Поход Суворова в 1799 г. - Николай Грязев

«Неприятельскую армию взять в полон.

Влиять твердо в армию, что их 27000, из коих только 7000 французов, а прочие всякий сброд реквизионеров.

Казаки колоть будут, но жестоко бы слушали, когда французы кричать будут пардон, или бить шамад.

Казакам самим в атаке кричать балезарм, пардон, жетелезарм и, сим пользуясь, кавалерию жестоко рубить, а на батареи быстро пускаться, что особливо внушить.

Казакам, коим удобно испортить на реке Тарро мост, и тем зачать отчаяние, с пленными быть милосерду – при ударах делать большой крик, и крепко бить в барабан; музыке играть, где случится, но особливо в погоне, когда кавалерия будет колоть и рубить, чтобы слышно было своим.

Их генералов, особливо казаки и прочие, примечают по кучкам около их; кричать пардон, а ежели не сдаются, убивать. Суворов».

_________________________________

** «Тебя, Бога, хвалим» (лат.); начало католической молитвы.

Против Макдональда находился отряд австрийского генерала Отта (5 тысяч), который и был сильно потеснен за крепость Пьяченцу 5 июня. Получив об этом известие, Суворов немедленно двинул ему на поддержку 3500 человек австрийцев под начальством Меласа, а сам, дав отдохнуть остальным войскам несколько часов, выступил вслед за ним еще до рассвета. Мелас пришел вовремя, ибо французы утром 6 июня продолжали теснить Отта на реке Тидоне. Усталые солдаты Меласа (от Алессандрии до Тидоны, 80 верст, пройдено в 36 часов), не отдыхая, вступили в бой, но поддержали Отта лишь на короткое время; неприятель в огромном превосходстве сил готовился раздавить малочисленного врага.

Между тем войска Суворова не шли, а бежали. Июньское итальянское солнце стояло уже высоко; под палящим зноем люди выбивались из сил, падали от изнеможения, и многие из упавших уже не вставали; страшный след обозначал движение армии, но жертвы были необходимы для выигрыша времени, которое теперь и было до крайности дорого. Недаром Суворов как-то выразился: «Деньги дороги, жизнь человеческая еще дороже, а время дороже всего». Колонна сильно растянулась. Иностранные писатели (Клаузевиц) заявляют, что «кажется, тактический порядок перехода не заслуживал похвалы». Странное понятие о тактическом порядке!

Суворов употреблял все меры, чтобы напрячь силы людей: переезжал от головы к хвосту колонны, постоянно повторяя: «Вперед, вперед, голова хвоста не ждет»; иногда неожиданно подъезжал к какой-нибудь части, шутил с солдатами, забавлял их разными прибаутками; появление его оживляло людей, колонна подтягивалась.

Как только пришло известие, что неприятель теснит Отта к С.-Джиовани, Суворов взял из авангарда казачьи полки и австрийских драгун и повел их сам к месту боя. Так как он взял с собою и Багратиона, то командование авангардом поручил Константину Павловичу, приказав вести его, как можно скорее; то же приказание неоднократно посылалось и в главные силы к Розенбергу.

Уже несколько часов Отт и Мелас были в горячем бою. Около 3 часов дня французы повели решительную атаку; Домбровский с поляками*** появился у деревни Карамелло, грозя отрезать австрийцам путь отступления. В эту критическую минуту в тылу показалось густое облако пыли: то был фельдмаршал с конницею. Он поскакал на холм, окинул оттуда быстрым взглядом все поле сражения и немедленно отдал свои распоряжения.

____________________________________

*** Это был вполне надежный контингент в армии Макдональда. Одушевленные патриотизмом и обманываемые надеждою на восстановление независимости отечества, они вдали от родины носили на груди в особых ладонках по горсти родной земли; ненависть к русским, особенно к Суворову, покорившему в 1794 году кровопролитным штурмом Прагу, была безгранична.

Не успев перевести дух, казаки Грекова и Поздеева и драгуны Левенера и Карачая несутся вправо против Домбровского; племянник Суворова, генерал-майор князь Горчаков, с казаками Молчанова и Семерникова, бросается влево против правого фланга французов. Они еще в первый раз увидели наших донцов. Австрийские драгуны опрокидывают неприятельскую кавалерию, а казаки облетают левый фланг Домбровского, с криком и визгом атакуют рассыпанную польскую пехоту и приводят ее в замешательство.

Конечно, этим ударом сравнительно немногочисленной конницы Суворов не мог рассчитывать дать бою решительный поворот, но быстрая конная атака должна была ошеломить противника, задержать его хотя на самое короткое время, так как каждая минута была дорога – приближалась русская пехота авангарда.

Она подошла около 4 часов дня. Это и была критическая минута боя. Фельдмаршал приказал перейти в общее наступление; приказано, не теряя времени на перестрелку, бросаться в штыки.

