Духовная жизнь Америки (пер. Коваленская) - Кнут Гамсун

Американская литература создалась безъ иностраннаго вліянія и сама не имѣетъ никакого вліянія, она отстала отъ Европы на цѣлыхъ три фазиса развитія. Нѣкогда Диккенсъ и Скоттъ опредѣлили форму романа, Мильтонъ и Лонгфелло — форму стиховъ, на этомъ Америка и остановилась. Въ американской литературѣ рѣшительно незамѣтно никакихъ слѣдовъ нашей современной литературы; поэты не чувствуютъ никакого стремленія къ прогрессу; они разъ навсегда заучили правила и знаютъ ихъ. Что имъ за дѣла до того, что въ великихъ цивилизованныхъ странахъ пишутъ о жизни, изображая нѣжныя, какъ мимоза, душевныя переживанія? Это ихъ не касается; они — американцы, патріоты, пѣвцы, мечтатели; въ Америкѣ считается чуть ли не постыднымъ знать иностранные языки. Если въ присутствіи янки два эмигранта объясняются на своемъ родномъ языкѣ, то ихъ, навѣрное, осмѣютъ; если американецъ захочетъ выучить какой-нибудь. языкъ, то онъ почти навѣрное выберетъ мертвый языкъ. Такимъ образомъ американцы вполнѣ застрахованы отъ возможности читать иностранныя книги въ оригиналахъ, но они не хотятъ знакомиться съ ними и въ переводахъ. Если ради спекуляціи они переведутъ романъ Золя, то подвергнутъ его грубому изуродованію, они «просѣиваютъ» его, какъ говорится въ предисловіяхъ. Книга становится совершенно неузнаваемой; они измѣнятъ даже собственныя имена. Въ «La terre» (земля) Іисусъ Христосъ названъ въ американскомъ переводѣ Магометомъ, четыре убійства переводчикъ выкинулъ, чтобы не было сходства съ револьверными выстрѣлами его отечественной литературы. Все, что касается клятвъ, незаконныхъ дѣтей, соблазновъ — выпущено совсѣмъ. Но въ книжныхъ магазинахъ не найдешь книгъ Золя даже въ «просѣянномъ» видѣ; онѣ продаются въ табачныхъ магазинахъ, какъ принадлежность мужчинъ. Американскіе книжные магазины ведутъ торговлю приличнымъ товаромъ, не пытайтесь спрашивать книгъ изъ современной жизни, не требуйте даже очень умѣренныхъ и скучныхъ сочиненій Уитмана — вамъ шепнутъ (если въ магазинѣ есть дама), что они надѣются, что въ городѣ не найдется сочиненій Уитмана. Чѣмъ же торгуютъ книжные магазины?

Возьмите городъ величиною съ Копенгагенъ — Миннеаполисъ — центръ западной торговли, въ которомъ свои театры, школы, художественныя галлереи, университеты, интернаціональная выставка и пять музыкальныхъ академій, — въ немъ есть одинъ единственный книжный магазинъ [9]. О чемъ публикуетъ подобная книжная торговля? Какія книги. выставлены на окнахъ и на полкахъ? Декоративныя поздравительныя карточки, собранія стиховъ съ золотымъ обрѣзомъ, уголовные романы, нѣсколько нотъ изъ Jankee doodle и Home, sweet home, блаженный Лонгфелло и всевозможныя модныя чернильницы. Цѣлый потокъ американской «беллетристики», которую можетъ имѣть большой народъ, съ любящими марать бумагу женщинами! Книжный магазинъ отличается также патріотическимъ характеромъ, онъ торгуетъ военной исторіей Соединенныхъ Штатовъ, литографіями Вашингтона, Хижиной дяди Тома, Мемуарами генерала Гранта. Въ этомъ и заключается весь запасъ американской литературы. Но я все-таки предпочту читать сборникъ проповѣдей, чѣмъ «Мемуары Гранта», который не умѣлъ даже писать безъ ошибокъ на своемъ родномъ языкѣ. Многія письма Гранта хранятся какъ стилистическіе курьезы. Я лучше прочту «Адресъ-Календарь» съ начала до конца, чѣмъ криминальные американскіе романы.

