Акулья хватка - Джеймс Мэйо

- Еще!

Худ вновь повернул регулятор громкости. Музыка стала оглушительной. Содрогания тела стали ещё быстрее. Лицо Айвори с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом подернулось тончайшей вуалью из бисеринок пота. Одна бретелька соскользнула с её плеча и от резких движений платье сползло, слегка оголив грудь. Голова безжизненно откинулась назад.

Худ смотрел, как зачарованный. Он был поражен той легкостью, с которой она вдруг погрузилась в экстатическое состояние.

Внезапно его внимание привлекло какое-то движение в углу комнаты. В оглушающем грохоте джаза бесшумно приоткрылась дверь и в бар вошел какой-то человек - невысокие мужчина с растрепанными волосами, в белом кителе стюарда и черных брюках.

Застыв у двери, тот смотрел на Айвори. На Худа он даже не взглянул. В его взгляде сквозило что-то странное, даже маниакальное, смешанное с деревенской неотесанностью.

Он смотрел на девушку с едва заметной усмешкой и увлажнившимися губами.

Айвори безудержно несло вперед. Она с каким-то демоническим темпераментом раскачивалась из стороны в сторону, расставив перед собой руки, будто сжимая в объятиях кого-то невидимого и сильного. Ее дыхание участилось, тело содрогалось, грудь и плечи вздымались в вихре звуков. Она, безусловно, впала в транс.

Худу она казалась одержимой. Ее эротическая энергия, казалось, переливалась через край, передавая Худу свои импульсы. Стук барабанов и вопли кларнетов, становясь все более и более навязчивыми и нетерпеливыми, с бесноватой неотвратимостью приближали кульминацию и развязку.

Бретелька лопнула. Стюард шевельнулся. Каким-то образом она заметила это движение. Повернувшись, она увидела мужчину, и лицо её мгновенно изменилось. Она неловко остановилась, сделала попытку овладеть собой, своими эмоциями, но, не выдержав напряжения, затряслась всем телом и бросилась на него с кулаками.

В беспамятстве она визжала, но её вопли перекрывал грохот джаза. Худ очнулся. У него было чувство, что он вышел из летаргического сна. Подойдя к стереосистеме, Худ выключил звук. В упавшей тишине её голос звучал совсем слабо:

- Пошел, пошел отсюда, грязный шпион! Да как ты посмел войти сюда! Я убью тебя, Эндрюс! Я убью... - Она колотила его, как попало. Стюард закрывал руками лицо и уклонялся от ударов.

- Ну же, мадмуазель. Придите в себя... Я не сделал вам ничего плохого, - гримасничал он, шутливо обороняясь.

Казалось, она вцепится ему в глотку. Но стюарду удалось вовремя ретироваться за дверь. Она принялась стучать и барабанить по ней, выкрикивая ругательства. Затем, явно устав, отошла в сторону и устало плюхнулась в одно из кресел, уронив голову на руки.

Опершись на стойку, Худ не отрывал от девушки взгляда. Она казалась ему ещё красивее, чем прежде. Ее высокая грудь тяжело вздымалась над декольте, округло выдаваясь под платьем. Спустя мгновение она приоткрыла глаза и улыбнулась.

- Вам понравился танец Саломеи?

- А чему он был посвящен?

- Дайте мне выпить, мистер Худ. - У неё в голосе появились кошачьи нотки.

Он принес очередной скотч.

- А где ваш стакан? - поинтересовалась она.

Смешав для себя "мартини", Худ присел на подлокотник кресла, в котором расположилась Айвори. Лежа глубоко в кресле, она смотрела на него снизу вверх.

- Мы с вами, как бы это сказать... минутку, сейчас вспомню, - а, вот оно, - родственные души, - заметила она.

- Может быть. - Каким-то непостижимым шестым чувством он ощутил её правоту.

- Не "может быть", а так и есть, мистер Худ. - Повернув голову, она ущипнула его за руку.

- Кто этот стюард, которого вы преследовали с такой страстью?

- Эндрюс? Всего-навсего лакей Лобэра. Он доводит меня до умопомрачения. Постоянно крутится поблизости.

За их спиной послышался слабый щелчок. Худ оглянулся. Из лифта выходил Перрин, стюард, показывавший ему апартаменты. Вероятно, решил, что Айвори достаточно успокоилась.

- Вам подать обед сюда, сэр?

- Почему бы нет?

- На двоих, - добавила Айвори. - И принесите розовое шампанское "Редерер".

- Хорошо, мадмуазель.

Она вновь ущипнула Худа за руку.

Сервировка и выбор блюд были безукоризненны. Салат из креветок, седло ягненка с веточками розмарина, салат из свежих овощей и мороженое. Обед затянулся, и Худ с удивлением обнаружил, что ему не хочется, чтобы он вообще кончался. Айвори выпила большую часть шампанского и велела Перрину принести ещё бутылку. Она была навеселе и громко смеялась.