Багратион подошел к Суворову и вполголоса просил повременить нападением, пока подтянется хотя часть отсталых, потому что в ротах не насчитывается и по 40 человек. Суворов отвечал ему на ухо: «А у Макдональда нет и по 20; атакуй с Богом. Ура!»

Очевидно, Багратион не уяснил себе важности минуты, благоприятной для перехода в наступление против ошеломленного и уже истощенного боем противника; число не могло здесь играть слишком большой роли. Суворов же прекрасно оценил минуту; не для того же он и делал крайнюю форсировку движения войск и смелый удар конницей, лично им приведенной, чтобы потом ожидать и, быть может, пропустить минуту.

Войска дружно ударили на неприятеля. Пехота, взяв ружья на руку, двинулась с барабанным боем, музыкою и песнями. Суворов разъезжал по фронту и повторял: «Вперед, вперед, коли, руби!» Неприятель держался упорно, пользуясь пересеченною местностью: поражал наступающего огнем, атаки встречал штыками, высылал кавалерию; но все напрасно, войска Суворова безостановочно подвигались вперед. Темнота, пересеченная местность и утомление кавалерии союзников спасли французов от преследования.

В 9 часов вечера бой прекращен окончательно.

Потеря французов – 1000 человек, из них 490 пленных.

Если принять во внимание, что войска Суворова, после начала похода спустя 36 часов, являются уже на реке Тидоне, в 80 верстах от Алессандрии, вместо отдыха вступают прямо в бой и одолевают более сильного по числу противника, то будет вполне справедливо причислить действия Суворова к самым редким и замечательным военным подвигам. Моро называл впоследствии марш Суворова к Треббии «верхом военного искусства»: «C'est le sublime de l'art militaire».

Однако бой на Тидоне составлял только начало грандиозной борьбы на Треббии. Суворов поздравил войска с победою и уехал в С.-Джиовани, чтобы сделать распоряжения для боя на следующий день.

Составив превосходный план для атаки на 7 июня, Суворов назначил выступление в 7 часов утра, но вследствие страшного утомления войск отложил до 10 часов утра. Главный удар должен был быть нанесен правым флангом союзников, который состоял из русских войск; сюда же Меласу приказано прислать австрийскую дивизию Фрелиха; но узко-эгоистический австриец не исполнил приказания главнокомандующего, чем и расстроил весь план: французам не было нанесено решительного поражения. Расскажем бой 7 июня словами Грязева: «Около полудня мы всем своим корпусом, здесь сосредоточенным, двинулись в порядке и устройстве воинственном и, пройдя таким образом небольшое расстояние, встретили неприятеля при реке Тидоне, уже готового нас принять. Построясь немедленно в боевой порядок, какого требовало генеральное сражение, повели мы фронтом атаку на левый неприятельский фланг, между тем как на правый их таким же образом действовал наш авангард, вспомоществуемый частью союзного австрийского войска, состоящего наиболее в коннице. Французы встретили нас мужественно; картечи и пули посыпались с обеих сторон градом; но мы, превышая своего неприятеля отважностью, не стали более выдерживать губительного огня, но соединенными силами и устройством ударили на него прямо с места в штыки столь сильно и стремительно, что он, будучи не в состоянии ни выдержать, ни отразить нашего удара, поколебался в своей позиции и отступил. Сие только и было нужно, чтобы главную его твердость привести в движение, а тем самым и расстроить его в духе. Мы воспользовались сей благоприятной минутой и, как вихри, налетели на врагов своих, врезались в самую их середину, расстроили их душу, поражали, как отчаянные, и обратили их в совершенное бегство. Они ретировались частями за реку Треббио, при котором случае отрезали мы у них целую бригаду, из 2500 человек состоящую, со всеми ее чинами и артиллериею. Сражение продолжалось до самой темноты, которою неприятель воспользовался и отретировался еще далее вправо. Но, дабы отнять у него способы к каковому-либо из своих соединений, откомандированы были того же вечера два батальона гренадер, в том числе находился и я с своею ротою и с ним же почтенный наш шеф, генерал от инфантерии Розенберг. Мудрено было отгадать его стремительность к такому подвигу, который мог принадлежать одному штаб-офицеру; но, не раскрывая тайны интриг наших главных начальников, положили, что он не хотел оставить нас, как свой полк, в такой критической операции, и мы, пройдя ночью вброд реку Треббио, следовали далее, в таком предположении, что если не совсем в своем намерении успеем, то по крайней мере отрежем у него какую-нибудь часть или смешаем его в планах своих, в чем и действительно при деревне Сатиме успели. В полночь вступили мы тихо в сие селение, отстоящее от нашего корпуса не менее пяти верст, где и узнали от жителей, что французский арьергард расположен здесь неподалеку, в поле.