Они хуже «Видѣній», хуже «Небесныхъ писемъ», хуже всего на свѣтѣ, что когда-либо появлялось въ печати. Не видавъ, невозможно себѣ представить, что представляетъ собою подобный криминальный разсказъ. При этомъ надо замѣтить, что эти разсказы отличаются такимъ же глубокимъ патріотизмомъ, какъ любой патріотическій гимнъ. Большею частью дѣло заключается въ томъ, что какой-нибудь 16-17-лѣтній янки изъ нью-іоркской сыскной полиціи открываетъ шайку заграничныхъ жидовъ-контрабандистовъ и всѣхъ ихъ перестрѣливаетъ. Но американскіе журналы отличаются необыкновенно хорошими иллюстраціями. Для любителей картинъ цѣлое наслажденіе перелистывать американскій журналъ.

Внѣшняя форма журналовъ и тонко исполненныя иллюстраціи составляютъ большую заслугу, но содержаніе значительно ниже; оно въ большинствѣ случаевъ можетъ заинтересовать лишь американца, — истаго янки,

Пробѣгая содержаніе журнала, непремѣнно наткнешься на письмо Гранта, автобіографію Линкольна, отрывокъ изъ жизни Вашингтона, чрезвычайно важное сужденіе генерала Логана, о которомъ намъ извѣстно только то, что онъ умеръ, стихотвореніе о лунѣ, разсказъ о любви. Надо стоять на совершенно такой же ступени развитія, какъ американцы — т.-е. стать въ той же мѣрѣ духовно неразвитыми людьми, чтобы быть въ состояніи читать автобіографію Линкольна, напечатанную уже сто разъ, или перечитывать мудрый отвѣтъ Франклина англійскому лорду, который мы читали еще дѣтьми въ нашей норвежской хрестоматіи Іенсена, или письмо Гарфильда къ племянницѣ фермера въ Иллинойсѣ…

Въ Миннеаполисѣ, городѣ, равномъ по величинѣ Копенгагену, есть Атенеумъ съ библіотекой, заключающей въ себѣ 15 тысячъ томовъ и стоящей 26 тысячъ долларовъ. Въ немъ мы находимъ ту же самую литературу, что и въ книжныхъ магазинахъ, тѣ же военные разсказы, тѣ же журналы, того же Гранта, тѣ же стихотворенія. Единственная литература, которая есть въ магазинахъ и нѣтъ въ Атенеумѣ — это чернильницы, во всемъ остальномъ они сходны. Въ Атенеумѣ сидятъ цѣлыми днями и читаютъ стихи.

Нѣтъ, иностранецъ положительно не въ состояніи понять, какое удовольствіе сидѣть въ Атенеумѣ и читать стихи!

Американцы занимаются этимъ, вѣроятно, благодаря любви къ лирикѣ вообще, а не къ хорошимъ стихамъ въ частности. Американцы очень любятъ стихи. Не говоря уже о дамахъ, которыя правильно снабжаютъ газеты своими, часто очень замѣчательными, поэтическими произведеніями, стихотворное бѣшенство часто охватываетъ и разсудительныхъ аптекарей такъ, что они цитируютъ стихи въ спорахъ о медицинскомъ жирѣ, въ чемъ я имѣлъ случай убѣдиться лично. Даже Генри Джорджъ начинаетъ свое большое сочиненіе по политической экономіи стихами, дальше уже итти некуда! Стиховъ въ Атенеумѣ Миннеаполиса хватитъ на вѣчныя времена, но, несмотря на это, запасъ постоянно возобновляется.

