Сокровенный человек (апрель 2007) - журнал Русская жизнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начальник отделочного цеха Анна Сорокина (химик по образованию, на мануфактуре с 1969 года, кавалер ордена Трудового красного знамени, зарплата - 7300 рублей плюс премиальные до 80 процентов от оклада) говорит, что сейчас ей лучше, чем при советской власти.
- Понимаете, - говорит Анна Федоровна, - мы же тогда были под колпаком. Партком, профком, технологическая дисциплина, борьба с пьяницами - работать было некогда. А сейчас работаем. И знаете, что самое приятное? Когда смотришь по телевизору сериал и видишь - герои спят на наших простынях. Видели сериал "Татьянин день"? Там героиня спит под нашей бязью!
VI.
Самое парадоксальное в ивановской промышленности - автокраны "Ивановец". То есть в самих по себе автокранах ничего парадоксального нет, но город настолько ассоциируется с текстилем, что даже несмотря на то, что "Ивановцы" в России ездят повсюду, невозможно представить, что их производят именно здесь. Главный в России завод автокранов, однако, действительно находится именно в Иванове. Директор заводского музея Елена Алексеева встречает меня у проходной.
- Вам очень повезло, вы очень кстати приехали - у нас сегодня день ветерана.
И в самом деле, на крыльце заводского клуба толпятся пожилые мужчины и женщины. Сейчас они пойдут возлагать венки к двум памятникам, стоящим на территории завода. Елена Михайловна тащит меня за ними. Первый памятник, как и положено на таких заводах, - старинный автокран на пьедестале. Однако, вопреки тради ции, это не первый кран, сошедший с заводского конвейера, а просто "кран с судьбой". В 1958 году он поступил на вооружение коммунальных служб Иркутска. Водитель-крановщик Иван Гоцкин, работавший на этой машине, в одиночку выложил бетонными плитами набережную Ангары и сделал еще много хороших дел, а кран все работал и работал, ни разу не проходя капитального ремонта, - даже уже когда крановщик Гоцкин вышел на пенсию и умер. В 2004 году в Иркутске наконец поняли, что имеют дело с уникальной машиной, и кран отправили обратно на завод, где он и стал памятником. У этого памятника мы разговорились с единственным присутствовавшим на церемонии человеком неветеранского возраста. Он оказался лидером молодежного движения "Автокран" Александром Смирновым.
Молодежное движение "Автокран". Понятно, что раньше их называли просто "автокрановские", и они ходили драться с пацанами из других районов, - но это было раньше, а сейчас эпоха молодежной политики, поэтому "автокрановские" стали молодежным движением. Занимаются спортом, вербуют местную молодежь на завод - работают, в общем.
- Лучше работать, чем воровать, правда же? - спрашивает Смирнов. Возразить трудно. Действительно, лучше работать.
Возложив венки к уникальному крану, ветераны переместились к памятнику краностроителям, павшим на войне, - маленькому обелиску, вокруг которого вкопан в землю десяток снарядных гильз с землей из тех мест, где погибали рабочие завода. Гильзы с ивановской землей у памятника нет. И правильно, что нет. Солдаты на этой земле не погибали. Только промышленность.
А промышленности памятников не ставят.
* БЫЛОЕ *
Гибель земского доктора. Дневник А.И. Шингарева
«Внутри дрожит», - записал Блок, получив известие об убийстве Шингарева и Кокошкина. Андрей Иванович и Федор Федорович, образцовые либералы и недолгие функционеры недолгого керенского правительства, были арестованы в ноябре 1917-го и убиты двумя месяцами позже.
Убиты даже не большевиками, а самой революционной стихией - явившейся к ним в больницу матросской анархической бандой. Страшная смерть двух беззащитных бывших министров ошеломила Россию - террор тогда еще не начался, и беспричинные расправы не вошли в привычку. Убийц поймали, но затем отпустили, дело закрыли, вины не нашли.
В Петропавловской крепости Андрей Иванович Шингарев вел дневник. Он так и не понял, кому и зачем понадобился его внезапный арест и абсурдное заключение. Ему казалось, что к власти пришли германские агенты: невозможно было даже вообразить, что на него, демократа и народника, земского деятеля и автора книги «Вымирающая деревня», ополчился тот самый освобожденный богоносец, именем которого творился весь 1917 год.