Он подкинул ей вопросик насчет шофера, но ничего не добился.

- Их несколько, - сказала она, - одни уезжают, другие приезжают. И вообще, какого черта, - она оценивающе посмотрела на него поверх бокала. Он вспомнил, каким почти невероятным образом умели обольщать свои жертвы британские агентессы, и стало интересно, не подослали ли Айвори к нему с подобной целью. Почему-то в наше время многие полагают эти методы устаревшими, но Худ знал, что это совсем не так.

Он попытался мельком разузнать у неё что-нибудь насчет Лобэра. Почему, к примеру, она на того сердилась? На мгновение у неё омрачилось лицо и сверкнули глаза, так, что Худ даже испугался очередной вспышки ярости. Однако она быстро справилась с собой и в следующую минуту уже звонко смеялась.

Нет, с ней не соскучишься, и, кроме того, он не уставал ею любоваться. Прошло немало времени, как Перрин убрал со стола посуду, и только тогда Худ обнаружил, что забыл в каюте часы. Но сейчас время не имело для него никакого значения.

Они с Айвори покуривали. Девушка рассказала, что родилась в Монаде на Целебеских островах, куда её отец, "светловолосый Бог из Хельсинки", прибыл с миссией на один сезон. Он совратил её двенадцатилетнюю мать, которая в то время была очередной юной невестой вождя. Вождь убил обидчика и подвесил его за ноги к верхушке кокосовой пальмы. Он заставил мать спать под этим деревом и смотреть на тело до тех пор, пока оно не сгниет и не обвалится на землю. Но месяц спустя сам, бедолага, утонул. Когда Айвори исполнилось тринадцать лет, её увез с собой богатый португалец.

- Он дал матери за меня пятьдесят эскудо. Это очень большие деньги. Он вел себя по отношению ко мне прилично, хоть не без причуд. Но понимал, что меня ему не удержать. Вокруг ходили толпы мужчин. Я сбежала. Может быть, когда-нибудь я вам расскажу об этом.

- Расскажи сейчас.

- Мне хочется остаться чуть-чуть таинственной, самую малость. - Ее голова склонилась к его плечу.

- Все же, что вы здесь делаете?

- Я уже говорил, продаю картины.

Она мягко положила ладонь на его руку.

- Вы приехали, чтобы развлечь меня, мистер Худ?

Из-за движения бретелька, скрепленная наживо булавкой, снова отлетела. Посмеиваясь, она приподнялась и занялась починкой, в то время как Худ отправился к стойке и принес ещё два виски.

К Айвори быстро вернулось лирическое настроение, она заставила снова поставить джаз и они стали танцевать. Он чувствовал рядом её упругое тела, понимая, что ей не терпится вырваться на свободу и сотворить что-нибудь безумное. Неожиданно она изогнулась всем телом и начала вертеться.

- Погодите, погодите. Сделайте громче, ещё громче.

Худ снова увеличил громкость. Она находилась в центре комнаты, качаясь и дергаясь в ритме джаза. Обернувшись, он обнаружил, что она расстегнула молнию на своем платье, и изгибаясь всем телом, стряхивает его с себя. Платье медленно упало к её ногам.

Худ остановился, как вкопанный. Ее грудь прикрывал узкий лифчик, кроме пояса с подвязками и трусиков на ней больше ничего не было. Казалось, опьянение высвободило пламя её чувственности. Движения были раскованны и несдержанны. Повернувшись лицом к Худу, она томно сплела руки за головой, затем резко потянулась, передернула плечами, и щелкнула застежка лифчика, который полетел в Худа. У неё были роскошные пыные груди. Она протянула к нему руки.

- Чарльз...

Такой матово-смуглой коже могла позавидовать любая женщина. У неё были длинные, стройные очаровательной формы ноги. Темп музыки нарастал, грохот барабанов усиливался. Она опустила руки к подвязкам и принялась отстегивать чулки - один, потом другой. Груди колыхались, подрагивая от нетерпения. Худ видел, что она не старается возбудить его, а сама сгорает от желания.

Ритмично поводя бедрами, она медленно приспустила трусики. Те скользнули вниз и когда коснулись тола, она высвободилась ногой отшвырнула их далеко в сторону. Теперь на ней остался только черный пояс с подвязками.

Она откинула голову назад, обхватила руками свое тело, ласкала и массировала грудь, плотно сведя бедра и потирая ими друг о друга. В следующий миг, не в силах выдержать этот сладкий плен, она щелкнула застежкой пояса, который, шурша, опустился к её ногам.

Еще какую-то долю секунды её тело пульсировало в такт музыке, затем она пошатнулась, все её ослабело и расслабилось, она опустилась на колени и мягко растянулась на ковре.