Земля Савчука. Затерянные миры. Т. 9 - Леонид Платов

Жилье наше обогревалось железной печью, пол был устлан войлоком и медвежьими шкурами. Термометр, висевший на стене, показывал 15–17 градусов тепла, но вода, разлитая на полу, сразу же замерзала.

Малейшее нарушение температурного равновесия в мерзлой почве приводило к удивительным, а порой и опасным явлениям.

В начале зимы в центре острова произошло извержение «ледяного вулкана», которое могло окончиться для нас трагически.

В толще вечной мерзлоты очень тесно грунтовым водам. Снизу — ископаемый лед, сверху — слой мерзлой почвы. Вдобавок, с осени над Архипелагом устанавливался антициклон. Снег выпал поздно, и лишенная его покрова земля промерзла на еще большую глубину, чем обычно. Вода была стиснута теперь снизу и сверху.

На острове.

Погруженный нами на глубину 13 метров особый прибор показал огромное давление в 70 атмосфер. Наш геофизик тревожно покачивал головой. Можно было ожидать взрыва.

Страшно наблюдать за тем, как под напором почвенных вод вздувается, бугрится, набухает земля. В центре острова среди маленьких бугров образовался курган, который поднимался с каждым днем все выше и достиг 20 метров высоты. Мы зарегистрировали его рост при свете магния маленькой кинамкой[2]. Установлены были дежурства, чтобы не пропустить момент взрыва. На всякий случай на нарты были погружены аварийные запасы и радиостанция.

Ветер, бушевавший несколько дней, стих, и в ясном морозном воздухе стал слышен зловещий треск — предвестник взрыва.

Никто из нас не мог заставить себя заснуть. Правда, наш дом отстоял сравнительно далеко от «вулкана», но остров был очень мал, и предугадать силу и последствия будущего извержения было трудно.

Когда раздался, наконец, грохот, мы выбежали наружу.

Темносинее небо было прозрачно. Льдины еще сыпались на землю, но из развороченной воронки уже хлынула, подобно лаве, вода. Потоки ее, матово отсвечивая в лучах луны, стекали в море, подхватывая и унося за собой осколки льда. Мы любовались этим зрелищем недолго, потому что вода подступила к постройкам станции вплотную, льдины дробно застучали в стены дома. Нам пришлось вооружиться баграми, чтобы в течение нескольких часов защищать постройки от натиска льдин. Один из сараев с припасами вода все же смыла в море, несмотря на все наши усилия.

Когда непосредственная опасность миновала, мы возвратились к «вулкану». Кратер его был окутан облаком испарений. Вода то поднималась, то спадала в воронке, а вокруг по скату все покрылось уже гладкой ледяной коркой. Ночь была по-прежнему ясной, и мороз, при котором разыгралось это подлинно весеннее буйство воды, достигал 450.

…Из развороченной воронки хлынула вода…

Нужно было на будущее как-то обезопасить себя от капризов стихии. Нас пугала возможность «ледяных извержений», смещений грунта, трещин, провалов, наледей, — все, чем чревато было пребывание на этом острове. По радио мы снеслись с Институтом Мерзлотоведения в Москве и нам дали совет огородить район станции «подземным ледовым барьером». Мы вырыли ров, направление которого совпадало с направлением господствовавших на острове ветров. Ветры выдували снег, и земля на дне рва промерзала особенно глубоко. К лету станционные постройки были обнесены наглухо рвом, которому соответствовал невидимый надежный барьер в мерзлом грунте.

У берега гремели обваливающиеся глыбы земли и снега, — остров покорно отдавал дань океану.

Бреющим полетом над крикливым птичьим базаром пронеслись самолеты, сделали круг и сели на воду в бухте.

Наш остров превращен был в базу для самолетов, обследовавших полюс недоступности. Безжизненная ледяная пустыня лежала в северо-восточном секторе Арктики между Архипелагом Исчезающих Островов и берегами Аляски, Mare incognitum — неизвестное море.

А когда наступила осень, кончились экспедиционная страда и заботы, связанные с летней навигацией, наш коллектив, отказавшись от смены, остался еще на одну зимовку, чтобы обеспечить непрерывность важной научно-исследовательской работы, проводимой в зимние месяцы.

По нашим подсчетам остров терял ежегодно по 40 квадратных метров своей территории. На второе лето самолетам пришлось переменить место стоянки — бухты не было больше, линия берега стала ровной, точно его срезали ножом. Жилые постройки также пришлось отнести подальше от берега — слишком угрожающей сделалась близость моря. Аэрофотосъемки показывали, как изменились за год очертания Исчезающих Островов. Пройдет еще десять-двадцать лет, и от нашего Архипелага не останется и следа.

На третью весну завезена была на самолетах новая группа зимовщиков, а мы улетели в Тикси.

Мои товарищи задержались в Тикси на несколько дней, а я упросил летчика почтовой авиации, отправлявшегося на Диксон, взять меня с собой. Устроившись в фюзеляже самолета на тюках с почтой, я быстро уснул.

Проснулся я от неприятного ощущения под ложечкой. Самолет кидало из стороны в сторону.

— Потеряли ориентировку, — прокричал мне в ухо бортмеханик. — Туман. Жирокомпас отказал, рация не работает. Попали в магнитную бурю.

Судя по карте давно должны были появиться вышки Диксона, но в просветах тумана внизу все мелькала серая тундра.

Надвинулась ночь. Горючее было израсходовано. Пилот повел самолет на посадку.

Мы провели ночь у костра, обсуждая свое положение.

Центральная часть Таймыра, по моим сведениям, представляла собой настоящее белое пятно. Кочевья туземцев разбросаны были на огромном расстоянии друг от друга.

Решили: пилоту оставаться у самолета, нам с бортмехаником, ориентируясь по солнцу, идти на запад в поисках людей.

Мы смастерили себе подобие лыж и двинулись в путь.

Шли день, два, три по безграничной снежной пустыне. Солнце показывалось над горизонтом ненадолго, — был еще только март.

На четвертый день мы заметили, что снег сделался рыхлым, лыжи стали проваливаться. В марте в центре Таймырского полуострова началась оттепель! Это показалось нам невероятным. Я помнил по зимовке на Челюскине, что снег там начинал таять лишь в конце мая. Бортмеханик тоже с тревогой поглядывал на небо, по которому быстро неслись темносерые тяжелые тучи.

Подули теплые, юго-западные ветры, снег превратился в кашу, все вокруг поплыло. Теперь мы продвигались с огромным трудом и мучительно медленно…

От ослепительной белизны снега болели глаза. Временами горизонт заволакивала пелена. Мы останавливались и ложились в снег, ожидая, что вот-вот налетит пурга. Все было тихо по-прежнему, горизонт ясен. Вскоре мы поняли, что нас обманывает утомленное зрение.