Загадай желание - Татьяна Веденская

Олеся теперь стриглась и делала маникюр чуть ли не трижды в неделю, даже когда ей это было совершенно не нужно. Анна стала кем-то вроде ее личного стилиста, Олеся теперь даже майку без одобрения подруги не могла купить. С Нонной же Олеся общалась с опаской – ее приводили в трепет властный голос учительницы и желание всеми командовать. Хотя… чуть позже Нонна оказалась ей очень и очень полезна.

– Ну а у тебя чего стряслось? – спросила Нонна, заметив, наконец, что Олесю бросает из жара в холод и обратно. – Что, не пригасили сниматься в продолжении рекламы про кариес?

– Нет-нет, – подключился Ванюшка. – Она узнала, что пролетела мимо «Оскара», да, Олеська? И в этом году тоже? Так близко – и снова мимо?

– Что вы к ней пристали? – возмутилась Женя. – Может, у нее больше нет желания сниматься в рекламе кариеса! Это был такой абсурд, честно говоря, только после этого я поняла, как тяжела актерская жизнь.

– Да уж, тяжело оно – бремя славы. Да, Олесь? Скажи, часто ли тебя узнают на улицах? Не пытаются тебя почистить щеткой? – острил Ванюшка.

– Отстань! Между прочим, главное не то, что именно играть, а как играть, – насупилась Олеся.

– И ты была великолепна в этой роли. Сара Бернар, разрушающая зубы со всей неотвратимостью гнева Божьего. Критики с нетерпением ждут продолжения!

– Нет, надо все-таки сдать тебя в военкомат! – Женя всплеснула руками и швырнула в Ваньку скомканной салфеткой.

Ванюшка увернулся с легкостью пантеры – сказалось его увлечение альпинизмом.

– Надеюсь, ты в нее не сморкалась? А скажи, Олеся, если тебе предложат сыграть Венерическое Заболевание, ты тоже согласишься? – Ванька явно не собирался останавливаться на достигнутом. Только одно могло его обезвредить – немедленное тотальное уничтожение.

– Максим вернулся, – пробормотала Олеся, и все замолчали.

Все, включая Ванюшку, застыли, как парализованные, и уставились на Олесю. Женька так и продолжала сидеть с открытым ртом и салфеткой в руке. Нонна помрачнела и собралась было что-то сказать, но лишь покачала головой. Наконец она встала, перенесла свой стул и села напротив Олеси на манер плохого полицейского.

– Что ты сказала? – переспросила она тихо, разделяя слова по слогам.

– Максим вернулся. – Олеся тут же пожалела, что не дождалась Анны. Теперь она была беззащитна пред лицом Нонны всемогущей и карающей.

– Это какой Максим? – притворно равнодушным тоном продолжала Нонна. – Тот, который ушел от тебя со словами, что ты душишь его талант?

– Да, – скорее кивнула, чем сказала Олеся.

– Тот самый, который тебе изменял с твоей же двоюродной сестрой из Владимира? В твоей же квартире? Я ничего не путаю? Тот, который называл тебя бездарной идиоткой? Причем не просто так, а при нас? Этот Максим? Тот, который сказал, что если он когда-нибудь захочет детей, то не от тебя?

– Нонна! – воскликнула Женька голосом, полным боли и сочувствия. Не хотела бы она попасть под ее горячую руку. Женька отличалась от всех умением сопереживать чужим бедам, причем в этом своем умении она доходила до абсурда. Могла разрыдаться, вспомнив, как на ее глазах кого-то обрызгали грязью из-под колес. Или целый день переживать из-за истончения озонового слоя. Теперь вот она искренне страдала из-за того, как плохо Максим Померанцев обращался с ее подругой Олесей – такой беззащитной, такой уязвимой и, чего уж там, не слишком удачливой актрисой. Не бездарной, конечно, но… Впрочем, если уж на то пошло, то из всех них, тех, кто собирается тут, у Анны, чтобы посудачить и убить время, только у Олеси была настоящая мечта. Все остальные хотели только каких-нибудь пустяков. Если уж разбираться, только Олеся горела тогда, когда все остальные тихонько тлели.

– И что же? Он вернулся? И ты его пустила? – Нонна сощурилась и замолчала. Олеся молчала тоже и рассматривала стену с Анниными семейными фотографиями. Чем дольше она молчала, тем яснее становилось, что да, пустила, конечно.

– Как ты могла?

– У меня не было выбора, – пробормотала она.

– Не виноватая я, он сам пришел? – хмыкнул Ванюшка. Даже он косвенно поучаствовал в большой, вселенского масштаба, драме под названием «Померанцев бросает Олесю».

– У него остались ключи. Я совершенно забыла об этом. Если бы я знала, я бы дверь поменяла, не только замок. Вы же помните, я сожгла все его фотографии, я выкинула его книги, что, к слову сказать, я уверена, он мне никогда не простит.

– Не простит? – ахнули Нонна и Женя в один голос. – Да наплевать на то, чего он простит, а чего нет. Поганой метлой его надо гнать! Он тебе уже не нужен, ты уже прекрасно обходишься без него. Кстати, мне просто интересно, а с Лерой он все еще «дружит»?

– Я не знаю! – воскликнула Олеся в панике. Лерой звали бывшую девушку Померанцева, с которой он все еще время от времени встречался и с которой у них нередко случался дружеский секс. Леру Олеся ненавидела даже больше своей двоюродной сестры. Сестра была – на один раз, а Лера была – Лера, от Леры Олеся не смогла избавиться и за два года. Померанцев говорил, что, если бы он был умным человеком, он бы давно послал к черту всех этих Олесь и женился бы на Лере. От одной мысли о Лере Олеся закипала как чайник.

– А ты спроси у Померанцева, спроси! – Нонна рвалась в бой. – А то вдруг они «дружат» прямо сейчас. Может, он вообще задумал сообразить из вас большую шведскую семью?

– Отстань.

– Я второй раз дежурить у тебя дома не буду, – бросил Ванюшка, которому в свое время пришлось целых три дня просидеть с Олесей в ее квартире. Народ волновался, как бы она чего с собой не сотворила, на что она, по мнению Вани, способна не была. Все три дня она сидела перед индийским сари, пожалуй, единственным подарком Максима за все два года, и смотрела в одну точку.

– Я не понимаю, зачем он вернулся, – пробормотала Олеся.

– Не в этом дело. Важно то, почему ты сейчас впадаешь в ступор. Скажешь ему, чтобы он ушел, и все.

– Я не уверена, что смогу, – замотала она головой. Щеки ее раскраснелись, и, откровенно говоря, Олеся вдруг поймала себя на острейшем желании вскочить и побежать обратно, домой, пока ОН еще не ушел.

– Не сможешь – мы Ванюшку попросим. Да, Ванюшка? Сходишь с нею?

– Ну уж нет. Я не пойду. Этот самовлюбленный кретин меня нервирует. Я могу с ним подраться, а мне карма не позволяет драться. И потом, он сильнее. Пусть лучше Нонна идет – у нее рука тяжелая. И голос. Она зайдет, включит свою трубу иерихонскую, скажет: «Так, и что ты тут делаешь, Померанцев? Быстро к директору!»

– Знаете, – встрепенулась Олеся. – Когда я зашла, он посмотрел на меня так, словно ожидал увидеть меня, все еще убитую горем и разбитую. Думал, я все еще жду его возвращения. Он был уверен, что я все еще живу одна. Я ведь могла уже быть с кем-то. Он мог бы прийти туда, а там мой новый парень. А?