Темное наследство - Арианна Буммарко

совсем потухли. Арлекин на картине стал ещё грустнее. Неужели мне не удастся избежать отцовской судьбы? – размышляла я. Я достала свой айпод и принялась просматривать сайты аукционов.

Интересно, сколько могла стоить настоящая литография Пикассо? Поискав полчаса, я так и не получила определённого ответа. Цены колебались от двух тысяч крон до миллиона. Зато я быстро поняла, что торговля предметами искусства имеет свою теневую сторону. Я прочла заметки об одном хозяине аукциона, который приглашал специально нанятых им людей, чтобы взвинчивать цены. Об огромном, тёмном ангаре в Швейцарии, где миллиардеры хранили картины, стоившие сумасшедших денег, об одном еврее, владельце галереи, которого во время войны обчистили нацисты, об искусстве как о средстве отмывания денег и многом другом, но большая часть статей была посвящена тому, что в настоящее время рынок буквально наводнен подделками. В конце концов я пришла к выводу, что искусство – это нечто вроде красивой стильной мебели, под обивкой которой кишат клопы и прочие паразиты. А вовсе не храм духовности.

Он и правда очень красив, этот фальшивый Пикассо. Если даже папа, большой знаток, поверил в его подлинность, то почему и остальные не могут ошибиться?

– Эй, Арлекин! Поможешь мне избавиться от бессонных ночей? – спросила я.

Я жутко волновалась, когда везла литографию на оценку. Мне пришлось снять куртку в машине, чтобы не явиться к владельцу аукциона Леман с мокрыми кругами под мышками. Дома я несколько раз прорепетировала, как буду реагировать в зависимости оттого, что скажет оценщик. Если он прямо заявит, что это подделка, я фыркну: «Вот как? Ну что ж, ничего страшного, мне она всё равно дорога как память». Или: «Вообще-то я не собиралась её продавать.

Я очень к ней привязана» – это на тот случай, если оценщик признает картину подлинной, но оценит её всего в несколько тысяч крон.

В глубине души я понимала, что затеваю чистой воды авантюру, и не особо верила в свою затею. Ну и что с того, что на рынке искусства действительно развелось много фальшивок? Мне, невезучей, непременно попадётся настоящий знаток, и моя затея провалится с треском. Интересно, могут ли меня обвинить в преступлении? Но потом сообразила, что нет ничего преступного в том, чтобы обнаружить, что собственная картина – подделка. Я ведь пока не пыталась её продать. Однако никакие уговоры не помогали. Пот лил с меня ручьём, пришлось съехать на обочину, опустить боковое стекло и несколько раз глубоко вдохнуть утренний воздух.

– Слышал, у вас Пикассо. Сюжет с Арлекином, – произнёс оценщик.

– Да, всё верно, – подтвердила я, решив по возможности как можно короче отвечать на вопросы.

– Как картина у вас оказалась? – спросил мужчина, распахивая дверь в комнату, где из всей мебели стоял только один большой стол.

– Я унаследовала её от моего отца, он торговал предметами искусства, но это было много лет назад.

– Можете положить её сюда. – Мужчина указал на стол.

Я осторожно положила литографию и развернула бумагу.

Оценщик привычным жестом поднял картину, осмотрел её сзади и сбоку. Затем снова положил на стол. Прошёлся по литографии с лупой.

Моё зрение вело себя странно, картинка перед глазами сузилась до размеров точки в конце туннеля. В груди бешено стучало сердце. Я чувствовала себя преступницей.

– Минуточку, я сейчас вернусь, – внезапно сказал оценщик и покинул комнату.

В этот момент я, если честно, чуть не сбежала. Я была абсолютно уверена в том, что оценщик отправился звонить в полицию, которая упечёт меня в тюрьму за… А собственно, за что, спрашивается? Я не делаю ничего противозаконного. Просто попросила оценить картину. Оценщик вскоре вернулся. В руке у него был каталог, и он быстро пролистал его до страницы с репродукцией литографии, точь-в-точь такой же, какая лежала на столе.

– Думаю, ваша картина действительно прекрасна. Как раз сейчас подобные вещи пользуются большим спросом.

– Но?.. – робко заикнулась я.

– Никаких «но». В последнее время рынок искусства сильно перенасыщен. На продажу выставляется просто колоссальное количество литографий, но у вашей столь своеобразный мотив, что, думаю, не составит особого труда найти на неё покупателей.

– Но как, по-вашему, сколько я могу получить за неё, если решусь продавать?

– Мы можем выложить её на нашем онлайн-аукционе самое позднее через неделю. Я предварительно спишусь с парочкой надёжных покупателей. Думаю, вы сможете выручить за неё полмиллиона. Картина действительно представляет собой большую ценность, и, как я уже говорил, она просто прекрасна.

Я была готова ко всему, но такого точно не ожидала. Не в силах вымолвить ни слова, я тупо таращилась то на оценщика, то на картину. Неужели мне действительно так просто удалось обвести вокруг пальца эксперта по искусству? Хотя, возможно, он был таким же, как и все, – видел только то, что хотел видеть, а на всё остальное закрывал глаза. Другой вариант заключался в том, что он был плохим оценщиком. Потом мне в голову пришла мысль, что всё прошло так гладко только потому, что я самая настоящая аферистка. А потом пришла эйфория. Передо мной открылся целый океан ещё неизведанных возможностей, как будто у меня на руках оказался тузовый покер. Все проблемы внезапно снова стали разрешимы. Я постаралась взять себя в руки и спрятать идиотскую улыбку.

– Как здорово! – весело воскликнула я. – Честно говоря, я даже не ожидала. Можете объяснить мне условия?

Оценщик занудным голосом пробубнил заученный текст, я быстро записала всё в блокнот, стараясь не замечать, как у меня дрожат руки. Теперь уже не оставалось никаких сомнений в том, что я обманула оценщика и он собирается продать поддельную картину.

На негнущихся