Берия. Преступления, которых не было - Елена Прудникова

В результате противоборства этих так называемых «армий» фронт просто замер у станции Кюрдамир, посередине между двумя столицами, Гянджой и Баку, и стоял там до тех пор, пока не прибыли турки.

Турецкий отряд Нури-паши насчитывал шесть тысяч человек, но это была хотя бы относительно регулярная армия. Фронт дрогнул и пополз к Баку.

В дело вмешались Германия и Москва, стараясь дипломатическими путями вывести турецкие войска из Азербайджана. Ленин предложил немцам неограниченные поставки нефти, если они помогут убрать от Баку турок. Однако Нури-паша был тоже сам себе господин и прекрасно чувствовал себя на службе у новоявленной Азербайджанской республики, не обращая внимания даже на собственное правительство, не то что на союзников.

Впрочем, на стороне бакинцев тоже имелось регулярное воинское формирование — как раз в это время из Персии домой пробирался двухтысячный отряд терских казаков под командованием войскового старшины Бичерахова. Сначала они вроде бы собрались воевать с мусульманами и заняли свое место на фронте. Если бы они оставались там до конца, возможно, история Бакинской коммуны сложилась бы по-иному. Но, с одной стороны, бакинское правительство Лазарю Бичерахову не понравилось, а с другой, как раз в это время дома, в Терском крае, его родной брат Георгий поднял восстание, и перекрасившийся Бичерахов в самый критический момент обороны снялся и ушел на север, разбил три встретившихся по пути красных полка и заняв Дербент.

Боеспособность же остальных частей была неплохой, лишь пока они наступали. Как только турки стали теснить Кавказскую армию, ее части тут же затрещали по всем швам. Даже такой осторожный человек, как Анастас Микоян, в своих воспоминаниях не смог скрыть этого факта.

Например, он приводит такой эпизод. Турки начали усиленно обстреливать позиции 3-й бригады, где Микоян был комиссаром. Сначала командир бригады, дашнак Амазасп, неожиданно «заболел» и отправился в тыл. Вскоре к нему присоединился командующий отрядом, оставив свое подразделение на неопытного комиссара. Затем пришли бойцы молокане, заявившие, что их деревни находятся неподалеку, турки подходят, и им надо идти защищать свои дома. На следующий день рота красногвардейцев неожиданно бросила фронт и направилась в Баку. Их кое-как удалось остановить, но они через пару часов стали убегать другим путем, и, лишь пугнув их пулеметом, установленным на грузовике, бегство удалось задержать. А говорят, что заградотряды придумали чекисты в 1941 году! Да ничуть не бывало!

Матросы были более боеспособны, но еще менее дисциплинированны, они сами знали, что им делать и куда идти. Известен случай, когда матросский отряд встретил направлявшийся на фронт санитарный поезд, а в санитарном поезде ведь что? — медсестры и спирт. Встреча увенчалась тем, что моряки перепились в теплой женской компании, и, не успев проспаться, были вырезаны подвернувшимся мусульманским отрядом.

И, чем дальше наступали турки, тем больше бойцами Кавказской армии овладевали растерянность, паника и желание идти защищать свои дома.

В общем, дело оборачивалось плохо. Из России помощи не было, попытки получить у засевшего в Царицыне Сталина отряд для помощи Бакинской коммуне успеха не имели, а свои войска воевать не желали. Кстати, о Сталине. Вот уже много лет его постоянно и неизменно обвиняют, что он не отправил ни одного солдата на помощь Баку. А с какого перепугу он должен был отправлять им подкрепление? У Бакинской коммуны на фронте было примерное равенство сил, а Сталин, тоже с примерным равенством сил, оборонял Царицын, причем не от каких-то там турок и горских банд, а от Донской армии Краснова. Нечего им подкрепления слать, пусть сами воюют! И ведь Царицын, в отличие от Баку, белые тогда так и не взяли!

В общем, дело было плохо, мусульманские войска подступали вплотную к городу. Мусульманское население готовилось к встрече, предвкушая, как рассчитается за мартовскую резню. Остальные находились в панике. И тогда, 25 июля 1918 года, состоялось расширенное заседание Бакинского Совета совместно с фабрично-заводскими, армейскими и корабельными комитетами. Представителей всех этих партий и комитетов объединяло одно: ничего хорошего для себя от мусульман они не ждали. Поэтому большинством голосов было принято решение: для обороны Баку обратиться к англичанам, небольшой воинский контингент которых стоял неподалеку, в Персии. Те согласились, тем более что формально Азербайджанская республика, против которой им предстояло выступить, была союзницей Турции, а мировая война, где англичане противостояли туркам, к тому времени еще не закончилась. А главное, это дало англичанам повод приблизиться вплотную к желанной нефти.

