Шторм Времени - Юрий Корчевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Злопакостные татары решили, что если они не могут взять трофеи в монастыре, то его следует сжечь дотла, и принялись метать зажженные стрелы. Стрелы падали на землю, где не могли причинить вреда, на крыши. Это уже было хуже, поскольку крыши были крыты деревянными плашками.
Монахи полезли на крыши, чтобы предотвратить пожар. Снизу им подавали ведра с водой, и они заливали горящие стрелы и кое-где уже начавшие тлеть деревянные плашки.
Теперь большая часть монастырских боролась с огнем, на стенах остался Михаил и шестеро послушников. Михаил не упускал случая подстрелить татарина, если тот неосторожно приближался к монастырским стенам.
Один из татар решил поджечь ушкуй, побежал к нему с факелом и уже успел взобраться до середины трапа, как Михаил всадил ему в спину болт. Татарин вместе с факелом рухнул в воду.
Факел зашипел и погас, а тело убитого, отягощенное железом – кольчуга все-таки, шлем, сабля и нож, вместе взятые, весили немало, – пошло ко дну, пустив воздушный пузырь.
Татары опасливо потолкались по берегу, но в воду за убитым никто не полез. Конечно, степняки плавать не умеют, к тому же на них доспехи – побоялись, что сами пойдут на дно.
Видя, что попытки зажечь монастырь безрезультатны, татары сели на лошадей и поскакали прочь.
– Вот паскудники, к Зачатьевскому монастырю направились, – заметил Данила.
– Отобьются, – махнул рукой Михаил. – Мы же отбились.
– Монастырь-то женский! Известить бы их как-то надо!
– Точно! Я к настоятелю побег!
Вскоре с колокольни раздался частый, тревожный звон. Его должны были услышать в соседнем монастыре и успеть хотя бы закрыть ворота. Селяне в окрестных деревнях тоже могли иметь время схватить детей и увести их в леса. По лесам татары не шастают, в лесу разгона для конницы нет, да и лошадь может ногу сломать, попав в барсучью нору.
А через несколько минут издалека донесся ответный колокольный звон. Зачатьевский монастырь подавал знак, что сигнал услышан, понят.
– Воздадим хвалу Господу, что он отвел беду от монастыря, уберег братию.
Монахи и послушники направились в храм Рождества Пресвятой Богородицы, преклонили колени.
Седобородый старец оказался настоятелем. Он остановил Михаила у входа в храм.
– Ты православный ли, муж храбрый?
Михаил молча вытащил из-за ворота крестик на цепочке. Настоятель впился в него взглядом.
– Проходи.
Михаил встал за монахами. Кто он здесь? Чужак! Когда крестились все, крестился и он, отбивая поклоны. После молитвы показалось, что на душе просветлело как-то.
Монахи обмыли погибших, одели в чистые одежды и стали рыть в углу монастыря братскую могилу. Здесь уже было небольшое кладбище. Кто-то из проживавших здесь ранее монахов почил своей смертью, другие погибли при защите монастыря.
На обряд отпевания Михаила не допустили. Вроде слышал он от кого-то, что монашествующих отпевают по особому чину.
После похорон монахов, послушников и членов команды монахи поднялись на стены и доложили, что врага не видно. Только тогда настоятель разрешил отворить одну створку ворот. Рядом с ней встали двое вооруженных монахов. Еще трое, в том числе и Михаил, вышли из монастыря. Надо было по христианскому обычаю предать земле Илью и четверых из судовой команды.
Убитых брали по двое, а один осматривал окрестности, был в дозоре – ведь татары могли внезапно вернуться.
После того как все тела оказались за монастырскими стенами, послушник Данила и Михаил обошли убитых татар, коих числом насчитали двенадцать. Они сняли и отнесли в монастырь оружие погибших, потому как оно могло пригодиться в дальнейшем самим монахам, да и стоило железо дорого, можно было выгодно обменять его на что-то нужное.
Дотемна они едва успели отпеть и похоронить членов судовой команды. Монахи, а глядя на них, и Михаил, обмылись из бочек с водой и сели за поминальную трапезу. После боя и последующего рытья могил все устали, и настоятель это понимал. Он выставил двоих караульных на стенах, а остальным разрешил отдыхать, предупредив, однако, чтобы к заутрене все были.
– Данил, возьми к себе в келью Михаила, я вижу – меж вами приязнь.
Данила склонил голову.
Спать они улеглись на жестких ложах, но Михаил уже привык – спал же он на досках палубы целый месяц.
Уснули мгновенно. Утром его растолкал Данила.
– Темно же еще, – вздохнул Михаил.
– Вставай. Пока умоешься, а там и на заутреннюю службу пора.
Пришлось вставать, ведь недаром говорят, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
После молитвы скромный завтрак – хлеб и квас.
Настоятель подозвал к себе Михаила:
– Один ты ноне остался. Что делать думаешь?
