Воспоминания - Степан Тимошенко

Для нас, приехавших из глухой провинции, все было ново и неожиданно. Нам была совершенно нова обстановка. Нас все поражало, начиная со швейцара в блестящей форме и субинспектора в виц-мундире. Но несмотря на это я всегда считал, что прием по конкурсу есть самая справедливая система. Я никогда не согласился бы заменить ее конкурсом аттестатов или жребием, как иногда предлагалось. Нет сомнения, что несмотря на разные недостатки, конкурсная система в общем довольно правильно отбирала из всей массы экзаменующихся молодых людей с наилучшей подготовкой в математике. Эта подготовка, конечно, была весьма важной в дальнейшей работе будущих инженеров.

Впоследствии, попав в американский университет, я встретился, уже как профессор, со студентами, не имевшими надлежащей математической подготовки. Я увидел, как это влияло на уровень преподавания, который нужно было понижать, приспособляясь к уровню подготовки студентов. Недостаточность математической подготовки оказывала без сомнения большое влияние на отношение студентов к инженерной науке. Американский студент в большинстве случаев не интересуется выводом какой‑либо формулы, основными допущениями, делаемыми при этом выводе. Ему хочется только иметь окончательный результат, формулу, которую он мог бы механически, без рассуждений, применять при решении практических вопросов. Я думаю, что недостаток математического образования, даваемого в средних американских школах, есть одна из главных причин низкого уровня развития инженерных наук в Соединенных Штатах Америки. В моей области, механики материалов, Америка, с ее огромным количеством инженерных школ, студентов и профессоров, до сих пор решительно ничего не дала для развития этой науки.

Возвращаюсь опять к моим конкурсным экзаменам. Со времени окончания экзаменов и до начала лекций оставались две совершенно свободных недели, которые я использовал для знакомства с городом. После никогда не ходил по улицам Петербурга так много, как в эти две недели! Все было ново для меня. Улицы с торцовой мостовой, большие окна магазинов, огромные здания, каких никогда раньше не видал. А главное — Нева, Фонтанка, каналы. Такого обилия воды я никогда в своей жизни не видал. Я плавал по Фонтанке на маленьком пароходике Финляндского пароходства. Переплывал на таком же пароходике Неву. Побывал на Петербургской стороне, где осматривал Петропавловскую крепость и домик Петра Великого. Побывал на Васильевском Острове. Добрался до Галерной Гавани в надежде полюбоваться морем. Но моря там не было. На Неве впервые увидел большие иностранные пароходы. Видел верфи, на которых строят пароходы. Смотрел мосты: Николаевский и Литейный — постоянные, прочные; Троицкий и Дворцовый — деревянные, на понтонах. Осматривал большие церкви, Исаакиевский Собор, Казанский Собор. Посетил несколько раз Эрмитаж, картинную галерею Академии Художеств. Две недели были целиком заполнены этими осмотрами. После маленького Ромна, все было таким интересным, а к тому же я принят в Институт Инженеров Путей Сообщения! Я студент и скоро начну слушать лекции известных профессоров. Счастливое было время!

Занятия на 1-ом курсе в институте инженеров путей сообщения

Наконец, около 20 сентября 1896 года, начались наши лекции. Министерство Путей Сообщения, занятое постройкой Сибирского пути, нуждалось в инженерах и увеличило прием. Вместо объявленных при конкурсе 150 вакансий, составился класс больше, чем 200 человек. Ни одна аудитория Института не вмещала такого количества слушателей и нам отвели для лекций актовый зал. Вместо скамеек были поставлены стулья. Было тесно и неудобно. Записывать лекции было почти невозможно. Зал был красивый, постройки времен Александра I-го — основателя Института. По стенам — портреты царя-основателя Института, Царя Николая II-го и Министров Путей Сообщения.

Наш Институт был в ведомстве Министерства Путей Сообщения и директор Института был непосредственно подчинен министру. В то время я ничего не знал об истории Института и портреты по стенам мало меня интересовали.

Перед началом занятий нас собрал инспектор Института, Александр Андреевич Брандт, в библиотечном зале, чтобы убедиться, что все мы имеем требуемую правилами Института форму. Потом, директор Института, Герсеванов, сказал нам несколько незначительных слов, указал на то, чтобы мы всегда были одеты по форме, чтобы на улице отдавали честь инженерам путей сообщения и чтобы не курили вне специальных курительных комнат. Помню, что ни Брандт, ни Герсеванов особенного впечатления на меня не произвели. Только впоследствии я узнал, что оба они были выдающимися инженерами, что они любили Институт, любили молодежь и иногда готовы были рисковать своей карьерой, когда дело касалось интересов Института и студентов.

Первые лекции были для меня большим разочарованием. Помню первую лекцию по геодезии. Читал профессор Богуславский, автор объемистой книги по этому предмету. Лектор плохой. Описательный курс мало подходит к лекционному способу преподавания, особенно в большой аудитории. Лекции по физике были и того хуже. Лектор — профессор Гезехус, неплохой физик, но в первом семестре он должен был читать нам измерительные приборы и на первой лекции объяснил, что такое нониус. Это мы все знали из средней школы. Конечно, такая лекция не могла заинтересовать молодых людей. Огромное большинство, в том числе и я, скоро решили, что на такие лекции ходить не стоит.

Настоящую вступительную лекцию мы услышали в химической аудитории. Читал известный химик, ученик Менделеева, Коновалов. Он говорил нам о научном методе вообще, говорил, что отличает химию от алхимии. Сказал немного об истории химии. Мы все заинтересовались, почувствовали, что перед нами настоящий ученый, который хочет нас ввести в свою науку. Химия, по моему тогдашнему мнению, имела мало отношения к моим будущим интересам и мне действительно никогда больше ей заниматься не пришлось, но курс лекций Коновалова я прослушал с большим интересом.

Главным предметом на первом курсе была математика, аналитическая геометрия и дифференциальное исчисление. По этим предметам мы имели 6 лекций в неделю. Читал профессор Граве, тогда еще молодой математик, только что получивший докторскую степень и всегда являвшийся на лекцию с докторским значком. Впоследствии Граве перешел в Киевский университет и составил себе репутацию хорошего математика. Лектор он был хороший, но не старался поставить свой предмет в связь с интересами будущих инженеров. Он следовал в своем изложении только что опубликованной им книге аналитической геометрии и, почитавши эту книгу, я скоро убедился, что скорее и лучше усвою себе предмет по книжке, не слушая лекций, — так я и поступил.