Большевики и левые эсеры были против этого решения, неизвестно, на что рассчитывая. Точнее, известно на что. На собрании бойцов и командиров гарнизона Степан Шаумян говорил: «Только из России! Только от революционных товарищей из центра мы можем получить поддержку!» Но поддержки из центра не было и быть не могло. Кидать боеспособные части в бакинскую мешанину, где не было уже ни порядка, ни организации, — все равно что топить ими печку Да и не дал бы им никто боеспособных частей, слишком уж их было мало в 1918 году Единственной поддержкой из центра стал пришедший в июле отряд левого эсера Петрова численностью около 600 человек.

Сгоряча фракция большевиков даже приняла решение об уходе народных комиссаров со своих постов, но практически сразу они передумали, решив, что Совнарком должен продолжать работу. Сдаться? Еще чего! Отставка — не большевистский метод…

Вот как описывает Микоян обстановку в Баку того времени:

«…Не было хлеба: Баку уже был отрезан от Северного Кавказа казачьими бандами. Голод гулял по рабочим кварталам. Баку был отрезан от источника доброкачественной воды. Под стенами города скапливалось все больше и больше контрреволюционных полчищ. Гул артиллерийского огня заглушал притихшие заводские гудки. Страх возможной расправы… подтачивал силы рабочих».

Если что и было хуже голода и артиллерийского огня, так это мусульманские войска Азербайджанской республики.

Вечером 29 июля в Баку получили известие, что турки и азербайджанцы прорвали фронт и погнали красных, которые теперь находятся уже в Баладжарах, пригороде Баку. Именно в этот момент ушел с фронта казачий отряд Бичерахова. Что делали три красных бронепоезда, вообще непонятно. Красные войска были полностью деморализованы, воевать не хотели и были настроены паникерски. В городе тоже царила паника, после бесконечных заседаний сговорившиеся между собой меньшевики с эсерами, Центрокаспий и Армянский национальный совет решили послать корабли за англичанами в персидский порт Энзели. Армянский совет, пытаясь спасти свое население от резни, потребовал поднять белый флаг и начать мирные переговоры. Турки обстреливали Ба-ладжары. А что же большевистский Совнарком?

А Совнарком в это время писал одну из самых позорных страниц всей Гражданской войны.

11 августа 1918 года Анастас Микоян приехал с фронта в Баку. Зашел в ревком. И вот что было дальше…

«Открыл дверь в одну из комнат. Вижу, сидит Полу-хин, член коллегии военно-морского флота, прибывший из центра уполномоченным в Баку. Это был матрос высокого роста, лет тридцати пяти, очень всеми уважаемый. С ним — начальник бакинской школы командных кадров Солнцев. Они спокойно разговаривали.

— Что вы здесь делаете? — спрашиваю их.

— А сами не знаем.

— Как же так?

— Да мы тоже только что зашли в ревком и узнали, что наши товарищи эвакуировались в Астрахань.

— Неужели это верно?

— К сожалению, — отвечают, — факт.

— Как же так, — говорю я, возмущаясь, — приняв решение об эвакуации, даже не нашли возможности предупредить нас об этом в Баладжарах?

— А может, они и принимали меры, чтобы известить вас, но им, очевидно, не удалось с вами связаться, — возразили мне товарищи. Их тоже никто не известил — настолько все неожиданно и экстренно произошло».

До последнего дня призывавший не сдаваться бакинский Совнарком 31 июля 1918 года внезапно сложил свои полномочия, и в тот же день большевистская верхушка, воинский отряд Петрова и некоторые другие части на семнадцати пароходах попытались отправиться в Астрахань, бросив войска на фронте. Все произошло столь внезапно, что они не предупредили даже тех своих товарищей в городе, которые были заняты или выполняли какое-либо задание. Грубо говоря, кто не успел — тот опоздал.

А 1 августа турки уже прорвались на окраины Баку. Между тем в городе осталась другая «высшая власть» — Совет, теперь уже без большевиков. Реальную же власть, исполнительную, приняла так называемая Диктатура Центрокаспия. Центрокаспий в апреле 1918 года был настроен пробольшевистски, но, видя происходящее безобразие, надо полагать, изменил свою политическую ориентацию. По крайней мере, об этом говорят его дальнейшие действия. Представители Центрокаспия, совместно с представителями исполкома Совета, и вошли в новое правительство.