– В Москву бы мне, – осторожно сказал Михаил.
– Один ты судно до Москвы не доведешь. Оставайся в монастыре. У нас татары четверых живота лишили, еще трое с ранами лежат. В монастыре храбрые мужи нужны, а мне монахи сказывали, что ты от боя не увиливал, за чужими спинами не прятался.
– Не готов я пока, игумен.
– Ты думаешь, князь Олег Иоаннович монастырь здесь поставил только для веры, для спасения душ? Монастырь сей с полуночной стороны Переславль от ворога прикрывает.
– Не сомневаюсь.
– Ты бы подумал, я ведь тебя не тороплю. Походи по монастырю, спроси у своего святого совета – он тебе правильное решение подскажет.
– Хорошо.
Михаил и в самом деле обошел монастырь. Был он по численности не маленьким, до схватки с татарами сорок душ имел, а ведь большая часть монастырей по десять-двадцать монахов имели. Были, конечно, и большие, например – Троице-Сергиева лавра, где в эти годы находилось до семисот монахов и послушников. Только не хотелось Михаилу запирать себя в четырех стенах, служить только Богу. Ему казалось, что он должен посмотреть на Русь, коли он волею судьбы попал сюда, а кроме того, он полагал, что найдет применение своему уму и знаниям.
Из святых он знал иконы Николая-угодника и Пантелеймона. Он постоял у этих икон, помолился, испросил совета, как ему поступить. Однако молчали иконы, не давали совета.
После вечерней молитвы он подошел к настоятелю.
– Я все-таки решил добираться до Москвы.
– Как знаешь. Видно, Бог ведет тебя другой дорогой. Купец твой за рожь заплатил сполна, потому завтра монахи снесут тебе на судно недостающие мешки.
– Настоятель, не смогу я один судно против течения в Москву пригнать.
– Набери в Переславле команду.
Михаил задумался. Чтобы набрать команду, нужны деньги.
Настоятель как будто прочитал его мысли.
– В одежде купца денег не было. Потому поищи на корабле потаенное место.
– За совет спасибо.
– А впрочем, дам я тебе одного человека – знакомца твоего, Данила. Мне все равно в Алексин человека с письмом посылать надо.
– Благодарю сердечно, но одного мало.
– Чем могу.
Настоятель дал понять, что аудиенция окончена. На прощание сказал:
– Передумаешь – возвращайся, приму, – и перекрестил Михаила.
Он уселся во дворе монастыря на камень. Даже вдвоем им с ушкуем не управиться. Если будет попутный ветер, можно поднять парус. Он на рулевом весле, Данила – у паруса. Река широкая, отмелей и перекатов быть не должно. Но если ветер стихнет, придется стоять у берега. Или, если повезет наткнуться на рыбацкую деревню, набрать людей. Возвращаться к Переставлю не хотелось. Это двадцать километров туда и столько же обратно одному, а по земле рязанской татары рыщут. Нет, надо убираться отсюда поскорее.
Вечером он рассказал в келье Даниле, что настоятель посылает вместе с ним и его, Данилу, с письмом в Алексин.
– Знаю уже, дал мне настоятель такое послушание, – коротко ответил Данил.
После утренней молитвы и завтрака братия вывезла и помогла погрузить в трюм мешки с рожью. Судно сразу просело.
Михаил и Данила веслами оттолкнулись от берега и, осеняемые крестными знамениями монахов, вывели суденышко на середину Солотчи, а из нее – в Оку. Течение подхватило судно, развернуло боком и поволокло вниз, к Переславлю.
– Данила, ставь парус.
Послушник шкотами с трудом поднял парус – обычно это делали два человека. Парус хлопнул на ветру и развернулся.
Михаил налег на рулевое весло. Тяжело груженное судно плохо слушалось руля, но парус выправил положение.
Ветер был не сильный, но ровный, и ушкуй постепенно лег на курс. Михаил направил его ближе к берегу, где течение было не такое быстрое. Сразу вспомнилось все, что говорили Илья и Георгий, управляя корабликами. Эх, надо было самому расспрашивать, только кто же знал, что их опыт ему пригодится? Стать купцом или судоводителем он никак не собирался.
Журчала за бортом вода, в спину дул ветерок, светило солнце – вроде бы жить да радоваться надо. Не убит, не ранен после набега татарского. Но кто он в этом мире? Нет ни дома, ни семьи, куда нормальный человек стремится вернуться после долгого и опасного похода. У него тут не было прошлого, он не записан в церковные книги о рождении, нет друзей, нет работы. Не человек, а привидение какое-то, виртуальное создание. Вроде при прикосновении он чувствует тепло, при уколе – боль. Живой человек из плоти и крови, и в то же время нет его. Явился из ниоткуда, исчезнет в никуда – никто и не заметит. Страшное состояние своего существования здесь и одновременно условности этого существования.