Что же покупаютъ еще? Что найдется тамъ изъ современной литературы? Всѣ книги, сочиненныя американцами и американками, всѣ романы Диккенса и Вальтеръ Скотта, Дюма-отца, Эжена Ею, Жюля Верна, Марріэта, Сильвіо Пеллико. Но ни одной книги Золя, Бурже, Гонкура, ни одного русскаго или скандинавскаго писателя [10]. Однимъ словомъ, ни одного сочиненія современной литературы. Въ Атенеумѣ 100 увѣсистыхъ томовъ старыхъ Дебатовъ конгресса, 83 тома альманаховъ за старые года, 670 томовъ сообщеній о патентахъ, которые составляютъ книги вдвое толще библіи въ переводѣ Лютера. Если вы придете въ Атенуемъ Миннеаполиса и спросите книгу о патентахъ вы получите ее, но если спросите Гартмана, Канта, Шопенгауэра, то библіотекарь отвѣтитъ вамъ, что изъ философовъ у нихъ имѣется только Эмерсонъ.

Сколько бы мы ни находили причинъ осуждать американскую публицистику, — все же это поэзія сравнительно съ беллетристикой. Публицистика — это рупоръ, разносящій американскій шумъ; онъ трубить о жизни народа, который работаетъ и страдаетъ, падаетъ и умираетъ; публицистика выражаетъ господствующій духъ этой части свѣта. Но у поэтовъ не ищите жизни; они воспѣваютъ лунный свѣтъ и убиваютъ жидовъ-контрабандистовъ. Больше половины произведеній американскаго творчества имѣютъ стихотворную форму.

Почему и нѣтъ? Надо принимать всякій продуктъ духовной дѣятельноcти въ какой бы формѣ онъ ни былъ, если только въ немъ есть талантъ. Но въ стихахъ лишь кое-гдѣ промелькнетъ содержательность или талантливость. Изъ ста стихотвореній, въ одномъ почувствуется дуновеніе жизни. Въ Америкѣ не играютъ на лирѣ — можетъ-быть это и случалось когда-нибудь — тамъ брянчатъ, а тѣ немногіе, которые играютъ, играютъ плохо, и у нихъ плохія лиры. Но вѣдь у насъ есть переводы хорошихъ американскихъ вещей, хорошихъ стиховъ, хорошая индѣйская поэзія? Мнѣ пришлось-два раза и подолгу жить среди индѣйцевъ въ ихъ вигвамахъ, и могу сказать, что я нашелъ тамъ столько героическихъ чертъ среди мужчинъ и красоты среди женщинъ, что описанія ихъ едва ли хватило бы на одинъ листъ маленькой статейки. Говорить о великой индѣйской поэзіи будетъ слишкомъ наивной ложью, пустой болтовней, выдумкой. Что же касается до переводовъ, то мы часто больше переводимъ страну, чѣмъ литературу, т.-е. я подразумѣваю подъ этимъ, что поэтъ большой страны скорѣе будетъ переведенъ, чѣмъ, можетъ-бытъ, даже лучшій поэтъ маленькой страны. Во всѣхъ литературахъ есть переводы произведеній подобныхъ представителей странъ; такъ, мы переводимъ Б. Пересъ Гальдосъ (В. Peres Galdos), потому что онъ испанецъ, Гоа Тзіенъ Ки (Goa Tsien Ki), потому что онъ китаецъ [11], но часто случается, что мы не переводимъ Золя, хотя онъ французъ. Го, скажете вы, въ Америкѣ есть такой романъ, какъ «Хижина дяди Тома»! Совершенно вѣрно, и эта книга много послужила на своемъ вѣку. Какъ романъ, какъ литературное произведеніе, она едва ли достойна тѣхъ дорогихъ переплетовъ, въ которые ее переплетаютъ американцы, но какъ обличительное разсужденіе, какъ проповѣдь, какъ изобразительница тогдашняго движенія, она оцѣнивается по достоинству; и, несмотря на отсутствіе литературныхъ достоинствъ, это сочиненіе все-таки носитъ на себѣ жизненный отпечатокъ. Эта книга должна была бы быть предостереженіемъ американскимъ поэтамъ противъ ихъ лунной поэзіи и безжизненныхъ описаній событій и людей. Но она не имѣла этого дѣйствія. Напротивъ, американцы очень близки къ тому, чтобы и «Хижину дяди Тома» причислить къ «лунной поэзіи».