Князь Олег - Галина Петреченко

— О, Бастарн, это ответ для моего дитяти, который целыми днями трется возле своей няньки, удивительной сказительницы.

— Ты должен научиться смотреть на своего врага не только глазами победителя, но прежде всего глазами миротворца, — со спокойной убедительностью продолжал увещевать Бастарн князя. — Да-да! Именно миротворца! Не веришь? Не улыбайся! Ведь и у твоего врага тоже есть жена, дети, которым нужен муж и отец. Так почему ты его должен убить? Только потому, что он богат, а ты сильнее его? Я заклинаю тебя, Аскольд! Ты должен передать своему врагу силу доброй воли и любви, и он не поднимет на тебя свою секиру! Если ты поверишь в силу своей доброй воли, то любого врага, напавшего на тебя неожиданно, ты можешь остановить силой своей любви к нему! Без оружия! Такова сила нашего разума, — горячо заверил Бастарн и добрым взглядом окинул поникшего князя.

— Не веришь, — вздохнул Бастарн немного погодя.

— Может быть, ты и прав, — немного помолчав, растерянно проговорил Аскольд, — но мне все это очень трудно сразу понять.

— Твой сын, вырастая, должен видеть своего отца не убийцей других отцов, а их благодетелем!

— Почему же ты желал, чтобы Исидор был заточен в темницу? — засмеялся Аскольд. — Ведь он почти то же самое говорил! И про любовь, и про добро…

— Не тому учит твой Исидор, — сердито возразил Бастарн. — Он учит любить хитрого и жадного, а не отчаявшегося врага, запутавшегося в поисках истины, — горячо ответил жрец, пытливо взглянув на Аскольда и усомнившись в искренности его слов.

Но Аскольд внимательно посмотрел в разгоряченное лицо жреца и очень медленно проговорил:

— Любой народ, если у него появилась возможность содержать войско, прежде всего учит его хитрости! А жадность, как правило, Бастарн, приходит всегда во время созерцания богатства! Я видел, как дичала моя дружина, когда драла и хватала со стен Софийского собора завесы, иконы, кубки, чаши, вазы и стонала от восторга, что все это будет принадлежать ей!

— Но ведь ты и готовил ее к этому! — упрекнул Аскольда Бастарн.

Аскольд усмехнулся и откровенно заявил:

— Да! А иначе она бы от меня снова сбежала к Рюрику!

— А ты только этого и боялся! Ты о соседних племенах должен был душою болеть, а не о греках да соперничестве с Рюриком!

Аскольд вскинул голову. Зло посмотрел на Бастарна:

— Ты думаешь, я забыл, для чего Киеву князь нужен?! Ты же знаешь, что я все соседние племена защитил от мадьяр и хазар! А сколько печенегов бил в Приднепровье, знают не только печенеги! Спроси половцев! Древлян!.. Будет пустословия! Не о том сказ ведем, — неожиданно оборвал себя Аскольд и, вдруг остановившись, в упор спросил жреца:

— А какие опасные думы заложены в этот треугольник? — И он развернутыми ладонями очертил в воздухе угольник с тремя вершинами.

И Бастарн, не скрывая тайн, объяснил суть древнего символа:

— Когда-то наши далекие предки изъяснялись только с помощью знаков. Слова им были не нужны и письменность — тоже. Знак вмещал гораздо больше понятий, чем можно было сказать словами, а слова уводили от главного…

— Ты хочешь сказать, что тогда жизнь была проще? — заинтересованно спросил Аскольд. — Что это был за народ? Откуда? Где обитал?

— Это были потомки третьей расы, одаренной разумом высшими существами, которые жили когда-то на нашей Земле; они породили царей Египта, Индии и других правителей и оставили нам множество совершенных законов, которые сейчас скрыты от людей, ибо когда-то были отвергнуты злыми, жадными народами, завладевшими огромными богатствами и правившими огромной страной, называвшейся Лемурией.

— Откуда ты это знаешь, Бастарн? — одними губами спросил Аскольд, и жрец почувствовал всю глубину потрясения князя. «Как хорошо, — лихорадочно подумал жрец, — что князь принял все это к душе! Как хорошо, что его душа заволновалась и сдвинулась наконец с мертвой точки неверия!..»

— Об этом знают все жрецы всех народов Земли, ибо мы — прямые потомки сынов разума, — тихо молвил Бастарн, и Аскольд не посмел возразить, ибо столько величия исходило от всей фигуры Бастарна даже тогда, когда он просто сидел, едва прислонившись спиной к стене, что язык не поворачивался поглумиться над этим откровением.