Эту историю, тогда же изданную и на много лет забытую, полезно вспомнить сейчас - когда о революциях говорят многие, а вот о неизбежных следствиях революций - почти никто.
Текст книги печатается с сокращениями по изданию: Как это было. Дневник А. И. Шингарева. Петропавловская крепость 27. XI -17. - 5.1.18. 2-е изд. М., 1918
Петропавловская крепость, Трубецкой бастион, камера № 70.
27 ноября.
…Арест случился все же при неожиданных обстоятельствах. Вечером у С. В. Паниной было заседание Ц. К., где мне за отсутствием всех других пришлось председательствовать. Обсуждали, кто, где и когда прочтет в Учредительном Собрании заявление Временного Правительства, как оставшегося на свободе, так и сидящего в крепости.
Предполагал я, что в Таврический войти не дадут и не удастся манифестация, но уже никак не думал, что сам я не попаду в нее и ничего не увижу. Уходить домой было поздно, все равно завтра надо было идти к Таврическому, да и казалось, что у Паниной безопаснее. На дом могут опять прийти.
Оказалось как раз наоборот. С дороги я устал, плохо спал уже несколько ночей, а потому с радостью воспользовался любезностью А. М. Петрункевич переночевать у С. В. Заснул как убитый и в 7 1/2 ч. был разбужен голосом Н. А., которая говорила - «Вставайте, пришли с обыском».
28 ноября.
Так начался для меня день великого праздника Русской земли, день созыва Учредительного Собрания.
Скоро красногвардеец и солдат вошли с ружьями в комнату, спросили мою фамилию, документы…
- А вы кто такие? И где ваши документы? - в свою очередь потребовал я.
- Мы по ордеру Военнореволюционного комитета. С нами сам комиссар. Через некоторое время, уже арестовав Панину, явился и сам «комиссар» г. Гордон - бритый, с типично охраннической физиономией и с такой же непринужденностью развязных и слащавых манер.
- Будьте добры подождать здесь. Я пойду получить инструкции относительно вас.
Он приехал часа через полтора. Инструкции были коротки. Предписывалось у меня произвести обыск и поступить сообразно с его результатами. Так как никаких вещей у меня не было, то и обыска не производилось, а за отсутствием каких-либо других «результатов» г. Гордон объявил меня арестованным.
Пришлось подчиниться силе, и я отправился. Уже рассвело, в автомобиле на улице я нашел Ф. Ф. Кокошкина и его жену, которые тоже остановились у С. В. Паниной и, так же как и я, были обысканы и задержаны без какого-либо повода.
По дороге в Смольный большевистский жандарм тоном заправского жандарма цинично и лицемерно выражал сожаление, что ему приходится прибегать к таким мерам.
- Подумайте, я арестую своего учителя Федора Федоровича Кокошкина. Какую прекрасную книгу вы написали, - говорил он с ужимками и покачиваньем головы. - А все потому, что не хотите вы признать власть народных комиссаров. Вот и г. Шингарев не хочет с нами работать по финансам.
Гордон слащаво улыбался, кривлялся и был противен донельзя. Ф. Ф. и особенно Мария Филипповна принялись его стыдить, доказывали, что он, как и прежние охранники, служит насилию, что его собственные дети будут стыдиться поступков отца и пр. Ленинский охранник, с неизменно слащавой улыбкой возражал, что делает это ради блага страны. - А может быть, дети и не поймут меня. - Подумайте, - продолжал он кривляться, - каких людей я арестовал. Я молчал. Было противно говорить с таким, с позволения сказать, гражданином, видимо, находившим особое удовольствие смаковать свою гнусную роль.
Целый день заходило к нам много посетителей, выражая то сочувствие, то негодование новым «ленинским» жандармам. В 4 часа пришла Саша и Юрий. Так как мы все были вместе, нам было весело, и в компании с приходящими образовывались даже шумные митинги. Мы довольно непринужденно и громко беседовали, чем, по-видимому, шокировали «деловую» атмосферу большевистской канцелярии. Мы были приведены в комнату № 56, где помещалась канцелярия какой-то следственной комиссии, сюда вводили арестованных, приходили родственники просить пропуска к заключенным, являлись вызванные для показания свидетели. В одном углу какой-то «чиновник» подбирал взятые, очевидно, при обыске клочки разорванного письма, стараясь составить полный текст; у окна работал на машинке военный писарь, изготовляя ордера о новых арестах; у другого столика барышня писала какие-то бумаги.