Синдром отмены (СИ) - Ронис Александра

— Вы кто? Вы что тут делаете? — недоуменно взглянула на него Аня и протиснулась в квартиру.

Мебели не было, обои были содраны, а стены покрыты белой краской.

— Ремонт, — пожал плечами парень, с не меньшим удивлением глядя на нее. — А вы кто?

— Какой еще ремонт? — Аня прошлась по пустой квартире, заглядывая в каждую комнату. — Мать моя где?

— Я не знаю, — покачал головой рабочий. — Когда меня наняли, здесь никого не было.

— Кто вас нанял? Когда? — смутные догадки уже начинали подбираться к ней.

— Михаил Леонидович, две недели назад. Сказал мебель всю вынести, обои ободрать, стены побелить. 

— Какой Михаил Леонидович?! — с возмущением переспросила Аня, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Что мать еще выкинула? — Я здесь живу! Это наша квартира! Где этот Михаил Леонидович? Дайте мне его телефон, — взяв себя в руки, потребовала она.

Парень сходил в комнату за мобильником и, найдя нужный контакт, написал его карандашом на обрывке газеты.

Выйдя из квартиры, Аня вспомнила про бабу Веру и позвонила в ее дверь. Ответом ей была тишина.

— Там никого нет, — услышала она за спиной. Паренек стоял на пороге ее квартиры и провожал ее взглядом. — Бабульку в больницу забрали, ей плохо стало. Я видел, как скорая приезжала, — пояснил он.

Ничего не сказав, Аня развернулась и стала медленно спускаться по лестнице. Все происходящее казалось ей каким-то страшным странным сном, от которого хотелось скорее очнуться.

Глава 7

Михаил Леонидович? Что еще за Михаил Леонидович, который к тому же трубку не берет? Внутри Ани медленно, неотвратимо росла тревога. Мама... Что с мамой?!

— Да! — когда она уже и не надеялась, в ухо неожиданно вцепился резкий, неприятный голос. Ане даже показалось, что она сможет описать обладателя сего голоса — толстый, обрюзгший тип при деньгах, считающий, что он хозяин жизни. — Говорите! Я вас слушаю!

— Здравствуйте, меня зовут Аня, — как можно спокойнее ответила девушка. — Мне сказали, что вы купили квартиру на улице Мневники, дом девять. Это правда?

— А вы кто, девушка? С какой целью интересуетесь? — с подозрением поинтересовался мужчина.

— Я жила в этой квартире вместе с матерью, буквально несколько недель назад, — с трудом сдерживая эмоции, сказала Аня. — Объясните мне, каким образом она оказалась у вас? И где теперь моя мать?

— Девушка, — голос говорящего на другом конце провода изменился, стал грубее, ниже, — представления не имею, где ваша мать. После сделки она получила деньги, а я — ключи. Где она сейчас, не знаю...

— Но...

— Девушка, извините, мне некогда! — не дослушав ее возражения, мужик бросил трубку.

Несколько минут Аня простояла, в немом оцепенении уставившись на потухший экран телефона. Странный сон, в котором она жила последнее время, набирал все более жуткие обороты.

Она снова взглянула на телефон, все еще зажатый в руке и, немного помедлив, все же набрала номер Калинина. Пока шли длинные гудки, Аня перебрала в голове множество вариантов того, как, извинившись, снова будет просить его о помощи, но едва услышав его голос, тут же забыла их все.

— Дмитрий... Андреевич, простите, это опять я, — сбивчиво пролепетала она, чувствуя, как к лицу приливает краска стыда, и пояснила: — Аня.

— Да, я слушаю, — просто сказал мужчина, при этом параллельно ведя разговор с кем-то еще.

Аня так отчетливо понимала — не до нее ему сейчас! Но трубку он не повесил, терпеливо ждал ответа. И он был единственным, на кого она могла надеяться. Больше обратиться ей было просто не к кому.

— Я не смогу привезти свидетельство о рождении, чтобы паспорт восстановить, — только и смогла произнести девушка. — Кажется, мать квартиру продала, и я даже не представляю, где она находится...

— Так, давай-ка, приезжай в отдел и все расскажешь, — немного помолчав, требовательно проговорил майор.

