С неврозом по жизни - Андрей Курпатов

Хотя они во многих отношениях поверхностны, симптомы невротика — наиболее очевидные аспекты его проблем. Это то, от чего он хочет избавиться, не зная, насколько серьезный конфликт за ними стоит. Симптомы не разрешают базовый конфликт невротика, но смягчают его. Это — реакции, стремящиеся устранить конфликт, и они частично успешны. Когда появляется успешный симптом, он подкрепляется, поскольку уменьшается невротическое страдание. Таким образом, происходит научение симптому, как «навыку».

Конечно, все приведенные здесь реплики — лишь реконструкция своеобразной беседы, которую ведут между собой сознание и подсознание человека, страдающего неврозом (сам человек этих «тайных переговоров», конечно, не осознает). Подсознание не идет ни на какие уступки — если не хочет, то и не заставите, если боится, то боится; а сознание сохраняет хорошую мину при дурной игре. Вот и весь невроз.

В результате появления симптома человек (его психика) испытывает некоторое облегчение — было у него много проблем, а стала всего одна. Но какая! Постепенно дело обретает новый поворот, поскольку проблемы, вытесненные симптомом, никуда на самом деле не исчезают, а зачастую только усиливаются. Например, у человека проблемы с начальством на работе, он начинает хандрить, ни о чем думать не может, кроме как о своем кажущемся раке. Продуктивность его деятельности, конечно, существенно снизится, но начальник-то не знает, что его подчиненный из-за него, из-за этого начальника, неврозом страдает, и потому начинает пилить своего подчиненного пуще прежнего. Как поведет себя симптом? Он от этой «пилки» только усилится, вот так и возникает порочный круг.

Итак, в результате возникновения невротического симптома проблем у человека становится не меньше, а больше. Ситуация же оказывается патовой. С одной стороны, избавиться от симптома — значит столкнуться с жизненными проблемами, от которых ты так успешно сбежал в свой невроз. С другой стороны, и сам невроз докучает. С третьей стороны, жизненная ситуация изо дня в день ухудшается, поскольку отставленные проблемы усугубляются. Вот и стоит такой человек, как витязь на распутье: направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — сам не воротишься. Остается один путь — прямо к психотерапевту, без которого такую ситуацию уже никак не решить…

Глава 2.

Между смертью, властью и сексом

Подсознание — главный инициатор создания невротического симптома, поэтому всячески использует свои возможности влиять на сознание. Человек страдает от своего симптома и пытается всячески с ним бороться, однако сознание не может переломить «превосходящие силы противника». Сознание — вещица несамостоятельная и подотчетная подсознанию, поэтому «борьба» человека с симптомом — сплошные недоразумения: мероприятие затягивается, а симптом усиливается, и что со всем этим делать, только психотерапевту понятно.

Как уже было сказано выше, подсознание руководимо тремя инстинктами: индивидуального самосохранения, самосохранения группы и вида. Проявляются эти инстинкты страхом смерти, жаждой власти и сексуальным вожделением. Чтобы не вдаваться в наукообразные подробности, мы сразу перейдем к примерам, посмотрим, как невроз образуется в трех соответствующих случаях.

История этого 32-летнего мужчины, прапорщика МВД (назову его Алексеем), может показаться кому-то забавной, хотя на самом деле она поистине трагична, поскольку невроз загнал его в абсурдную, со всех точек зрения, ситуацию. На момент обращения его за психотерапевтической помощью он страдал неврозом уже около шести лет. Основной симптом, на который он жаловался, была «медвежья болезнь»: частый жидкий стул, возникающий всякий раз в ситуации, когда нужно покинуть какое-либо место и отправиться в путь. Причем чем дальше оказывался туалет, тем более ему туда хотелось, т.е. позывы на дефекацию возникали тем сильнее, чем труднее оказывалось удовлетворить эту потребность.

Такие позывы впервые возникли у Алексея еще в школе, во время сдачи экзаменов. Явление это частое и заурядное. От избыточного психологического стресса отделы нервной системы, отвечающие за регуляцию функции желудочно-кишечного тракта, перенапрягаются, и возникают позывы в туалет. На фоне стресса активизируются функции, которые обеспечивают организму две главные реакции при стрессе: возможность борьбы или бегства, при этом нарастает мышечное напряжение, учащается сердцебиение, повышается давление и т.п. А те функции организма, которые ответственны за отдых и переваривание пищи, напротив, подавляются. Вследствие этого происходит перенапряжение этих систем и могут возникнуть разнообразные сбои и неполадки в организме. Вот, собственно, такой сбой и произошел у еще относительно маленького тогда Алеши.

