Свидетели Крысолова - Игорь Пронин

— Это такой длиннобородый? — уточнил Дмитрий. — Чудной.

— Да, совсем ненормальный. У него свой отдел, давно из одного полковника Отиля состоящий. Оккультизм какой-то...

— Приехали!

— Да, вот так. Но Отиль утверждал, что нашёл способы связаться с инопланетным разумом или с Господом Богом, что-то такое. Правда, это коридорная информация... В общем, Плещеев впал в тоску и сказал как-то недавно, что положение аховое, шансов выжить у нас — он имел в виду всё человечество — никаких. И что впору обращаться за помощью к самому дьяволу, не то что к Богу. Они с Отилем много совещались, а на работу нашей группы Плещеев вообще перестал внимание обращать. Поэтому и тебя послал к Насыровой, ему было всё равно.

— Интересно. Вот только не понимаю, почему всех решили ликвидировать.

— А кто понимает?! — вскинулась Снежинка. — Ты думаешь, я понимаю? Прослеживаю связь, и только. Может, это мутанты приказали нас перебить. Может, у них свои люди в НБ или в министерстве. Может, завтра конец света.

Они замолчали, ожидая, пока мимо проковыляет старик с массивной тростью. Подул ветерок, взметнув краешек сарафана Снежинки.

— Данилова пропала два дня назад, — медленно проговорил Дмитрий. — Таги-заде в ходе несанкционированной операции отправил её в старые тоннели с какими-то своими людьми. Утверждал, что ни цыган, ни бомжей там больше нет. Вообще никого нет, кроме мутантов; они всех истребили. Связь оборвалась, и тогда Насырова, которая была в курсе всего, запретила ему продолжать, обратилась за помощью в Управление, потребовала устроить облаву в подземельях. Но Управление не помогло, тогда они вызвали всех своих сотрудников, приготовились действовать самостоятельно. Насырова всё же попробовала найти помощь через Плещеева, но тот не захотел с ней говорить, послал меня. Что происходит, Снежинка?

— Мы встали у кого-то на пути. Теперь... теперь нам нет места, Живец. От НБ не уйдёшь даже ты.

На этот счёт Дмитрий имел свое мнение, но промолчал. В версию причастности к делу НБ ему не верилось. Надо было продолжать борьбу за выживание, и Снежинка уже не была его союзником.

— Значит, больше этого знают только в верхах?

— Да, но туда ты не подберёшься. Насколько я понимаю, удивительно много руководителей всяческих структур покидают Москву. Отправляются отдыхать... Это неспроста, просочились, наверное, слухи... Усилена охрана.

— Отиль тоже вчера убит?

— Нет.

Дмитрий едва не подпрыгнул:

— Продолжает работать?!

— Он исчез несколько дней назад. Просто исчез, и всё. Это Терёхин сказал.

Небо постепенно затягивало облаками, на скамью упала тень. Живец поднялся, поправил куртку.

— Мне пора. Ты остаёшься?

— Да. — Снежинка опять полезла за конфетками. — Всю жизнь работала на правительство и общество и теперь не собираюсь от них бегать. Терёхина прикончила, вот и хватит. Знаешь, если они захотят со мной поговорить, я всё расскажу о нашем разговоре.

— Ладно... — Дмитрий на миг задумался, но не нашёл причин что-либо скрывать. Пусть живёт. — Прощай.

Она не ответила.

Они встретились на остановке Экспресса и пешком дошли до моста. Здесь дул ветер, разговаривать мешали проносившиеся машины. Плещеев всё хотел спросить, точно ли это то самое место, но Отиль дважды не расслышал вопроса, и полковник махнул с досады рукой. Наконец дошагали до обзорной площадки, где толпились какие-то туристы, спустились вниз на пролёт, и Отиль остановился.

Плещеев облокотился о железные, с облупившейся краской перила и посмотрел вниз, на реку. Отчего всё время хочется плюнуть с высоты?.. Какой-то инстинкт из разряда лишних, позорных. Полковник сглотнул, повернулся к спутнику. У Отиля залихватски развевалась борода, в спокойном состоянии доходившая до пояса и в нижней трети раздваивающаяся. Широкое лицо, большой лоб с просторными залысинами, узкие глаза.

— Это то самое место?

— Примерно... Он найдёт, не волнуйся.

— Я не волнуюсь... Чего уж теперь волноваться? Раньше надо было.

Внизу проплывала баржа — ресторан, толпой отплясывали какие-то старики в узких штанах и ботинках с высоким каблуком. Получалось не слишком лихо, мало кто успевал за музыкантами, рвущими струны.

— Блюз, — высказался Плещеев.

— Нет, рок-н-ролл. Клуб какой-то. Можно только позавидовать: сплошь мои ровесники, но я бы рассыпался.

— И везде так, — задумчиво проговорил Плещеев, провожая глазами баржу.

— Что именно?

— Твои ровесники. Мне иногда кажется, что я молодею, а ведь уже за пятьдесят. Город старится быстрее меня.

— Молодёжь отправилась в тёплые края, там веселее. Побережья, любовь-морковь... — В разговоре Отиль имел манеру смотреть на собеседника в упор, что обычно раздражало. Плещеев улыбнулся, но старик, видимо, и не думал шутить. — В Москве и работы-то теперь немного, всюду сидят вот такие пердуны и на пенсию не торопятся. Чем заняться молодым? Разве что самым старым задницы подмывать.

— Сейчас многие через Сети работают, вообще никуда не выходят месяцами, — заспорил Плещеев. — Нежирно, конечно, но...

— Разве это работа для молодёжи? Платят гроши, а никуда не выходить — это что же за жизнь для них? Это больше для стариков.

— Да так, на глаз-то не скажешь... — Полковник опять посмотрел в сторону уплывшего к Серебряному Бору ресторана. — По всей стране так, я недавно листал статистику... Стареем. Закон о рождаемости не работает, а ужесточать меры наказания никто не решается.

— Не пройдёт на референдуме, — убеждённо сказал Отиль.

— Да ты оглянись! — возмутился Плещеев. — Половина населения на пенсии! Конечно, они проголосуют за, им-то не рожать! Просто никто не хочет брать на себя ответственность, вот и всё. Каждое правительство у нас — временное, отсюда и разложение.

— Да ты монархист? — впервые улыбнулся Отиль. — Не ожидал от полковника СПР!

— От полковника и слышу.

— Монархист, надо же! — не переставал радоваться старик. — Вот дела! Совсем, значит, плохо дело!

— Отстань.

Плещеев опять отвернулся к реке. Глупо всё. Глупо, потому что бессмысленно. Тридцать лет существовала Служба перспективного развития и медленно угасала практически с первого же дня своего существования. Все вокруг считали эту организацию совершенно лишней, возникшей из-за глупости власть предержащих, но каждый раз, когда вставал вопрос о её ликвидации, наверху находился хоть один да умный человек и брал её под крыло. И всё, быть может, ради этого дня, когда надо спасти то, что ещё осталось от загибающегося мира. В результате на мосту стоят два забывших, когда надевали форму, полковника и ведут дурацкие разговоры.