Читать пьесу без перерыва даже такому опытному оратору и чтецу, каким был поэт-драматург, – не под силу. Да ещё в присутствии искушённых слушателей, среди которых Мейерхольд и его жена, артистка Зинаида Райх.
В перерыве, во время чаепития, звучали восторженные возгласы. И только, как ни странно, сдержанно вёл себя Всеволод Эмильевич Мейерхольд. А его слова ждали в первую очередь, ведь ему ставить, и в значительной мере в его руках судьба пьесы».
Но вот, наконец, чтение завершилось.
Павел Лавут:
«Когда автор перевернул последнюю страницу, наступила пауза. Все взгляды обратились на Мейерхольда. Однако вместо ожидаемой речи Всеволод Эмильевич, глубоко вздохнув и по привычке погладив свою „шевелюру“, произнёс лишь одно слово: „Мольер!“ Это прозвучало очень серьёзно и взволнованно…
Гости не расходились ещё час-другой: делились впечатлениями, пели дифирамбы».
Вероника Полонская:
«После читки и обсуждения Владимир Владимирович отозвал меня почему-то в кухню и спросил:
– Ну, как?
Я впервые слышала пьесу целиком. Владимир Владимирович так интересовался моим мнением, потому что был уверен в моей предельной искренности и правдивости в отношении него. Я восторженно отозвалась о пьесе. Владимир Владимирович был, казалось, доволен, но всё что-то задумывался».
Другая «читка»
Итак, первым слушателям «Баня» понравилась.
Вероника Полонская:
«Яншин был в восторге от пьесы. На другой день говорил в театре о новом событии, которое создал Маяковский „Баней“, убеждал, что пьесу нужно ставить в Художественном театре. Была назначена читка, которая почему-то не состоялась».
На следующий день, 23 сентября, Маяковский выступил на утреннем заседании пленума правления РАППа, сказав:
«Мы принимаем РАПП, поскольку он является чётким проводником партийной и советской линии, поскольку он должен являться таким».
Затем Владимир Владимирович вновь обрушился на Бориса Пильняка, опубликовавшего за рубежом повесть «Красное дерево» (советские критики встретили её в штыки). Досталось и конструктивистам. Особенно поэту и писателю Борису Николаевичу Агапову, который был одним из тех, кто создавал ЛЦК (Литературный центр конструктивистов):
«Маяковский. – Я не хотел касаться вопроса взаимоотношений с группой конструктивистов, если бы здесь не было выступления товарища Агапова. Оно изумило меня по своей беспомощности. Он совершенно серьёзно говорит, что у них нет понятия о классовой ненависти и борьбе.
Агапов. – Я говорил о прошлом.
Маяковский. – Это самое главное, что было в прошлом.
Агапов. – А у вас что?
Маяковский. – Я могу очиститься перед любой организацией, я очистился в Реф.
Агапов. – А у нас не смогли бы.
Маяковский. – Ваше счастье, что я не буду держать экзамен».
Вечером того же дня состоялась вторая читка «Бани» на заседании Художественно-политического совета театра Всеволода Мейерхольда. Пришли послушать пьесу также театральные актёры и некоторые писатели: Валентин Катаев, Юрий Олеша, Михаил Зощенко, Семён Кирсанов.
Перед тем как начать читать, Маяковский предупредил собравшихся, что «Баня» оказалась «длиннее» предыдущей пьесы («Клопа»):
«Там было 60 страниц, здесь – 90. Текстом дополнено то, что там занимала музыка: это сделано мною с устремления удешевить спектакль и из ненависти к музыке».
И поэт начал читать.
Валентин Катаев (в «Траве забвения») вспоминал:
«Сняв по своему обыкновению пиджак и повесив его на спинку стула, Маяковский развернул свою рукопись – как Мейерхольд любил говорить: манускрипт, – хлопнул по ней ладонью и, не теряя золотого времени на предисловие, торжествующе прорычал:
– «Баня», драма в шести действиях! – причём метнул взгляд в нашу сторону, в сторону писателей; кажется, он при этом даже задорно подмигнул».
Актриса Мария Суханова:
«Маяковский читал сидя и даже не так громко, как обычно, перекинув ногу на ногу, жест был не очень широк, только иногда – правой рукой, в левой – экземпляр пьесы».
Валентин Катаев:
«Он читал отлично, удивив всех тонким знанием украинского языка, изображая Оптимистенко, причём сам с трудом удерживался от смеха, с усилием переводя его в однобокую улыбку толстой, подковообразной морщиной, огибающей край его крупного рта с окурком толстой папиросы "Госбанк "».
Как видим, Маяковский ещё курил (если, конечно, Катаев не запамятовал – ведь книга «Трава забвения» писалась десятилетия спустя после той «читки»),
Михаил Зощенко:
«Это было триумфальное чтение.
Актёры и писатели хохотали и аплодировали поэту. Каждая фраза принималась абсолютно. Такую положительную реакцию мне редко приходилось видеть».
Мария Суханова:
«Почему мы так смеялись до слёз? Был большой дар актёрский у Маяковского! Ведь каждая роль была им подана в чтении так выразительно, все взаимоотношения вычерчены до точки, выпукло. Он говорил актёрам: „Мои пьесы нужно читать, а не играть“. Если бы актёры овладели таким чтением, каким обладал сам Маяковский! Он читал – и всё рисовалось воображению».
Валентин Катаев:
«После чтения, как водится, начались дебаты, которые, с чьей-то лёгкой руки, свелись, в общем, к тому, что, слава богу, среди нас наконец появился новый Мольер».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