Ибо страх — наследственное, основное чувство человека; страхом объясняется все — наследственный грех и наследственная добродетель.

Позывы на экстренную дефекацию возобновились у Алексея в армии, и ему не раз приходилось обращаться по этому поводу в санчасть. Поскольку же военные врачи как огня боятся дизентерии, то всякий раз при таком обращении его немедленно госпитализировали. Это позволяло Алексею избегать некоторых нагрузок, давления со стороны сослуживцев, а также других «тягот и лишений воинской службы». Конечно, он не симулировал свои позывы, просто организм Алексея еще со школьной скамьи приучился именно таким образом реагировать на стресс. Теперь же, нежданно — негаданно, этот физиологический сбой стал приносить пользу, а подсознание Алексея быстро уловило, что с помощью поноса можно облегчить армейскую жизнь.

После нескольких таких госпитализаций врачи части, где служил Алексей, выяснили, что никакой дизентерией тут и не пахнет. И подсознательные отлынивания Алексея от «тягот и лишений» накрылись медным тазом. Тут как нельзя кстати подоспел второй год службы — стрессы поуменьшились и необходимость сачковать отпала. Повторяю, все эти отлынивания осуществлялись Алексеем неосознанно, на сознательном же уровне он связывал свои желудочно-кишечные расстройства с тем, что курит иногда на голодный желудок. Как раз на втором году службы он эту вредную привычку забросил. То есть все совпало один к одному.

После увольнения в запас он поступил на службу в МВД, где, подучившись, получил звание прапорщика. Работа обещала быть интересной и в меру непыльной, но возникло одно обстоятельство… Бойцов подразделения, в котором теперь служил Алексей, стали направлять в Чечню, где шли тогда самые настоящие боевые действия, о чем, конечно, нашему герою было хорошо известно. Угроза отправки на фронт нависла над всеми, но с Алексеем случилась оказия — у него снова возобновилась его «медвежья болезнь». Первый раз это состояние возникло как раз перед выездом его группы на задание (кого-то они должны были в нашей северной столице обезвреживать). По дороге припекло так сильно, что Алексею пришлось даже остановить машину, выскочить из нее с автоматом наперевес и бежать в ближайшее кафе, но не за чашечкой кофе, как вы догадываетесь, а по «большому делу». Ситуация вышла и пикантная, и дурацкая одновременно.

Мнение в конечном счете определяется чувствами, а не рассудком.

Алексей стал переживать, что подобный приступ может повториться, и, как назло, чем больше он переживал по этому поводу, тем чаще у него возникали проблемы со стулом. Постепенно эта тема стала в его жизни самой серьезной. Где бы он ни оказался, что бы он ни делал, прежде всего должен был решить один вопрос — где тут туалет, не занят ли и каким образом туда можно максимально быстро добраться. И только если заветная дверь оказывалась неподалеку и посетить это заведение можно было в любой момент, он успокаивался и, что самое интересное, мог хоть целый день провести без всяких потуг на дефекацию. Последнее обстоятельство свидетельствовало о том, что никакого заболевания кишечника у него нет, однако объяснить эти состояния как-то иначе Алексей не мог, поэтому предпринимал многочисленные обследования. Диагноз «здоров» звучал для него как приговор. «Что со мной?» и «Что делать?» — вот два вопроса, которые отныне не давали ему покоя.

Павшие герои не имеют детей. Если самопожертвование будет происходить на протяжении нескольких поколений, то можно ожидать, что гены, благодаря которым становится возможен героизм, будут постепенно исчезать во всей популяции.

Впрочем, для меня, как психотерапевта, эта ситуация вовсе не казалась странной. Чтобы убедиться в правильности своих предположений, я задал ему достаточно простой вопрос: «Алексей, а что, ваши до сих пор в Чечню ездят?». «Да, все уже — кто два, кто три раза бывали в командировках», — протянул Алексей. «А ты-то сам ездил?» — словно бы невзначай поинтересовался я. «Да что вы, как же я могу с „этим“ в Чечню поехать?!» — эмоциональная реакция, а она была бурной сверх всякой меры, выдала Алексея с головой. Страх перед поездкой в Чечню на войну, страх быть убитым, крепко-накрепко сидевший в его подсознании, сообщил мне этой бурной эмоцией о своем присутствии. Да, с «этим» в Чечню ехать никак нельзя, а потому можно смело смотреть своим отвоевавшим товарищам в глаза: «Я не отказник, я не струсил, просто я не могу!».