Восставшие из сортира. Сборник статей о современной России. - Алексей Кунгуров

Вот уже месяц ко мне периодически подбегает какой-нибудь знакомый с выпученными глазами и взволнованным голосом требует: «Срочно скажи, что ты думаешь по поводу событий на Манежной площади». Я лишь равнодушно пожимаю плечами и говорю, что ничего по этому поводу не думаю и даже не собираюсь, потому что по поводу этих событий я подумал ровно 5 лет назад. Тот, кто меня не знает, после этих слов, скажет, что я псих. Кто знает, удивится и потребует предъявить доказательства того, что декабрьский шабаш националистов я предвидел заранее. Да, пожалуйста!

Нет, я, разумеется, не мог знать много лет назад, что 11 декабря 2011 г. на Манежной соберется несколько тысяч агрессивно настроенных парней, которые до усрачки напугают и Кремль, и обывательскую массу. Просто я тогда, в 2006 г. написал книгу «Как делать революцию: инструкции для любителей и профессионалов», которая недавно вышла в издательстве «Алгоритм» под приглаженным названием «Будет ли революция в России?». Наверняка, текст редактора тоже пригладили, но суть в следующем.

В 2005–2006 гг. в обществе наблюдалась явная тенденция к полевению — в РКРП шла молодежь, за Зюганова начали голосовать представители среднего класса, мелкие предприниматели и жители крупных городов с высшим образованием. Как грибы после дождя, появлялись левацкие политические группировки. Живы в памяти были массовые протесты 2005 г. против монетизации льгот, очередной подъем переживало забастовочное движение. Короче, тенденция была настолько явной, что даже Ходорковский для поддержания своего реноме политзека отозвался манифестом «Левый поворот», в котором каялся и предрекал… Многие мои друзья-леваки находились в состоянии перманентного возбуждения, некоторые всерьез готовились к массовым уличным протестам, дракам с ментами, изучали рецепты приготовления «коктейля Молотова» и с заговорщицким видом покупали в магазинах спецодежды респираторы. Хе-хе, надеюсь, респираторы пригодились, когда они пару лет спустя стали приобретать в кредит квартики на окраинах и начинали делать в них ремонт.

Так вот, в те годы, когда даже у 15-летних девочек было модно носить футболки с портретом Че (ага, прикольно смотрится, если в облипочку), я вместо того, чтобы со всей силой своего публицистического задора поддержать левый тренд, написал в книжке следующее:

«Поле политического экстремизма до сих пор непахано, поэтому неминуемо спецслужбы предпримут некоторые усилия по имитации соответствующей угрозы стабильности и процветанию. Зря они, что ли, наращивают законодательную базу, расширяя понятие экстремизма до потери всякого чувства меры? Не думаю, что именно левые станут следующим объектом атаки, предпочтительнее на сегодня выглядят шансы праворадикальных групп националистического и фашистского толка. Численность бритоголовых в стране официально определяется в 15–20 тысяч, но эти цифры завышены раз в десять, однако надо понимать смысл этой манипуляции со статистикой — фактически масс-медиа приглашает пополнить ряды националистических группировок, создавая иллюзию их массовости. Организация этнического погрома в одном отдельно взятом городе с человеческими жертвами — элементарное дело, а дальше все развивается по накатанной схеме: зачистка, гневные заявления по ТВ, показательное наказание непричастных и торжественное награждение виноватых».

Да, 5–6 лет назад национализм в политике был совершенно маргинален. Даже известный «сын юриста», начинавший карьеру, как «защитник русского народа», заигрывал с националистической риторикой крайне осторожно, еще никому не известен был городок Кондопога, а рынки по всей стране дружно закрывались на «санитарный день» 2 августа, а вовсе не 4 ноября, когда национально озабоченные граждане устраивали «Русские марши», более похожие на хеллоуин, чем на политическую акцию. Но именно тогда я вполне определенно заявил, что если в РФ и произойдет революция, то ее вызовет не рост классовых противоречий, как провозглашали леваки, а национальное пробуждение масс, спровоцированное кризисом, в который заведет страну неолиберальная политика верхов:

