Цифровой журнал «Компьютерра» № 128 - Коллектив Авторов

Несколько из моих дипломников работают за рубежом — в Европе да Америке. Успешны. Нередко помогают. Временами огорчают. Я говорю о ситуациях, когда во время визита на историческую родину они начинают объяснять, что здесь заниматься ничем невозможно и наука имеет смысл только в развитых странах. Один из моих бывших дипломников внушал дипломникам нынешним, что вся их работа в этой стране не имеет смысла. Мы поссорились. Мне кажется, он подрывал основу для той деятельности, которая приготовила его самого к научным успехам в «нормальных» странах. Он считает, что я защищаю архаичный и бессмысленный способ действий.

Почему же я продолжаю провоцировать лучших из студентов заниматься наукой? Поскольку наша система образования существует на развалинах советской системы, в ней сохранились осколки с приличными традициями. Для части наших граждан качественное образование и высокий уровень интеллектуальной жизни остаются важными приоритетами. Даже тенденция снижения доходов с ростом уровня образования не смогла искоренить эти приоритеты! Одно дело — разваливающаяся система образования, другое — наш факультет в университете. Общие болезни отражаются и на нём, но жизнь на нём продолжается.

Это не пустая похвальба. От наших студентов приходится слышать, как их приятелей из других вузов удивляют рассказы о реалиях нашей студенческой жизни. Неужто выставление экзамена не превращается в поборы? Неужели в дипломной работе студент должен получить новые результаты, а не повторить или сымитировать что-то, что повторяли и имитировали ряды его предшественников? Я уже писал кое-что об этом.

Поддерживает ли держава наш университет и факультет? Почти нет — примерно настолько же, насколько и конторы Никанора, торгующие дипломами по сходной цене. Ну и что, что в мировом рейтинге научной эффективности наш университет — лучший в Украине? Среди российских вузов его опережают лишь Московский, Санкт-Петербургский и Новосибирский университеты. Маленькие конторки, борющиеся за место под солнцем, с готовностью выполняют любые чиновничьи пожелания (и иногда получают какие-то преференции взамен). Роль сильного университета совсем не столь уж сладка...

Ладно, не буду говорить обо всём университете. Студент, занявшийся наукой, вольётся в одну из рабочих групп (может, состоящую из него и его руководителя, а может, и из целой лаборатории). Повод моей основной заботы — наша рабочая группа. Её состав — два человека со степенями, ещё два — на грани их получения. Кто-то начинает работу над диссертацией, кто-то делает диплом. Помогают друг другу, поддерживая азарт от работы. Она не уникальное явление — я сотрудничаю ещё с несколькими подобными группами, и на нашем факультете, и на других. Как обозначить такие островки жизни? Назову их точками роста.

Что станется с ними в будущем? Они не могут находиться в законсервированном состоянии, они или растут, или умирают. А что нужно для сохранения и развития точек роста? Вот неполный перечень:

подходящие социальные рамки: хотя бы минимальное финансирование учебной и научной деятельности, дающее ставки ключевым работникам;

амбициозная молодёжь, стремящаяся к росту (ключевые достижения, диссертации и т.п.);

приток работоспособных студентов, из которых некоторые отдадут такой точке несколько лет своей работы, а лучшие — и всю свою жизнь;

доступ к современной (часто — весьма дорогой) технике;

много везения.

Сочетаются ли эти условия с задачами, которые решает система образования? Слабо. Да, карьерные стремления; да, минимальная социальная стабильность... О росте таких групп никто думать не будет, это — их собственная забота. Но они же не могут вытянуть всё сами! Из школы должны приходить способные и мотивированные студенты. Научная молодёжь должна иметь возможность работать, не вливаясь в ряды нищих или монахов. Условия для работы в стране не должны превращать возвращение из зарубежной стажировки в профессиональное самоубийство. Руководители должны так крепко стоять на ногах, чтобы не бояться роста своих преемников. Напоминает фантастику?.. А с учётом продолжающегося разрушения школьного образования и демотивирования высшего?

Может, я неправильно ограничил понятие точек роста отдельными рабочими группами? Учебная практика, о которой я сейчас говорил (и коллектив, который её проводит), — тоже точка роста. И, как другие точки роста, она будет или развиваться, или деградировать.

