Мы из блюза - Дмитрий Игоревич Сорокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Товарищ! — задыхаясь от бега возопил он, — Помогай! Там бичи тилигента бьют!
В долю мгновенья в моей голове пронеслась масса вопросов: с какого боку я ему товарищ? Мало того, с какого боку этому мастеровому товарищ некий «тилигент», которого бьют? Кстати, за что его? И тому подобное. Но спросил я не об этом:
— «Там» — это где?
— Там, — махнул он рукой, угол Прачечного и Мойки! Я за подмогой дальше!
— Городового зови! — крикнул ему вслед и запоздало прикусил язык: городовой — последний, кто мне в обозримое время нужен.
Подивившись пролетарско-интеллигентской солидарности, всё же поспешил в указанном направлении. Географию Питера один хрен пока не знаю, и если Мойку с Фонтанкой еще попробую не перепутать, то какой там переулок Прачечный — фиг его знает. На бегу снял пенсне, положил в карман лапсердака, заранее готовясь к потере.
Скоро я увидел, как трое самого босяцкого вида существ несколько неумело, но весьма агрессивно мутузили действительно вполне интеллигентного вида молодого, вроде бы, человека. Тот уже лежал и сопротивление оказывал слабое: один из нападавших как раз выхватил из кармана пиджака интеллигента портмоне, ради которого, понятно, всё и затевалось. Босяки успели свыкнуться с мыслью, что жизнь удалась, но тут на сцене появился ваш покорный. Ни в каких секциях, кроме музыкальной школы, я в жизни не занимался, а от армии благополучно откосил в психушке. Но дворовая школа московских окраин конца 80-х и школа жизни во всей столице в начале 90-х — это вам, друзья мои, не фунт изюму. Первым делом засветил с ноги в грудак тому, кто лапнул тилигентов лопатник. Дядька хекнул, отлетел на метр и как бы даже замер. Пока остальные двое пытались среагировать на изменение ситуации, тот, что стоял ко мне поближе, словил прямой в челюсть, от чего пришёл в некоторое изумление — в том значении, в каком слово в этом времени употребляют, а последнему я сперва сломал руку, в которой уже был нож, а потом с двух сторон отвесил по ушам, от чего и этот разбойник сомлел: как я уже говорил, силушкой мать-природа Гришу Распутина отнюдь не обидела, так что и к излету пятого десятка этот пропитанный мадерой и затраханный графинями организм всё ещё мог вполне себе немало.
Избитый интеллигент пытался сесть. Смотрел на меня он при этом с некоторым испугом. Первым делом я подобрал валявшееся в пыли портмоне и, не открывая, протянул владельцу. Следом я предложил ему руку и помог подняться, заодно хорошенько разглядев. М-да. Джимми Хендрикс любит меня, определенно. Ибо послать мне вместо книжного магазина человека, который отлично шарит в литературном процессе Петрограда — такой подгон дорогого стоит. Я узнал его сразу, хотя в книжках, которые читал в детстве, всегда публиковали его куда более поздние портреты — где он старый, маститый. Как же я его узнал, спросите? А по носу. Ибо, хоть из этого самого носа сейчас и капала кровь, которую относительно молодой литератор тщился унять носовым платком, такой нос — он один на все времена, фиг подделаешь.
— Доброго дня вам, Корней Иванович, — вежливо поздоровался я. — Как это вас угораздило, голубчик?
Чуковский уставился на меня совсем уж оторопело. Его можно понять: длиннорукий лысый мужик с необремененной интеллектом мордой, в узких штанах и лапсердаке из Бобруйска, в дурацком котелке (ну что поделать, Корней Иваныч, единственная шляпа, что пока удалось раздобыть — вот эта, а без головного убора нынче — что без штанов. Но спасибо, что напомнили). И, чтобы завершить образ, я вытащил из кармана пенсне и водрузил на нос. Естественно, одна половинка уже оказалась треснутой. «Хоть Булгакова зови», — пронеслась истеричная мысль, но тут же превратилась в спасительное решение вопроса самоидентификации.
— Мы разве знакомы? — выдавил Чуковский.
— Простите великодушно, не успел представиться, — как мог располагающе (распутинской харей, ага) улыбнулся я. — Меня зовут Коровьев. Григорий Коровьев, из мещан, к вашим услугам. Позвольте предложить вам помощь.
— Откуда… Откуда вы меня знаете? — невнятно пробормотал Корней. Еще бы, учитывая его побитость, удивительно, что он на ногах-то довольно устойчиво держался.
— Один мой знакомый из Думы рекомендовал вас как солидного литератора, а я совсем недавно в Петер… в Петрограде, и ищу литературных знакомств.
— Меня? В Думе?! — офонарел Чуковский. — А! Это, верно, после английской поездки… А зачем вам литератор?
— Корней Иванович, помилуйте, разве стоит разговаривать о литературе среди поверженных врагов, когда вдали уже заливаются полицейские свистки? Право слово, мы же с вами не японцы какие! Давайте пойдем отсюда куда-нибудь, вы там приведете себя в порядок — да и вообще, возможно, вам доктор нужен? Ну, а как-нибудь потом мы с вами благостно побеседуем о русской словесности… Куда вас проводить? И не спорьте, одного вас в таком виде по городу отпустить мне просто совесть не позволит, — поддерживая его под локоть, несколько медленнее, чем хотелось бы, я повел Чуковского вдоль набережной. Свист не слишком быстро, но приближался со стороны Прачечного переулка, а общаться с полицией мне вовсе не хотелось. Начать с того, что у меня нет документов. Вообще никаких. «Усы, лапы и хвост», конечно, в наличии, но предъявлять питерским ментам морду Распутина, пусть и почти лишенную растительности — та ещё лотерея. Идём же, Корней! Похоже, последние слова я произнес вслух.
— Да… — силы то ли не до конца вернулись к бедному Чуковскому, то ли вновь оставляли его. — Пожалуй, вы правы, господин… Коровин?
— Коровьев, Григорий Павлович.
— Простите, Григорий Павлович. Буду вам благодарен премного. Но я живу на Коломенской, в одиннадцатом номере, а это довольно далеко отсюда.
— Не беда, поймаем… — Я чуть не ляпнул «такси», а потом сообразил, что очень не факт, что таковые тут имеются, да в достаточном количестве. — …извозчика. Не знаете ли, где тут ближайшая э-э-э… стоянка?
— У Исаакия, тут недалеко.
— Идём же. — Я потихоньку начал мандражировать: свист слышался ближе и ближе.
Нам повезло: полиция степенно прибыла на место происшествия, когда мы еще более степенно пересекали Фонарный мост через Мойку. Судя по всему, мои недавние визави начали подавать признаки жизни, и стражи порядка активно принимали их в свои нежнейшие объятия. Вот, кстати, еще проблемка: на допросе в участке детинушки как один покажут, что увечья им причинил и мало живота не лишил какой-то бритый жид в котелке. Так что гардероб меняем срочно. Ух ты! А это ещё кто?!
— Вот же чёрт его принёс, —