И полчаса спустя Аня вновь сидела в его кабинете с задвинутыми жалюзи, почти не пропускающими в помещение солнечный свет. И дверь постоянно открывалась, и в кабинет заглядывали сотрудники с неотложными вопросами, и телефон звонил практически не прекращая, но майор внимательно выслушал ее и даже сделал пару звонков. Сначала участковому с просьбой узнать информацию о продаже квартиры, затем обратился к юристу их отдела — с заданием проверить юридические аспекты продажи.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Все это время Аня так же, как и в прошлый раз, сидела, боясь сделать хоть малейшее движение, и не сводила глаз с мужчины. Сегодня на нем была форменная одежда. Темно-синяя рубашка с большой звездой на погонах невероятно шла ему к лицу. Девушка совершенно не к месту и не ко времени подумала о том, что, наверняка, дома у него есть жена, которая вечерами эти самые рубашки гладит. Аня тут же отогнала от себя подобные мысли. Не ее это дело! Такой, как он, никогда не взглянет в сторону такой, как она, дочери алкоголички.

— Давай сделаем так, Ань, — отложив в сторону телефон, мужчина, наконец, обратился к ней: — Поезжай домой, а я, как что-то узнаю, сообщу тебе, хорошо?

— Спасибо вам большое, — благодарно проговорила девушка, поднимаясь со стула. — Мне, правда, так неудобно, что я снова нагрузила вас своими проблемами…

— Я здесь как раз для того, чтобы решать чужие проблемы, — серьезно ответил Калинин, и на мгновение ей показалось, что он сейчас улыбнется. Однако лицо мужчины осталось по-прежнему серьезным и даже суровым, лишь взгляд немного смягчился. — Не переживай, найдем мы твою мать.

—  Спасибо, — Аня благодарно кивнула, развернулась, чтобы уйти, но все же не удержалась, снова оглянулась на мужчину. — До свидания.

Он кивнул в ответ. В очередной раз на его столе зазвонил телефон, и затянувшееся прощание было прервано.

Хоть и вышла Аня из кабинета Калинина давно, но он все равно словно незримо присутствовал рядом, не давая тем самым успокоения душе. Внутри как будто и вправду летали бабочки, но они были тяжёлые, неповоротливые, неловкие. Каждое касание их трепетных крыльев задевало что-то внутри, и это что-то нестерпимо болело. Разве любовь, ну хорошо, влюбленность бывают такими мучительными? А в том, что она влюбилась, Аня уже не сомневалась.

Если человек постоянно не выходит у тебя из головы, если ты каждую минуту дня и ночи думаешь о нем, грезишь им, бредишь им, то что это, если не любовь? Если ты мечтаешь о том, чтобы среди всего своего окружения он выделил тебя, заметил, какая ты красивая, интересная, особенная; если ждешь, что он посмотрит на тебя, улыбнется, скажет те самые заветные слова и даст понять, что впереди только счастье, разве не любовь это?!

Девушку прямо-таки затопило тем чувством, название которому она уже знала, что на мгновение ей стало просто страшно. Страшно от понимания того, что любовь ее на самом деле безответная и таковой и останется. Страшно и больно. А боль всегда вызывает слезы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Чувствуя себя полной дурочкой и чтобы не разреветься посреди людной улицы, Аня прямо-таки заставила себя подумать о матери. Какой бы с***й она ни была, все же она ее единственный родной человек...

Мысли о пропавшей матери никак не могли поднять настроение, испорченное сначала украденными документами, а потом и вовсе убитое неразделенной любовью, поэтому неудивительно, что домой девушка поднималась в скверном расположении духа. А при виде мерзкой, источающей алкогольные пары фигуре соседа прямо на ее пути, она даже разозлилась от отчаяния и бессилия. Господи, ну почему все так?! За что?!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— О, соседушка, — расплылся алкаш при виде нее в улыбке, которую, видимо, счел обаятельной, и растопырил руки в подобии объятий. — Сделай одолжение, составь компанию одинокому мужчине. Скрась его жизнь.

— Дай пройти! — потребовала Аня, остановившись на некотором от него расстоянии, чувствуя, как злость внутри нее закипает все сильнее. Сжала кулачки, отчаянно желая вломить этому типу от души, и даже бегло осмотрелась вокруг себя в поисках подходящего орудия. Подошло бы хоть что — бутылка, обломок кирпича, да даже сумка, которой, к сожалению, не было.