Толя, Коля, Оля и Володя здесь были - Николай САМОХИН
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
стирали штормовки в алюминиевом корыте,
надували резиновые матрацы и выколачивали пыль из одеял.
При этом они успевали еще и загорать, поворачиваясь к солнцу разными местами, чтобы не спалить какую-нибудь одну часть тела.
— Бог в помощь! — крикнул Паганель. А папа спросил; — Рыбка здешняя?
— Нет. Сахалинская, — ответили туристы. — А крабы — шикотанские.
— Так вы, значит, уже оттуда?! — обрадовался Паганель. — А мы как раз туда собираемся.
Туристы неопределенно шевельнули плечами: дескать, глядите — дело ваше.
— Вот! — поднял палец Паганель. — Век живи — век учись. Заметьте, как поступают умные люди: сначала едут на холодные, туманные острова, а потом уж в солнечный Посьет — отогреться после трудного путешествия.
Туристы согласно шмыгнули носами: дескать, ага — мы такие.
— Проворные молодые люди, — негромко проворчал дядя Коля. — И на островах раньше побывали, и здесь успели застолбить лучший участок.
Участок москвичи, действительно, выбрали самый лучший. Здесь был единственный пологий выход к морю, единственный спуск к маленькому пляжу на внутренней стороне мыса, единственная тропа к колодцу с пресной водой и единственный пятачок, не засеянный картошкой, что мы обнаружили гораздо позже.
— Ничего! — бодро сказал Паганель. — У нас местечко не хуже. — И он повел нас вперед по густой траве, под которой, как мы потом выяснили, находилось картофельное поле.
Здесь, — Паганель указал на дикие заросли какой-то высокой, переплетающейся травы. — Ну, придется маленько расчистить. И ветерок тут, на вершине, конечно. Зато комаров не будет… Разумеется, тайфун — если он случится — нас отсюда сдует. Но, полагаю, далеко мы не улетим — вон те деревья задержат палатки…
Место, и верно, было надежным. Не считая тропинки, которую стерегли москвичи, со всех сторон нас окружали неприступные отвесные скалы. Здесь, наверное, запросто можно было выдержать длительную осаду превосходящих сил морских разбойников.
— Спускаться к морю мы будем через лагерь соседей, — решил Паганель. — Думаю, они не станут возражать.
Так мы поселились рядом с москвичами.
Правда, к морю через их лагерь мы не ходим. Папа в первый же день отыскал другой спуск. Он начинается сразу за нашими палатками. Надо пройти через высокие лопухи к обрыву (он сначала не очень крутой и травянистый), по ложбинке съехать на пятой точке до первого выступа, потом, прижимаясь спиной к скале, пройти несколько метров по наклонному узенькому карнизу до горизонтальной площадки, повиснув на руках, достать ногами следующую площадку, оттуда, прыгая с камушка на камушек, спуститься к полоске из зыбких водорослей, прибитых к берегу, а уж по водорослям (если их за ночь не смоет волнами) легко добраться до пляжа.
Ходит через лагерь москвичей один Паганель. Паганель говорит, что он неравнодушен к молодежи и не может пропустить лишнюю возможность пообщаться с нею. А эти ребята ему особенно нравятся. Нравятся своей основательностью, здоровым рационализмом, спокойной уверенной силой и независимостью суждений.
Москвичи снаряжены, действительно, хорошо. Кроме палаток, спальных мешков, котлов, кастрюль, надувных матрацев, большого корыта, на которое мы сразу же обратили внимание, — у них есть еще гидрокостюмы, акваланги, кинокамеры, ледорубы и много всяких других вещей.
У них нет только вьючных лошадей. Но зато имеются важные документы, прочитав которые, все местные власти должны обеспечивать им содействие катерами, паромами, лодками и другим транспортом. И вообще, они не просто так путешествуют, а снимают по дороге фильм о подводном мире, который рассчитывают продать за большие деньги клубу кинопутешествий.
Распорядок дня у них очень строгий. Когда мы часов в девять утра только спускаемся по своей тропинке умываться, покрывшиеся гусиной кожей аквалангисты, бесшумно, как диверсанты в приключенческом фильме, уже появляются из воды с полными авоськами трепангов. Бородатый командир их дает ныряльщикам пару раз дохнуть свежим воздухом и снова гонит в море.
Потом туристы здесь же на берегу потрошат свои трофеи: режут большими ножами трепангов, выколупывают из раковин гребешков, полощут в каком-то растворе ежей и морских звезд и раскладывают их по картонным коробкам со множеством специальных отсеков.
Разговаривают они между собой короткими фразами, как хирурги во время операции:
— Женя, нож!
— Держи угол!.. Хоп — довольно!
— Бэби — вода?
— Двадцать градусов, — четко отвечает Бэби.
— Пойдешь еще?
— Да. На сорок минут.
— А воздуху осталось?
— На сорок две.
Иногда кто-нибудь из них посещает нашу стоянку, и тогда нам становится неловко: за наши неимпортные ласты, за маски с заклеенными изолентой трещинками на стеклах, за единственный закопченный котелок представляющий из себя магазинную кастрюльку с продетым сквозь ручки куском ржавой проволоки. Гость небрежно перекидывает наш скромный улов и говорит:
— Мелковаты ежики. Самые крупные ежи вон на той косе.
— Ого! — говорим мы. — Так ведь до нее — только на подводной лодке…
— Без аппарата, конечно, трудно, — соглашается гость.
— Гребешки едите? — спрашивает он. — Мы из них варим суп. Вкусно.
Тут Паганель, как бывший одессит и специалист, начинает объяснять, что гребешки хороши не только в супе, но также и сырые, жаренные на сковородке с маслом и прямо на костре в собственном соку. Попутно он сообщает, что в морских ежах есть ценная икра, а трепангов надо сначала кипятить в течение четырех часов, затем обжаривать и лишь потом есть.
— Ага… Угу, — внимательно слушает гость. — Вон что… Неужели?.. А то нам суп уже приелся… Так-так… Ну, спасибо.
— Ручаюсь, что после этой информации они удвоят уловы, — говорит довольный Паганель.
Соседи, и точно, на другой день удваивают улов.
Паганель не перестает восхищаться москвичами. Он говорит, что после общения с ними начинает как-то светло и оптимистично смотреть в наше будущее, оно представляется ему в надежных руках.
Дядя Коля, наоборот, не разделяет этих восторгов.
— Черт-те что! — сердито удивляется он. — От кооперации они, что ли? По договору?.. Ведь это еще две-три такие бригады — они море опустошат.
Дядя Коля все ждет, когда туристы устанут от заготовок и займутся каким-нибудь приличным делом: станут играть в волейбол или плавать наперегонки. А в последнее время у него появилась новая надежда. Накануне дядя Коля познакомился с местным рыбаком — высоким костлявым парнем с вертикальными глазами. Они выпили с ним на причале рыбоучастка две бутылки красного вина, после чего рыбак, царапая деревянными пальцами дяди-Колину куртку, стал открывать ему свою душу.
Рыбак говорил, что нет правды на земле. Вот, мы пашем, так? — говорит рыбак. — Берем гребешка, мидий берем и так далее. План даем — как с пушки. Мало — два плана даем, раз для народа требуется. А на острове Попова завод не успевает перерабатывать. И тогда начальство привозит нам аванс. Или спирт забрасывает. И мы запиваем. Вглухую. И завод спокойно перерабатывает улов.
После этой встречи дядя Коля ходит и мечтает вслух:
— Может, и эти орлы запьют, — говорит он. — Хоть бы запили.
Но эти не запили. Они, наоборот даже, придумали механизацию.
Как-то утром я рано проснулась, вышла из палатки и увидела дядю Колю, сидевшего на краю обрыва.
— Глянь-ка сюда, старуха, — позвал меня дядя Коля.
Я подошла. Внизу под нами соседи уже вели промысел. Они спустили на воду свое корыто, один из них, шлепая ластами, подталкивал его вперед, а два других, выныривая, перегружали в корыто улов из авосек.
Дядя Коля выколотил о камень трубку, поднялся и грустно сказал:
— Здравствуй, племя… Младое, черт побери, незнакомое.
К вечеру дядя Коля затосковал окончательно.
Он протер мокрой тряпкой свою заграничную куртку, сменил шнурки на ботинках и объявил, что пойдет сегодня в клуб. Хватит, сказал дядя Коля, он не в силах больше терпеть это безобразие. Может, в кино ему повезет. Вдруг покажут каких-нибудь молодых романтиков или каких-нибудь старомодных чудаков, абстрактных гуманистов, шизофреников, наконец, каких-нибудь…
Я стала проситься с дядей Колей.
— Ни в коем случае! — сказал папа. — Во-первых, тебя не пропустят на вечерний сеанс. Заведомо.
Но дядя Коля поставил меня рядом, и я оказалась чуть не по плечо ему.
— Вот что делает акселерация, — сказал тогда дядя Коля. — Она же почти невеста. Если спрятать косу под платочек, то в полумраке поселкового клуба ты вполне сойдешь за взрослую даму, старуха. Впрочем, я думаю, ты окажешься там далеко не самой юной.
В клубе была в этот вечер большая программа: сначала концерт агитбригады студентов нашего, между прочим, электротехнического института, потом — кино, а после кино — танцы под студенческий оркестр.