Полный курс русской истории: в одной книге - Василий Ключевский

Именно по рекам и осели пришедшие на земли Восточно-Европейской равнины славяне. Летопись, как пишет Ключевский, точно располагает их по речным бассейнам: древняя Киевская земля – это область Среднего Днепра, земля Черниговская – область его притока Десны, Ростовская – область Верхней Волги и т. д. Летопись, о которой упоминает ученый, это Повесть временных лет . Конкретно в ней говорится следующее о расселении славян:

«Так же и эти славяне пришли и сели по Днепру и назвались полянами, а другие – древлянами, потому что сели в лесах, а другие сели между Припятью и Двиною и назвались дреговичами, иные сели по Двине и назвались полочанами, по речке, впадающей в Двину, именуемой Полота, от нее и назвались полочане. Те же славяне, которые сели около озера Ильменя, назывались своим именем – славянами, и построили город, и назвали его Новгородом. А другие сели по Десне, и по Сейму, и по Суле, и назвались северянами».

Как видите – племена славян привязываются именно к бассейнам рек. Реки для древнего человека были нередко единственными путями сообщения. Летом по ним можно было сплавляться, зимой ездить на санях. Дорог в нашем современном смысле не было. Из-за болотистых мест некоторые участки земли были попросту непроходимы, так что только река могла в этом плане спасти от полной изоляции. Именно на берегах рек и строились первые русские города. Река тут давала два преимущества: она защищала город хотя бы с одной стороны, если нападал враг, и она служила дорогой в любое время года. Именно реки и стали причиной, почему Днепровская Русь сложилась как торговое, а не земледельческое государство. Не нужно только думать, что у славян не было земледелия. Было. И оно было развито вполне достаточно, чтобы прокормить население. Но если земледелие давало средства к пропитанию, то торговля давала возможность богатства. Недаром Днепровская Русь – это Гардарика скандинавских саг, страна городов.

Дославянское население

Но тут не стоит думать, что до славян на территории Приднепровья ровным счетом ничего не было. Это не так. Ключевский особо оговаривает, что славяне пришли отнюдь не на пустое место, девственное, лишенное автохтонного населения. Он пишет, что по греческим источникам ясно, что южнорусские степи в античные времена были заселены иными, неславянскими народами:

«…разные кочевые народы, приходившие из Азии, господствовали здесь один за другим, некогда киммериане, потом, при Геродоте, скифы, позднее, во времена римского владычества, сарматы. Около начала нашей эры смена пришельцев учащается, номенклатура варваров в древней Скифии становится сложнее, запутаннее. Сарматов сменили или из них выделились геты, языги, роксаланы, аланы, бастарны, даки. Эти народы толпятся к нижнему Дунаю, к северным пределам империи, иногда вторгаются в ее области, скучиваются в разноплеменные рассыпчатые громады, образуют между Днепром и Дунаем обширные, но скоропреходящие владения, каковы были перед P. X. царства гетов, потом даков и роксалан, которым римляне даже принуждены были платить дань или откуп. Видно, что подготовлялось великое переселение народов. Южная Россия служила для этих азиатских проходцев временной стоянкой, на которой они готовились сыграть ту или другую европейскую роль, пробравшись к нижнему Дунаю или перевалив за Карпаты. Эти народы, цепью прошедшие на протяжении веков по южнорусским степям, оставили здесь после себя бесчисленные курганы, которыми усеяны обширные пространства между Днестром и Кубанью. Над этими могильными насыпями усердно и успешно работает археология и открывает в них любопытные исторические указания, пополняющие и проясняющие древних греческих писателей, писавших о нашей стране. Некоторые народы, подолгу заживавшиеся в припонтийских степях, например скифы, входили через здешние колонии в довольно тесное соприкосновение с античной культурой. Вблизи греческих колоний появлялось смешанное эллино-скифское население. Скифские цари строили дворцы в греческих городах, скифская знать ездила в самую Грецию учиться; в скифских курганах находят вещи высокохудожественной работы греческих мастеров, служившие обстановкой скифских жилищ».

