Взор теней - Лаура Кнайдль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока на моей больничной карте было написано Йон Доу. Видимо, этим именем называют пациентов, личность которых установить не удалось. Так мне сказала Сэнди, пока проверяла мои данные и измеряла мне давление, когда я пришел в себя в первый раз. Я решил примириться с этим Йоном Доу… или с Джоном Сноу. Без разницы. Мою идентичность словно смыли: прошло уже два дня, но я так ничего и не вспомнил.
Почему-то я ждал, что в палату придет полицейский и задаст мне несколько вопросов, но до сих пор сюда заглянул только красивый худощавый блондин в очках, представившийся Вестоном, и еще доктор Фаулер.
Кажется, никто по мне не скучал.
Взяв с тумбочки пластиковый стаканчик с желе, я случайно смахнул на матрас блокнот и ручку. Сэнди принесла их вчера в надежде, что я нарисую или напишу что-нибудь и это поможет мне вернуть себе память. Пока в блокноте красовались корявые человечки, два-три цветочка и круг с крестом внутри. Это правда оживляет воспоминания? Значит, у меня память четырехлетки.
Я ел зеленое желе пластиковой ложкой и наблюдал за Сэнди, которая передвигала ширму. За два дня в палате ничего не изменилось. Она не стала больше, соседняя койка по-прежнему пустовала. В шкафу тоже ничего нет, автоматические жалюзи на единственном окне опущены. Вчера я попробовал их приподнять, чтобы хоть одним глазком посмотреть на улицу. Очень зря. Завыла сигнализация, примчались Сэнди с доктором и загнали меня обратно в кровать. Так что я лучше буду пялиться в телевизор или спать. Спать очень здорово. Сны не снятся, и это тоже расслабляет.
– Как у тебя дела? – спросила Сэнди, закатывая мне рукав, чтобы измерить давление.
Как-то непривычно видеть свою руку такой худой. В моем сознании словно хранился другой образ. Но какой?
– Ховофо, – прошепелявил я с пластиковой ложкой во рту и потянулся за пультом, чтобы отключить звук на телевизоре, по которому шел какой-то боевик. Затем зачерпнул еще желе. – Ничего не вспомнил. Наверное, я самый безмятежный и беззаботный человек на свете.
– Правильный настрой! – улыбнулась Сэнди, записывая данные. Она всегда измеряла давление в это время.
Прошло два дня с момента, как я очнулся. Я не помнил своего имени, своего прошлого, зато твердо знал, что питаю слабость к желе. И к шоколаду. И к чипсам. Рисовые хлебцы не жалую и ем только с кофе. Пустой чай на вкус как моча, а молоко… Фу! Просто мерзость. Серьезно, кто по доброй воле пьет эту дрянь…
Раздался стук, и мысли резко стихли.
Сэнди поставила ширму на место и быстро побежала к выходу. Она обменялась с кем-то парой слов и попрощалась. Я услышал, как хлопнула дверь. Но я чувствовал, что не один в палате. Тут гость вышел из-за перегородки.
Не гость, а гостья.
Какие люди.
На этот раз моя знакомая заплела свои бесконечно длинные волосы в косу. Глаза подведены, на губах очень темная бордовая помада, ногти на руках выкрашены в черный. Одежда совсем не готская – красивая укороченная блузка с яркими маленькими цветочками, похожими на те, которые я намалевал в блокноте, и черные штаны, такие широкие, что их легко принять за юбку. Может, это правда юбка. Мне ли об этом судить?
– Привет, Роза! – воскликнул я с широкой улыбкой, сверкнув белоснежными зубами.
Зубы отличные – это я выяснил, внимательно изучив себя в зеркале. Пусть у меня торчат ребра, нет мышц и жира, зато лицо очень даже ничего. Правда, оно казалось незнакомым, но я предпочитал об этом не думать.
Нежданная гостья раздраженно потерла переносицу – наверное, жалея, что вообще пришла.
– Рокси. Меня зовут Рокси.
– Ой, извини. – Я прикинулся удивленным, хотя прекрасно помнил ее имя. Мне не так много приходилось запоминать. Я снова сунул в рот ложку с желе. – Вылетело из головы.
– Как и вся прошлая жизнь?
Один – ноль в ее пользу.
– Ну-ну, плохо говорить такое больному. Неужели в тебе нет ни капли сострадания?
Она тяжело вздохнула:
– Ты не болен. У тебя истощение, обезвоживание, куча ушибов, но ты не болен.
Я посмотрел ей прямо в глаза:
– Тогда скажи, кто я?
В первый ее визит я был привязан к кровати, теперь же мог свободно перемещаться по палате, мыться в небольшой душевой и есть. Что тут сказать? Я чувствовал себя новым человеком. Почти новорожденным, ведь у меня вообще нет воспоминаний. Я успел посмотреть какие-то сериалы, фильмы, новости… Давайте начистоту? Неудивительно, что я все забыл, живя в таком мире. На душе спокойнее, если не знаешь, что творится там, снаружи.
Рокси привело сюда явно не беспокойство о моем здоровье, не похожа она на такого человека. И синдрома спасателя у нее нет.
– Ладно, чем обязан твоему визиту? – не дождавшись никакой реакции, спросил я.
Рокси открыла рот, собираясь что-то сказать, но снова поджала губы. Вместо ответа она быстро огляделась и села, скрестив вытянутые ноги, на стул в другом конце палаты. Затем вытащила смартфон и сосредоточенно уставилась в экран. Все ясно, она пришла не поболтать. Тогда зачем? Она следит за мной? Или ей заняться нечем? В последнем сомневаюсь. Очень сомневаюсь.
– Полагаю, я не лучшая компания, – заметил я. Доев желе, бросил ложку в стаканчик и поставил его на тумбочку. Рокси не обратила на это никакого внимания. Нахмурившись, она смотрела в телефон. Казалось, она читает. Иногда Рокси стучала большими пальцами по дисплею – наверное, переписывалась с кем-то – и вела себя так, будто я пустое место.
Я с трудом подавил вздох. Да, были нервы. Разочарование. Гнев. И проклятый страх. Кто-то считает, что очнуться в больнице, ничего о себе не помня, – это просто мечта, начало новой жизни. Огромное заблуждение. Это отвратительно. Я ничего не помнил. Например, откуда у меня на коже тот единственный шрам, почему я истощен и голоден, как вообще сюда попал. Что уж говорить о более далеком прошлом.
Но ведь у меня должно быть прошлое. Люди, которых я знал, возможно, даже любил. Друзья. Коллеги. Родители. Сестры и братья. Но как я ни старался, в памяти ничего не всплывало. Никаких лиц. Никаких мест. Никаких чувств. Совершенно ничего.
Минуты шли, никто из нас не говорил ни слова. Рокси вообще не двигалась.
– Слушай, Руби… – обратился я к ней.
– Рокси. – Подняв голову, она бросила на меня убийственный взгляд и сузила глаза до щелочек. – Ты нарочно?
– Что нарочно? – невинно уточнил я.
– Притворяешься, словно забыл, как