Объективная субъективность: психоаналитическая теория субъекта - Дмитрий Александрович Узланер

этой черепной коробке ни происходило, какими бы точными измерительными приборами мы ни обладали, все равно это не даст нам ответ на вопрос, что именно происходящее значит для человека как субъекта, как это переживается им и осмысляется в сложном социальном контексте взаимоотношений с такими же, как и он, человеческими существами.

Поэтому при всей симпатии к Марку Солмзу и нейропсихоанализу нельзя не согласиться с критическими замечаниями Рейчэл Бласс и Цви Кармеле о том, что даже в этом подходе при всей его важности есть опасные черты биологизаторского редуцирования, за которыми можно утратить самое ценное, что только есть в психоанализе, — внимание к человеческой субъективности.

Нейронаука, — пишут Бласс с Кармелем, — может поведать нам о биологии ума в процессе сна, мотивации, переживания аффектов, однако она ничего не сообщает нам об осмысленности этого биологического субстрата или же о том, как он может быть осмысленно понят и категоризирован. Ввиду того что психоанализ — это процесс и теория, движимая стремлением понять латентные смыслы и психические истины, которые определяют человеческую психику, выводы нейронауки оказываются нерелевантными для психоаналитических целей и практики[82].

В этом смысле нейропсихоаналитическая интерпретация Фрейда должна быть как минимум уравновешена герменевтическим подходом[83].

Несколько заключительных соображений

Моя попытка разобраться в вопросе научности психоанализа так и не вывела ни на какие научные прорывы, которые должны отбросить Фрейда на обочину истории. Наоборот, в последней четверти XX в. были сделаны открытия, подтверждающие основополагающие идеи психоанализа. Благодаря этим открытиям на наших глазах происходит сближение психоанализа как исследования человеческой субъективности с экспериментальной нейронаукой, изучающей материальный субстрат этой субъективности.

Поиск причин неприятия Фрейда, помимо банальной озабоченности статусом со стороны ряда неуверенно себя чувствующих коллег, вывел меня на крайне специфическое мировоззрение, представляющее собой вариацию на тему вульгарного материализма и биологизаторства. Это новое технологизированное варварство, которое отрицает собственно человеческое измерение человека и видит в этом свою великую добродетель и знак превосходства над менее продвинутыми современниками.

Психоанализ, безусловно, должен сближаться с экспериментальной наукой. Но должен он одновременно и понимать причины своего неприятия адептами натурализма из числа строгих наук и их гуманитарных последователей. Понимать особенность своего взгляда на человека как достоинство, которое стоит защищать во имя человеческого духа и человеческой свободы.

Глава II

Нейропсихоанализ и его концептуальные проблемы[84]

Предыдущая глава закончилась осторожной критикой в адрес нейропсихоанализа, связанной, в частности, с его недостаточным вниманием к специфике и уникальности человеческой субъективности. Задача данной главы — продолжить размышления в этом направлении.

В последние десятилетия благодаря значительным успехам нейронаук — в том числе успехам в медийном пространстве — приставка «нейро−» стала чуть ли не обязательным дополнением практически любой дисциплины: появились нейрофилософия, нейроправо, нейроэкономика и даже нейротеология. Обилие подобных нейроначинаний не всегда вызывает восторг и умиление. Эта увлеченность нейро− уже неоднократно подвергалась обстоятельной и достаточно разумной критике со стороны скептически настроенных исследователей, так называемых нейроскептиков[85]. Нейропсихоанализ может быть рассмотрен как еще одна дисциплина в этом ряду. И в этом смысле он тоже неизбежно должен стать объектом критического рассмотрения со стороны нейроскептиков. Собственно, такая критика нужна самому нейропсихоанализу, если эта дисциплина претендует на то, чтобы сохраниться в истории науки. Одна из статей, опубликованных в журнале «Neuropsychoanalysis», заканчивается призывом к появлению «философии нейропсихоанализа», которая бы занималась «далеко идущими размышлениями» относительно тех фундаментальных теоретических вопросов, с которыми данная дисциплина сталкивается[86]. Моя рефлексия как раз и представляет собой усилие в этом направлении: это рефлексия, которая, с одной стороны, отдает должное нейропсихоаналитическому начинанию, а с другой — не может не обратить внимание на имеющиеся на данный момент концептуальные трудности.

Нейропсихоанализ и двухаспектный монизм

Нейропсихоанализ претендует на то, чтобы быть комплексным подходом, объединяющим сразу две дисциплины — нейронауку и психоанализ. Причины для подобного объединения понятны: нейронаука пытается объяснить доступными ей методами функционирование человеческого мозга, а также то, как это функционирование связано с поведением и мышлением. Психоанализ, в свою очередь, описывает «страсти ума», наблюдая за причудливыми траекториями человеческих поступков и желаний. При этом мозг — это не отдельно висящий орган, помещенный неким безумным ученым в колбу. Равно как и ум (разум/сознание) — это не идеальная сущность, не отягощенная материей. Мозг и ум связаны, или, если выражаться более научно, скоррелированы. Эта очевидная корреляция подталкивает к естественному желанию соединить изучение этих двух явлений в рамках одной дисциплины, т. е. собственно нейропсихоанализа.

Но как именно они соотносятся? Избегая как дуализма, так и тождества, нейропсихоанализ занимает более хитрую промежуточную позицию, позицию так называемого двухаспектного монизма (dual-aspect monism). Суть этой позиции в том, что ум и мозг — две стороны чего-то третьего. Мозг позволяет увидеть это третье со стороны объективной реальности, доступной для изучения «с позиции третьего лица», сознание/разум (mind) позволяет увидеть это третье со стороны субъективно переживаемых состояний, доступных для изучения «с позиции первого лица»[87].

Но что это за загадочное третье, разными сторонами которого оказываются как мозг, так и сознание? В качестве такового в нейропсихоанализ вводится «психический аппарат» Фрейда, который с физиологической стороны оказывается мозгом, а с субъективной стороны — сознанием. «Психический аппарат» оказывается той загадочной декартовской «шишковидной железой», в которой происходит таинственный переход от физического к психическому и — если только мы не стоим на позициях эпифеноменализма — от психического к физическому. Вопрос об этом переходе, собственно, и составляет ядро так называемой проблемы сознание — тело (или психофизической проблемы). Нас в данном контексте интересует следующий аспект данной проблемы: по какому принципу идет перекодирование физического в психическое или физиологических процессов мозга в субъективную реальность сознания? Ответ на этот вопрос имеет принципиальную значимость для построений нейропсихоанализа.

Мозг или психика? Концептуальные проблемы нейропсихоанализа

Субъективная реальность сознания — это не