Взор теней - Лаура Кнайдль

свое прошлое, людей, которых любил или ненавидел, вещи, многое для меня значившие, но знал кое-что другое. Например, как работает телевизор. Еще я знал, что лежу в больнице, что умею читать и писать – последнее не просто вызвало у меня облегчение, но даже воодушевило меня. Мне не хватало информации – кто этот тип из новостей, как обстоят дела с чемпионатом Европы по футболу.

Пока на моей больничной карте было написано Йон Доу. Видимо, этим именем называют пациентов, личность которых установить не удалось. Так мне сказала Сэнди, пока проверяла мои данные и измеряла мне давление, когда я пришел в себя в первый раз. Я решил примириться с этим Йоном Доу… или с Джоном Сноу. Без разницы. Мою идентичность словно смыли: прошло уже два дня, но я так ничего и не вспомнил.

Почему-то я ждал, что в палату придет полицейский и задаст мне несколько вопросов, но до сих пор сюда заглянул только красивый худощавый блондин в очках, представившийся Вестоном, и еще доктор Фаулер.

Кажется, никто по мне не скучал.

Взяв с тумбочки пластиковый стаканчик с желе, я случайно смахнул на матрас блокнот и ручку. Сэнди принесла их вчера в надежде, что я нарисую или напишу что-нибудь и это поможет мне вернуть себе память. Пока в блокноте красовались корявые человечки, два-три цветочка и круг с крестом внутри. Это правда оживляет воспоминания? Значит, у меня память четырехлетки.

Я ел зеленое желе пластиковой ложкой и наблюдал за Сэнди, которая передвигала ширму. За два дня в палате ничего не изменилось. Она не стала больше, соседняя койка по-прежнему пустовала. В шкафу тоже ничего нет, автоматические жалюзи на единственном окне опущены. Вчера я попробовал их приподнять, чтобы хоть одним глазком посмотреть на улицу. Очень зря. Завыла сигнализация, примчались Сэнди с доктором и загнали меня обратно в кровать. Так что я лучше буду пялиться в телевизор или спать. Спать очень здорово. Сны не снятся, и это тоже расслабляет.

– Как у тебя дела? – спросила Сэнди, закатывая мне рукав, чтобы измерить давление.

Как-то непривычно видеть свою руку такой худой. В моем сознании словно хранился другой образ. Но какой?

– Ховофо, – прошепелявил я с пластиковой ложкой во рту и потянулся за пультом, чтобы отключить звук на телевизоре, по которому шел какой-то боевик. Затем зачерпнул еще желе. – Ничего не вспомнил. Наверное, я самый безмятежный и беззаботный человек на свете.

– Правильный настрой! – улыбнулась Сэнди, записывая данные. Она всегда измеряла давление в это время.

Прошло два дня с момента, как я очнулся. Я не помнил своего имени, своего прошлого, зато твердо знал, что питаю слабость к желе. И к шоколаду. И к чипсам. Рисовые хлебцы не жалую и ем только с кофе. Пустой чай на вкус как моча, а молоко… Фу! Просто мерзость. Серьезно, кто по доброй воле пьет эту дрянь…

Раздался стук, и мысли резко стихли.

Сэнди поставила ширму на место и быстро побежала к выходу. Она обменялась с кем-то парой слов и попрощалась. Я услышал, как хлопнула дверь. Но я чувствовал, что не один в палате. Тут гость вышел из-за перегородки.

Не гость, а гостья.

Какие люди.

На этот раз моя знакомая заплела свои бесконечно длинные волосы в косу. Глаза подведены, на губах очень темная бордовая помада, ногти на руках выкрашены в черный. Одежда совсем не готская – красивая укороченная блузка с яркими маленькими цветочками, похожими на те, которые я намалевал в блокноте, и черные штаны, такие широкие, что их легко принять за юбку. Может, это правда юбка. Мне ли об этом судить?

– Привет, Роза! – воскликнул я с широкой улыбкой, сверкнув белоснежными зубами.

Зубы отличные – это я выяснил, внимательно изучив себя в зеркале. Пусть у меня торчат ребра, нет мышц и жира, зато лицо очень даже ничего. Правда, оно казалось незнакомым, но я предпочитал об этом не думать.

Нежданная гостья раздраженно потерла переносицу – наверное, жалея, что вообще пришла.

– Рокси. Меня зовут Рокси.

– Ой, извини. – Я прикинулся удивленным, хотя прекрасно помнил ее имя. Мне не так много приходилось запоминать. Я снова сунул в рот ложку с желе. – Вылетело из головы.

– Как и вся прошлая жизнь?

Один – ноль в ее пользу.

– Ну-ну, плохо говорить такое больному. Неужели в тебе нет ни капли сострадания?

Она тяжело вздохнула:

– Ты не болен. У тебя истощение, обезвоживание, куча ушибов, но ты не болен.

Я посмотрел ей прямо в глаза:

– Тогда скажи, кто я?

В первый ее визит я был привязан к кровати, теперь же мог свободно перемещаться по палате, мыться в небольшой душевой и есть. Что тут сказать? Я чувствовал себя новым человеком. Почти новорожденным, ведь у меня вообще нет воспоминаний. Я успел посмотреть какие-то сериалы, фильмы, новости… Давайте начистоту? Неудивительно, что я все забыл, живя в таком мире. На душе спокойнее, если не знаешь, что творится там, снаружи.

Рокси привело сюда явно не беспокойство о моем здоровье, не похожа она на такого человека. И синдрома спасателя у нее нет.

– Ладно, чем обязан твоему визиту? – не дождавшись никакой реакции, спросил я.

Рокси открыла рот, собираясь что-то сказать, но снова поджала губы. Вместо ответа она быстро огляделась и села, скрестив вытянутые ноги, на стул в другом конце палаты. Затем вытащила смартфон и сосредоточенно уставилась в экран. Все ясно, она пришла не поболтать. Тогда зачем? Она следит за мной? Или ей заняться нечем? В последнем сомневаюсь. Очень сомневаюсь.

– Полагаю, я не лучшая компания, – заметил я. Доев желе, бросил ложку в стаканчик и поставил его на тумбочку. Рокси не обратила на это никакого внимания. Нахмурившись, она смотрела в телефон. Казалось, она читает. Иногда Рокси стучала большими пальцами по дисплею – наверное, переписывалась с кем-то – и вела себя так, будто я пустое место.

Я с трудом подавил вздох. Да, были нервы. Разочарование. Гнев. И проклятый страх. Кто-то считает, что очнуться в больнице, ничего о себе не помня, – это просто мечта, начало новой жизни. Огромное заблуждение. Это отвратительно. Я ничего не помнил. Например, откуда у меня на коже тот единственный шрам, почему я истощен и голоден, как вообще сюда попал. Что уж говорить о более далеком прошлом.

Но ведь у меня должно быть прошлое. Люди, которых я знал, возможно, даже любил. Друзья. Коллеги. Родители. Сестры и братья. Но как я ни старался, в памяти ничего не всплывало. Никаких лиц. Никаких мест. Никаких чувств. Совершенно ничего.

Минуты шли, никто из нас не говорил ни слова. Рокси вообще не двигалась.

– Слушай, Руби… – обратился я к ней.

– Рокси. – Подняв голову, она бросила на меня убийственный взгляд и сузила глаза до щелочек. – Ты нарочно?

– Что нарочно? – невинно уточнил я.

– Притворяешься, словно забыл, как