Блог «Серп и молот» 2014–2016 - Петр Григорьевич Балаев

Наивными быть не надо. Вот наивные и не видят за цифрами экономического роста в России на рубеже 19–20-х веков главного — значительную часть прибыли от промышленности, принадлежавшей иностранному капиталу, иностранный капитал и получал. И эта прибыль из России вывозилась. Если Юз выплавлял у нас металл, то на вывезенную им прибыль в Англии строились заводы глубокого передела, а не начального. И предприятие по производству авиационных двигателей создаёт гораздо больше рабочих мест, чем доменная печь, именно поэтому на родине Юза в сельском хозяйстве уже к 70-м годам 19-го века было занято 14% населения, а не 80% там, где он задавил «рыночными» методами Лисичанский завод.

Отсутствие промышленности, способной занять огромное число народа из разоренной деревни, явилось, кроме нищеты, еще одной причиной массовой неграмотности — правительство не видело, во-первых, необходимости, по примеру Японии, вводить всеобщее обучение, так как экономика потребности в большом количестве грамотных людей не испытывала. Образованный человек нужен, прежде всего, для работы на сложной технике. К токарному станку вчерашнего крестьянина, который не сможет на рубильнике прочесть «вкл.-выкл.», ставить бессмысленно.

А во-вторых, правительство просто боялось обучать народ грамоте, боялось, что образование откроет настежь ворота для революционной пропаганды. Поэтому даже те немногочисленные народные училища, над созданием которых всю жизнь трудился Илья Николаевич Ульянов, самодержавием были убиты, заменены суррогатом — церковно-приходскими школами.

И здесь же низкий уровень образованности населения существенно тормозил развитие экономики. Еще одна «вилка». Неграмотный крестьянин был способен вести только примитивное хозяйство, а, разорившись, уходил в город, но там мог пригодиться тоже только на самом примитивном производстве, только как чернорабочий. Человека, не умеющего читать и писать, производить, хотя бы, простейшие арифметические вычисления бесполезно было обучать профессии заводского рабочего-станочника.

Те русские предприниматели, такие, как Савва Морозов, которым посчастливилось выжить под каблуком феодальной власти, давившей их в пользу иностранного заводчика, вынуждены были все расходы на обучение своих рабочих и их детей, кадрового резерва для своих фабрик, нести сами. Они на свои средства создавали и финансировали школы при фабриках. И финансировали социал-демократические партии. Не потому финансировали, что их склоняли к этому прогрессивно мыслящие эмансипированные любовницы, не потому, что мечтали о национализации своих предприятий коммунистами, просто самодержавие со своим помещичьим феодальным гнетом, было классовым врагом отечественной буржуазии, а против врага все средства идут в ход.

Но даже если какой-нибудь губернатор, обязательно дворянин-помещик, какой-нибудь Саратовской губернии вдруг воспылал бы любовью к русскому промышленнику и они на пару заразились бы идеей построить в провинции современный по тем меркам завод, то из их затеи вышел бы полный конфуз. Станки можно было бы купить за границей (90% станков в России до 1917 года и было иностранного производства), но к этим станкам некого было ставить — раз, и некого было, из жителей Саратова, назначать на должности инженеров и техников — два, потому что по переписи 1897 года в стране насчитывалось всего 4010 человек русских инженеров и техников с высшим и среднетехническим образованием. Годовой выпуск двух средних технических вузов времен СССР.

Нехватка отечественных кадров в какой-то мере восполнялась иностранцами. «Больше всего меня интересовало и поражало наличие здесь иностранцев — немцев, французов, англичан, бельгийцев…» — писал К. Е. Ворошилов о своих впечатлениях о заводах, когда молодым парнем попал на Донбасс. Но всю Европу в Россию не привезешь, там свои заводы имелись.

И такое состояние промышленности и сельского хозяйства, которые были загнаны феодальной властью в тупик, привело к такой классовой структуризации общества, которой не было ни в одной капиталистической стране того времени. Потому что и стран капиталистических с феодальной властью уже не было ни одной, кроме России. У нас появился из числа разоренного «гениальными» реформами Александра Второго безземельного крестьянства многочисленный сельский пролетариат, более того, по сути таким же пролетариатом было еще более многочисленное малоземельное крестьянство, которое уже не могло прокормиться с земли и являлось просто-напросто сезонными рабочими для промышленных предприятий, использовавших примитивные технологии.

А пролетариат потенциально революционен, поэтому в 1905 году страну захлестнула волна крестьянских выступлений, их зафиксировано было 3228.

Тогда революцию задавили. Но проблема сельского пролетариата, который просто некуда было деть, осталась. Попытался решить ее П. А. Столыпин. Когда у нас сегодня рассуждают о столыпинских реформах, которые могли бы, дескать, вывести страну в число экономических лидеров, если бы еврейский террорист не ухлопал эту «надежду» Руси, забывают о том, что сам знаменитый премьер-министр был представителем класса феодалов, типичным помещиком, поэтому страну он «реформировал», как феодал. Вместо того, что бы все ресурсы направить на развитие промышленности, создать российским капиталистам льготные условия по сравнению с иностранным капиталом, заняться образованием народа, созданием русской массовой технической школы… он стремился сохранить существующий статус-кво России, как аграрной державы. Феодалу чужда промышленность. Он генетически не способен мыслить по-индустриальному. Поэтому этот премьер-министр с залихватски закрученным усами решил просто крестьянство обуржуазить, надеясь этим ликвидировать смертельные для государства противоречия. Выход он придумал «гениальный». «Крепкий хозяин» по его задумке должен был покинуть сельскую общину, получить общинную землю в частную собственность и превратиться в буржуа-агрария. А остальным, менее конкурентоспособным, был предложено грузить свой скарб в столыпинские вагоны и отправляться осваивать земли Сибири, чтобы там получить наделы в собственность и тоже стать буржуазными аграриями. Всё «гениально» до степени крайнего идиотизма. Барину-министру просто не пришло в голову за сочинением этих маниловских прожектов поинтересоваться историей освоения сибирских земель. Он реально «не догонял» — тайга настолько отличается от прерий американского Дикого Запада, опыт освоения которого он решил повторить, что одиночке в зарослях елок и сосен просто делать нечего. Сибирь исторически осваивалась не отчаянными одиночками, а ватагами казаков, общинами бежавших от никонианства староверов. Да были редкие счастливцы, которым удавалось без коллектива выжить и преуспеть, но они были редким исключением. Вот и в потоке столыпинских переселенцев только редкие исключения смогли освоиться на новых местах. Треть потока разорилась в диких краях окончательно и вернулась в центральные губернии обозленной на власть, которая их подбила на эту авантюру, а потом бросила на произвол судьбы. И пополнила и без того уже огромную армию безземельного сельского пролетариата. А значительная часть оставшегося в Сибири переселенческого контингента, тоже разорилась, но не имея средств покинуть новое место жительства, превратилась в батраков у старожилов. В результате реформ любимого политика нашего Президента, те социальные противоречия, которые были в центральных губерниях, оказались перенесены еще и в Сибирь.

* * *

После того, как я выложил отрывки из этой главы в ЖЖ, последовала ожидаемая