«Этническое сознание (обладающее большей инерцией, нежели сознание политическое), национальная культура во время распада нации приобретает громадное значение. Это тот базис, на основе которого революционеры могут моделировать будущее. Только совершенно отупевший догматик может утверждать, что русская революция 1917 г. была революцией классовой. Революций, которые условно можно назвать классовыми, в мировой истории было всего несколько — английская 1640–1689 гг., нидерландская 1566–1609 гг., французская 1789–1799 гг. Все революции XX столетия, получившие название социалистических, носили либо национально-освободительный, либо национально-модернизационный характер. Да и происходили они исключительно в тех странах, где буржуазные отношения еще не укоренились, а потому не было и классов как таковых, не сформировалось классовое сознание, а классовые противоречия порой даже не просматривались. Социалистические революции — это не способ перехода от развитого капитализма, исчерпавшего свой прогрессизм, к социализму, а выражение цивилизационного протеста некоторых народов против чуждой им модели развития и мировоззренческой доктрины.

Если у русской нации все же проснется инстинкт самосохранения, то революция неизбежна. И она будет по характеру именно национально-социалистической, причем национальная, цивилизационно-мировоззренческая ее составляющая, будет гораздо более заметна, чем в 1917 г., она станет явно доминировать над политэкономической составляющей. Социалистическая модель экономики — это всего лишь наиболее рациональный способ организации национального хозяйства. А вот социализм в общественных отношениях, образовании, культуре, демографии и т. д. — это уже воплощение нашей национальной идеи, мировоззрения, имеющего глубокие этнокультурные корни. И упаси боже, экспортировать русский социализм вовне! Как говорится, что русскому хорошо — то немцу смерть».

Там много еще подобных мыслей разбросано по всему тексту, но если резюмировать, то смысл сводится к следующему:

1. Социально-политическая революция в России возможна только при вовлечении в процесс широких масс, для чего они (массы) должны выйти из спячки.

2. В авангарде народного пробуждения будут вовсе не левые, и, тем более, не либералы немцовско-каспаровского замеса, а те, кого сегодня принято относить к националистам.

3. Сам национализм, как идеология, в ходе революции неузнаваемо мутирует от сегодняшней вульгарной этнофобии к социализму. То есть, по сути, революция будет национал-социалистической.

Уверен, что от термина «национал-социализм» многих передергивает, бренд как бы занят Гитлером и K°. Я честно пытался его чем-то заменить, но так и не придумал политкорректного синонима. Да и определение «национализм», которым я оперирую, идя на уступки устоявшимся стереотипам, тоже весьма условно.

То, что произошло в декабре на Манежной площади — это есть первые, пока совершенно стихийные, лишенные всякого политического окраса, судороги больного общества, которое чувствует себя херово, но еще не понимает, насколько тяжело больно, и тем более, не видит причин болезни. Дальше симптомы будут только обостряться. Разумеется, Кремль начнет пытаться одной рукой взять под контроль нарождающееся националистическое движение, другой — станет давить его, политтехнологи примутся наперегонки сочинять перед выборами лозунги со словом «русский» в различных падежах и склонениях. Все это не более чем пена. Действительно важное значение имеют лишь те сдвиги, которые происходят в головах десятков миллионов пока совершенно пассивных и аполитичных обывателей в возрасте от 15 до 30 лет. А сдвиги эти, пока малозаметные для большинства, означают то, что я пять лет назад назвал пробуждением инстинкта самосохранения русской нации. События на Манежке — лишь одно из первых видимых проявлений этих сдвигов.

Думаю, у многих все же вертится на языке вопрос — как сам автор относится к националистам? Отвечаю предельно откровенно: я отношусь к националистам, как к пятилетним детям, верящим в Деда Мороза. Ведь никакому взрослому не придет в голову разоблачать миф о добром дедушке, оставляющим подарки под елкой. Детям нужна вера в то, что жизнь — это добрая сказка со счастливым концом, их психика просто сломается, если они увидят действительность глазами взрослых.

Так вот, националисты — это дети, которых я не могу осуждать, но и, разумеется, не могу верить в сказки, которые они для себя сочиняют. Они вызывают у меня в зависимости от ситуации лишь снисходительную улыбку или желание сделать строгое лицо и погрозить пальцем. Ко всему прочему те люди, которые называют себя националистами, даже понятия не имеют, что такое национализм. А я имею, и если кому-то интересно, в следующий раз расскажу — не зря же я изучал национализм пять лет назад, когда рыночные торгаши делали гешефт на арафатках и майках с Че Геварой, а Ходорковский изображал из себя Ленина в Шушенском.