Были древних русичей - Александр Чернобровкин

Волк выбрался на тропинку, посмотрел в сторону новой избы и поковылял в противоположную. На другом краю деревни он свернул с тропинки в огород, прилегающий к маленькой кособокой избушке в одно окно, стоявшей особняком от остальных домов. Собаки во дворе не было, как не было и никакой живности в полуразвалившемся хлеву и даже воробьи не гнездились в почерневшей от времени и непогод стрехе, покрытой, словно коростой, темно-коричневыми пятнами мха. Волк толкнул мордой незапертую дверь избы, вошел внутрь и лег на земляной пол посередине. В избе были лишь стол да лавка, выстеленная сеном.

Вот пропели третьи петухи – и волка вдруг закорежило, точно его спутанным поджаривали на сковородке. Тихо поскуливая, сворачивался он клубком, а потом резко, как пружина, разгибался и начинал сворачиваться в обратную сторону, чуть ли не доставая носом до крестца, опять резко разгибался и начинал сворачиваться вперед, постепенно увеличиваясь в размерах и теряя шерсть. Когда первый луч солнца проник в окошко, выходящее на восток, посреди избы лежал голый и мокрый от пота и крови мужчина лет сорока, в спине которого торчала обгрызенная стрела. Мужчина повернул голову влево, посмотрел на стрелу, попробовал выдернуть ее рукой. Она вспять не шла. Тогда он поднялся, подошел к сложенной из бревен стене, нашел трещину, расположенную примерно на уровне его пупа. Присев у стены спиной к ней, он вставил конец стрелы в трещину и налег на стрелу так, чтобы она двигалась в его теле вперед и вверх. От боли он закрыл глаза и закусил тонкую нижнюю губу острыми желтоватыми зубами. Из обоих уголков рта потекли струйки темно-вишневой густой крови, а со лба – крупные капли пота, которые перебирались на вздувшиеся шейные жилы, а затем на бугры напряженных грудных мышц, покрытых короткой рыжеватой шерстью. Чуть ниже левой ключицы под кожей вспух маленький бугорок. Постепенно он становился все острее и выше, из вершины, прорвав белую, незагорелую кожу, показалось черное влажное жало и полилась темно-вишневая, тяжелая кровь. Рана словно сама по себе расширялась и выталкивала наконечник стрелы, а заодно и кровь, которая залила левую часть туловища и пах. Когда наконечник вышел весь, мужчина тяжело выдохнул и, набрав полные легкие воздуха, схватил стрелу правой рукой и, яростно зарычав, выдернул ее. Он сел, прислонившись спиной к стене и опираясь о земляной пол правой рукой, в которой была зажата окровавленная стрела, переломленная у наконечника, и, казалось, заснул, потому что вовсе не обращал внимания на мух, облепивших подтеки крови на его груди.

Избу освещала лучина, пламя которой колебалось с запаздыванием, но в такт порывам воющей за стенами метели. Хозяин в надвинутой на брови лисьей шапке, холщовой рубахе навыпуск и портах сидел на лавке за столом и плел силок из конского волоса, длинного и белого. Короткие и широкие пальцы с серыми потресканными ногтями двигались неловко, часто упускали волосины, и тогда мужчина недовольно шевелил мясистыми, вывороченными ноздрями. Работа настолько увлекла его, что не услышал стук в дверь, а когда она заскрипела петлями, открываясь, испуганно вздрогнул и прикрыл силок телом, будто был застукан за кражей этого ловчего орудия.

В избу вошла женщина в белых валенках, длинном овчинном тулупе и сером пуховом платке, повязанном так, что открытыми оставались лишь глаза, большие и черные, с длинными ресницами, на которых быстро таяли снежинки. Снег лежал и на платке, и на тулупе, и на валенках – казалось, что женщина нарочно вывалялась в сугробе перед тем, как войти в жилище.

– Вечер добрый! – поздоровалась она голосом, немного приглушенным платком. – Ну и метель! К утру по самые крыши снега навалит, из дому не выберешься! – Стоя у порога, она отряхнула снег с тулупа и, поднеся ко рту розовые ладошки, подышала на них через платок.

Хозяин не ответил на приветствие и даже не глянул на гостью, продолжая горбиться за столом.

– Что ж сесть не предлагаешь?! – насмешливо спросила она. – Али не рад гостю?!

Она прошла к столу, встала напротив хозяина и, наклонив голову к левому плечу, заглянула ему в лицо. Пламя лучины, горевшей над столом, заколебалось сильнее, будто изображало борьбу двух характеров, которая велась взглядами. Мужской оказался слабее: хозяин потупился и сгорбился еще сильнее.

Женщина медленно закрыла глаза, стряхнув с ресниц маленькие, играющие оранжевым светом капельки, и медленно открыла их.

– Зачем пришла – знаешь? – спросила она.

– Нет, – буркнул хозяин.

– Ну да, откуда тебе, бирюку, знать: ни в церковь, ни в лавку, даже к колодцу не ходишь! – с издевкой произнесла она и, переменив тон на серьезный, рассказала: – Сестру мою старшую замуж выдают. За моего… Старшая ведь должна первой замуж выходить, приданого за ней больше дают – вот он, сокол ненаглядный, и променял меня…

– Я-то тут причем?

– А при том, что не бывать ей его женой! Что хочешь сделай, а помешай! Хоть зельем отворотным опои, хоть отравой, а разладь свадьбу!

– Нету у меня никаких зелий, к знахарке иди.

– Померла она осенью – али запамятовал?! – со злостью произнесла гостья.

– У меня нету, – угрюмо повторил хозяин.

– Найдешь! – сверкнув черными глазами, приказала женщина. – Расшибешься в лепешку, но найдешь. Хоть под землей… Или вся деревня будет знать, что ты волкодлак.

Хозяин дернулся, будто его стегнули кнутом.

– Ты думаешь, я забыла, как летом столкнулась с тобой на тропинке?! Или надеялся, что не признала?!.. Признала. Не сразу, правда. На Спаса-яблочного – помнишь? – ехали мы с тятей в телеге, а ты навстречу шел, лошадь еще от тебя шарахнулась. Зыркнул ты на нее – сердце мне и подсказало: он! А потом увидела, как ты в речке умывался, шрам на лбу тер… Да, должен ведь быть шрам и от стрелы! Ну-ка, заголи левое плечо!

Хозяин не пошевелился.

– Хватит и шапку с тебя снять, – продолжала она. – На загривке, поди, шерсть волчья?

Хозяин не ответил, но силок выпал из его рук.

Гостья заглянула под стол, чтобы узнать, что упало.

– Не из хвоста ли кузнецова жеребца, того – белого в серых яблоках?.. Как кузнец за ним убивался, обещал всех волков в округе собственными руками передавить! А ходить-то ему за обидчиком далеко не надо – до околицы всего. Ох и обрадуется он!..

– Чего хочешь? – оборвал хозяин.

– Я же сказала: зелье, чтоб свадьбу расстроить.

– Нету у меня зелий.

– Найди.

– Не знаю, где.

– Ну, тогда обижайся на себя! – произнесла она и сделала шаг в сторону двери.

– Если б мог, разве б не достал! – взмолился он и впервые поднял голову и посмотрел тусклым взглядом узких глаз в черные глаза женщины.

Взгляд был пристальный, обычно ни зверь, ни человек не выдерживали его, но только не гостья. Переглядев волкодлака и, видимо, поверив ему, она спросила: