Тигр в лабиринте - Б. Кайго

— А мне не нужен такой уж хороший козел.

— Нет, козла не дам.

— Но ты получаешь не только серьгу, но и ухо в придачу, — сказал мастер Ли.

Они наклонились над столом, внимательно рассматривая окровавленное ухо.

— Не очень хорошее ухо, — усмехнулся Одноглазый Вэн.

— Ужасное ухо, — пропищала Толстуха Фу.

— Отвратительное, — усмехнулся Одноглазый Вэн,

— Самое худшее ухо, что я видела, — пропищала Толстуха Фу.

— К тому же какой в нем прок? — спросил Одноглазый Вэн.

— А ты посмотри на того мерзавца, которому оно принадлежало, и представь, сколько грязи оно слышало, — мастер Ли нагнулся над столом и прошептал: — Допустим, у тебя есть враг.

— Враг, — сказал Одноглазый Вэн.

— Он богат, и у него много земли.

— Земли, — сказала Толстуха Фу.

— Через нее протекает река.

— Река, — сказал Одноглазый Вэн.

— И вот полночь. Ты перелезаешь через забор, собаки тебя не почуяли, и ты тенью крадешься к истоку реки. Здесь ты озираешься, достаешь из кармана это отвратительное ухо и окунаешь его в воду. И из него вытекают такие грязные, жуткие, мерзостные слова, что рыбы на тысячи миль всплывают брюхом вверх. Коровы дохнут, едва попив из реки. Прекрасные сочные поля засыхают, а дети, искупавшись раз, заболевают проказой. И все это — за одного лишь козла!

Толстуха Фу закрыла лицо руками.

— Десять тысяч благословений той женщине, что родила на свет Ли Као, — запричитала она. Вэн же промокнул глаз грязным платком и хмыкнул:

— Ладно, твоя взяла.

В деревне моя жизнь шла размеренно, сезоны плавно сменяли друг друга. Теперь же меня подхватил ураган мира Ли Као, и, должен признаться, я пребывал в шоке. Но так или иначе следующее, что я помню — мы вместе с Ли Као и Толстухой Фу едем в роскошном паланкине по улицам Пекина, а Одноглазый Вэн идет впереди, разгоняя бедняков длинной тростью с золотым набалдашником. Одноглазый Вэн был одет как слуга из очень богатого дома, Толстуха Фу — как служанка, в то время как на нас с Ли Као красовались ослепительные халаты из тончайшего зеленого шелка, подпоясанные серебряными поясами, окаймленными нефритом. Жемчужные нити свисали с наших шляп и раскачивались на ветру, а мы важно сидели и обмахивались веерами.

Процессию замыкал слуга. Он волочил за собой груженную всяческими помоями тележку и паршивого козла, и это был тот самый разбойник, который еще недавно так браво размахивал ножом. Сейчас его голова была перебинтована., и он то и дело жалобно всхлипывал и стонал: «Мое ухо».

— Это дом Скряги Шэня, — Толстуха Фу указала на большой некрашеный дом, у входа в который курились дешевые благовония подле статуй бессмертного покровителя торговли, божественного искателя зарытых сокровищ, властелина богатства и всех прочих алчных божеств Небесной Канцелярии. — Скряга Шэнь — ростовщик и подлец. На него горбатятся в восьми районах города, у него есть шесть домов в шести разных городах, повозка, экипаж с шелковым балдахином, лошадь, три коровы, десять свиней, двадцать кур, восемь сторожевых собак, семь полуголодных слуг и юная наложница по имени Красотка Пин.

Впереди нас плелся старый крестьянин. Он вел тощего мула, который тянул допотопную телегу с каменными колесами, и на всю улицу кричал дрожащим скорбным голосом:

— Навоз! Свежий навооооооооооооооз!

В доме послышался странный звук, и неприятный резкий голос воскликнул:

— Каменные колеса? В Пекине?

Ставни распахнулись, и крайне отвратительного вида человек высунул голову.

— Великий Будда, каменные колеса! И впрямь! — прокричал он и тут же исчез в темноте дома. Через миг я услышал его вопли: — Повар! Эй, повар, живо сюда!

Тут входная дверь распахнулась, и Скряга Шэнь вместе с поваром выбежали на улицу и увязались за повозкой.

У них в руках были вилки, ножи, ложки, которые они тут же принялись быстро точить о медленно вращаемые колеса телеги.

— Удача-то какая! — кричал повар. — По меньшей мере, две медные монеты сэкономили!

— Мы счастливчики! — поддакивал Скряга Шэнь.

— Навоз! Свежий навоз! — молил старик.

Тут распахнулись другие ставни, и на улицу выглянуло милое личико с парой жарких миндалевидных глаз.

— Красотка Пин, — сказала Толстуха Фу. — У нее есть дешевый халатик, дешевая накидушка, дешевая шляпка, пара дешевых сандалий, дешевая расческа, дешевое кольцо и столько унизительных воспоминаний, что хватит на двадцать жизней вперед.

— Еще! — орал Скряга Шэнь. — Неси все! Мотыги, лопаты — шевелись!

— Что ни день, то райское блаженство, — вздохнула Красотка Пин и закрыла ставни.

— Навоз! Ну, купите свежий навооооооз! — стонал дед.

— Проклятая жара, — произнес мастер Ли и взмахнул веером. — И этот шум, эта жуткая вонь!

— Господин устал и изволит отдохнуть! — завопила Толстуха Фу.

— Подойдет и этот свинарник, — устало сказал Ли Као. Одноглазый Вэн остановился и тростью похлопал Скрягу Шэня по плечу.

— Эй, ты! — прохрипел он. — Тысяча благословений снизошла на тебя, ибо сам

Повелитель Ли из рода Као соблаговолил отдохнуть в твоем жалком жилище!

— Да? — удивленно сказал Скряга Шэнь, и золотая монета упала ему на ладонь.

— Господин Као Ли также требует отдельную комнату для своего спутника Повелителя

Лу из рода Юй!* [12] — снова прорычал Вэн, и вторая монета упала в руки Скряге Шэню.

— Да? — сказал Скряга Шэнь, и за этим последовала третья монета.

— И похлопочи о комнате для козла! — проревел Одноглазый Вэн.

— Твой господин, должно быть, сделан из золота! — воскликнул Скряга Шэнь.

— Нет, — так, между делом, заметил Вэн, — это все его козел.

Спустя несколько минут мы отдыхали в лучшей комнате Скряги Шэня — я, Ли Као, козел и телега с помоями. Фальшивые золотые монеты были запиханы в рыбные головы и протухшее манго, которыми мастер Ли теперь кормил козла. Еще он дал ему чашку касторки, и через некоторое время, порывшись серебряными щипцами в куче дерьма на полу, извлек на свет две сверкающие монеты.

— Что?! — закричал Ли Као. — Всего две? Несчастное животное, да как ты посмел?

Глухой удар в коридоре означал, что подглядывающий за нами Скряга Шэнь упал в обморок. Ли Као немного выждал и, когда наш друг пришел в себя, повторил процедуру.

— Четыре? Четыре золотые монеты? — неистово закричал он. — Жалкое существо,

Великому Ли Као необходимо четыреста золотых монет, дабы жить, как он привык!

Глухой удар сотряс непрочную стену.

В третий раз гнев Ли Као не знал предела.

— Шесть? Всего шесть? Тупое создание, ты когда-нибудь слышал о геометрической прогрессии? Два, четыре — восемь, а не два, четыре — шесть! Я скормлю тебя собакам и отправлюсь в заповедную землю Золотого Зерна за новым козлом!

Очередной звук говорил о том, что Скряга Шэнь еще не скоро придет в себя, и мастер

Ли вывел меня в коридор. Мы перешагнули через распростертое тело, он взял меня за руку и с серьезным видом сказал:

— Послушай, Десятый Бык, если мы хотим вернуться живыми после встречи с прародительницей, ты должен запомнить, что лучшее лекарство от угрызений совести — это ее отсутствие. Перестань думать и убери эту постную мину с лица. С этими словами он взбежал по ступенькам на второй этаж и стал открывать все двери подряд, пока не нашел нужную.

— Кто вы? — вскрикнула Красотка Пин, укрываясь одеялом.

— Меня зовут Ли Као, и у меня есть один маленький недостаток, — ответил мастер Ли с учтивым поклоном. — А это мой уважаемый спутник, Десятый Бык.

— Но что вы делаете в моей спальне? — взволновалась Красотка Пин.

— Я приношу свои извинения, но мой друг собирается провести здесь ночь, — спокойно ответил старик.

— А где Скряга Шэнь?

— Скряга Шэнь, судя по всему, проведет эту ночь с козлом.

— Козлом?

— Да, очень дорогим козлом.

— Очень до… Что ты делаешь? — воскликнула Красотка Пин.

— Я раздеваюсь, — ответил я, ибо был слишком хорошо воспитан, чтобы осмелиться ослушаться приказа такого великого мудреца, как Ли Као. К тому же повиноваться наказал мне и настоятель, который сейчас молился за мою душу.

— Я закричу! — захныкала Красотка Пин.

— Искренне надеюсь. Ах, если б мне снова было девяносто, — с грустью в голосе сказал Ли Као. — Приятной ночи, друзья.

Мастер Ли развернулся и быстро вышел за дверь, а Красотка Пин уставилась на меня.

Шаги старика удалялись, и я улыбнулся этой девушке, чья семья попала в алчные лапы оценщика и чья красота стала ее же проклятием. Отныне она была обречена на жизнь с человеком, все достоинства которого составляли маленькие свинячьи глазки, лысая голова, острый горбатый нос, напоминающий клюв попугая, отвислые губы верблюда и огромные слоновьи уши, откуда торчали пучки жестких седых волос.