Эти дославянские народы жили на той же территории, что потом заселили славяне, но к истории Руси как славянского государства отношения не имеют, поэтому бессмысленно связывать историю земли, где поселились славяне, с историей тех народов, которые там оставили материальные следы своего пребывания. Таковы факты. Ни скифы, ни сарматы, ни готы, ни те же роксоланы не были славянскими народами. Их история – это история других народов, к русскому не имеющая никакого отношения. Русь в этом плане даже не была наследницей этих народов, как бы этого ни хотелось, смею заметить, некоторым современным историкам, желающим удревнить историю собственного народа, «приписав» им века чужой истории, хоть скифской, хоть куманской. Ко времени прихода славян в Приднепровье там, вероятнее всего, оставались какие-то местные племена разного этнического происхождения, но они оказались либо изгнаны со своей земли, либо уничтожены, либо ассимилированы так удачно, что никаких следов от них не осталось. Историк говорит, что никаких следов связи «первославян» с этим местным населением ни в народной памяти, ни в художественном творчестве, ни в быте пришедших сюда новых жителей не сохранилось. А раз не сохранилось – так и ничего точно сказать невозможно. Невозможно сказать точно, не следует и проводить связи, ибо тогда история перестает быть наукой, а становится сборником легенд. Ключевский называет дославянское население Приднепровья народами-загадками: неизвестно, были ли это кельты, германцы или какие-то неучтенные славянские племена. В попытках исторической этнографии привязать эти «неопознанные» народы к какому-то точно известному племени он видит только недоразумение, ибо «племенные группы, на которые мы теперь делим европейское население, не суть ка-кое-либо первобытное извечное деление человечества: они сложились исторически и обособились в свое время каждая. Искать их в скифской древности значит приурочивать древние племена к позднейшей этнографической классификации. Если эти племена и имели общую генетическую связь с позднейшим населением Европы, то отдельным европейским народам трудно найти среди них своих прямых специальных предков и с них начинать свою историю». Вот так. Достойный ответ тем, кто мечтает и сегодня сделать историю Руси историей Древнего мира. Если Блок восклицал с поэтическим жаром: «Да, скифы мы, да, азиаты мы!» – то Ключевский с язвительностью историка комментировал: нет, отнюдь не скифы и не такие уж и азиаты, не стоит приписывать себе ни чужих подвигов, ни чужой славы, ни чужой истории. Всякий народ сохраняет в памяти какие-то начальные сведения о своем прошлом, легендарные сведения. И такие воспоминания-легенды, говорит Ключевский, в памяти народа не могут быть бессмысленными и беспричинными. Ведь народ – это не просто население, которое живет сообща на одной территории, народ имеет общность языка и судьбы, он чувствует себя единым целым, иначе он вообще не народ, а просто согнанные в какое-то место на жительство осколки разных племен, которые по своей природе не могут иметь общей истории. Существует ли в памяти русских такой запечатлевшийся древний момент, когда все эти поляне, северяне, древляне и прочие ощутили себя единым целым, а не отдельными племенами? Где искать самые ранние воспоминания русского народа о самом себе и самые ранние общественные формы, которые объединили этот народ для какого-то совместного действия?

Дикие племена

В исторической науке до Ключевского существовали две точки зрения на происхождение Руси. Первая из них была озвучена тем самым Шлецером, со взглядами которого так боролся Ломоносов и которые, тем не менее, разделяли последующие ведущие русские историки Карамзин, Погодин и учитель самого Василия Осиповича – Соловьев. По этой версии, начала русской истории «на обширном пространстве нашей равнины, от Новгорода до Киева по Днепру направо и налево, все было дико и пусто, покрыто мраком: жили здесь люди, но без правления, подобно зверям и птицам, наполнявшим их леса. В эту обширную пустыню, заселенную бедными, разбросанно жившими дикарями, славянами и финнами, начатки гражданственности впервые были занесены пришельцами из Скандинавии – варягами около половины IX в.». Эта точка зрения была сформирована Шлецером на основе чтения самой древней из русских летописей – Повести временных лет . Там, действительно, существует следующий текст:

«Все эти племена имели свои обычаи, и законы своих отцов, и предания, и каждые – свой нрав. Поляне имеют обычай отцов своих кроткий и тихий, стыдливы перед снохами своими и сестрами, матерями и родителями; перед свекровями и деверями великую стыдливость имеют; имеют и брачный обычай: не идет зять за невестой, но приводит ее накануне, а на следующий день приносят за нее – что дают. А древляне жили звериным обычаем, жили по-скотски: убивали друг друга, ели все нечистое, и браков у них не бывали, но умыкали девиц у воды. А радимичи, вятичи и северяне имели общий обычай: жили в лесу, как и все звери, ели все нечистое и срамословили при отцах и при снохах, и браков у них не бывало, но устраивались игрища между селами, и сходились на эти игрища, на пляски и на всякие бесовские песни, и здесь умыкали себе жен по сговору с ними; имели же по две и по три жены».