Я не знаю, что будет дальше. Пока — подталкиваю талантливых студентов на тот путь, который превратит большинство из них или в эмигрантов, или в лишних людей. В общем, делаю это, идя навстречу их пожеланиям. Стараюсь не морочить им голову, называть вещи своими именами...

Очень хочется, чтобы пошедшие по этому пути не пожалели о своём выборе со временем. Интересно, что я могу сделать для этого?

К оглавлению

Дмитрий Вибе: Лунная астрономия

Дмитрий Вибе

Опубликовано 06 июля 2012 года

Астрономические наблюдения с поверхности Земли связаны с многочисленными ограничениями. Очевидно препятствие в виде атмосферы, которое начинается с погоды и заканчивается принципиальной недоступностью значительной части электромагнитного спектра. Помимо него, приходится считаться также с короткой длительностью ночи и со всё возрастающим напором техногенных помех — засветкой неба, радиошумом и пр.

С этой точки зрения привлекательной альтернативой издавна казалась Луна. Вспомните старую фантастику: как ни попадётся в ней лунная база, так обязательно там есть астроном, который рассказывает главному герою о прелестях лунных наблюдений с вечно чистым небом и отсутствием ограничений по диапазонам. В нашем официальном отечественном проекте «Принципы построения долгофункционирующих лунных поселений» обязательной частью лунной базы была астрономическая обсерватория.

На практике, естественно, всё не так просто и прямолинейно. Во время экспедиции «Аполлон-16» астронавты устанавливали на Луне небольшой 3-дюймовый позолоченный телескоп для наблюдений в УФ-диапазоне (от 500 до 1600 ангстрем) и получили на нём около двух сотен снимков разных объектов (в том числе, Земли). Но это была, скорее, демонстрация возможности, чем реальная наблюдательная программа. Никакого значимого следа в науке этот инструмент не оставил, войдя в историю лишь как первый и единственный (пока) телескоп, работавший на поверхности Луны.

Настоящим окном в ультрафиолетовый диапазон и в другие невидимые с Земли диапазоны стали другие инструменты, не требующие ни твёрдой поверхности, ни присутствия наблюдателя. В те годы, когда рождались мечты о лунных городах, возможность качественных наблюдений из пустого пространства не казалась очевидной. Однако за десятилетия космической эры вне пределов земной атмосферы поработали уже многие десятки телескопов, благодаря которым в наблюдаемом спектре практически не осталось лакун. Развитие технологий позволяет делать их всё сложнее, размещать всё дальше от Земли, проводя длительные непрерывные наблюдения. Так что ни атмосфера, ни ограниченная длительность ночи принципиальными препятствиями более не являются.

Разумеется, у космических обсерваторий по-прежнему есть масса ограничений по сравнению с наземными. Основные из них — невозможность ремонта и модернизации, ограничения на размер инструмента и объём передаваемых с него данных, наконец, существенно более высокая стоимость. Единственный инструмент, в котором была решена первая проблема, — «Хаббл» — из-за этого кардинально проиграл по последнему пункту.

Однако установка аналогичного автоматического телескопа на Луне ни одну из этих проблем не решит. Размер инструмента ограничен не местом размещения, а габаритами ракет-носителей. Долететь до лунной обсерватории, чтобы починить телескоп или обновить его оборудование, будет сложнее, чем слетать к «Хабблу». О стоимости же всего этого удовольствия даже подумать страшно.

При этом на Луне есть ещё, как минимум, одна проблема, которой нет у инструментов в открытом космосе, — пыль, о пронырливости которой позволяют судить откровенно грязные скафандры американских астронавтов. Правда, сторонники лунных обсерваторий утверждают, что помеха со стороны пыли сильно преувеличена: в частности, уголковые отражатели, оставленные на Луне астронавтами, и по сей день исправно работают, а значит, запылились незначительно. Однако, если говорить не о продвинутом катафоте, а о сложном точном оптическом приборе, к тому же с подвижными частями, характеристика «незначительно запылился» может оказаться неприемлемой. Конечно, проблему пыли можно решить, но решение увеличит цену обсерватории, и без того космическую.