— Ты же не смог среди своего воинства выбрать себе жреца! — напомнил Бастарн Аскольду, и тот молча ему кивнул. — И невозможно ни из одного простого человека сделать жреца, ибо это опыт целых поколений, таких, как мы! Если мой сын не пойдет по моим стопам, то в нем все равно будут бурлить мои стремления и знания, и он рано или поздно все равно будет исцелять души и тела людей! — уверенно изрек Бастарн.

Аскольд опять склонил голову перед жрецом, а тот продолжил:

— Вот и ты! Ты знаешь своих прародителей, как дровосека и витию[4], но по твоим глазам, стати и жестам я чувствую, что в тебе течет кровь правителей, возможно, Скилура, скифского царя, у которого было около ста сыновей… — Аскольд широко улыбнулся и горделиво приосанился, но жрец торопливо продолжил: — Но самое главное, Аскольд, ты сейчас выполняешь не завет своего предка, а волю сынов тьмы!

Аскольд отпрянул от жреца.

— Не веришь, что я способен на добро? — жалко спросил он.

— Ты слишком далеко зашел на своем пути зла, а оттуда нет выхода, — с горечью пояснил жрец.

— Значит, я обречен?.. И мне не поможет даже… — спросил Аскольд и руками показал треугольник.

Бастарн вздрогнул:

— Нет, может быть, он тебе и поможет, но если при этом ты не обманешь надежд сынов света.

— Так помоги мне, Бастарн! — вскричал Аскольд. — Просвети мою голову знаниями сынов света!

Бастарн цепким взором оглядел съежившегося, но жадно стремившегося к истинным знаниям Аскольда и твердым голосом проговорил:

— Итак, запоминай: если ты встретишь гордых, просвещенных правителей, то покажи им, что знаешь, какую мудрость содержит этот треугольник. — И Бастарн очертил в воздухе развернутыми ладонями треугольник вершиной вверх. — Один угол — это сила твоего духа, другой угол — это сила твоего разума, третий угол — это сила твоей любви; все эти силы тебе даны Высшим Разумом, и ты, зная это, свято оберегаешь их не только в себе, но и в других! Это — первый закон. Запомнил?

Да! — поспешно ответил Аскольд. — Прошу тебя, Бастарн, продолжай.

— Оберегая силу духа, разума и любви другого, ты увеличиваешь свою! И это — второй закон!

— А еще какая мудрость заложена в этом треугольнике?

— Вера, надежда и любовь к силам сынов света, которые христианская Церковь обозначила как веру, надежду и любовь к Христу. Если ты, проникнув в истинную веру, призовешь в момент опасности сынов света себе на помощь, то никакие силы тьмы не свергнут тебя! Что еще тебя тревожит? — как можно терпеливее спросил он князя, и тот, благодарно улыбнувшись жрецу, пытливо спросил:

— А таким же будет значение этой мудрости, если я покажу треугольник вершиной вниз?

— Для просвещенных людей это будет означать, что ты пришел к ним не с добром, а со злом, и они отринут тебя! — предупредил жрец князя и понял, что Аскольд не вполне удовлетворен этим ответом. — Тебе не все понятно?

— Пользуются ли этим символом вершиной вниз темные правители?

Бастарн внимательно посмотрел в хмурое лицо Аскольда, затем вздохнул, встал со скамьи, обошел вокруг стола и медленно ответил:

— Треугольник вершиной вниз — это символ сынов тьмы, с помощью которого они разрушают светлые думы людей и обращают их в рабов своих чар. Если почувствуешь на себе их влияние и захочешь спастись от них, вспомни, что ты должен сделать?

— Руками отгоню силу их воздействия, показав треугольник вершиной вверх, и призову на помощь сынов света! — быстро ответил Аскольд и, улыбнувшись Бастарну, тепло поблагодарил жреца за мудрое поучение.

Бастарн почувствовал порыв князя и, взяв Аскольда за руку, крепко ее сжал.

— Подожди, верховный жрец! — умоляюще воскликнул Аскольд и высвободил свою руку из теплых ладоней Бастарна. — Ты все-таки упрямо заставляешь меня творить только те дела, которые угодны сынам света! — И Аскольд исподлобья посмотрел в глаза верховного жреца.

— Да, да, да! — тихо, но с жесткой убедительностью ответил Бастарн, не отводя глаз от лица князя.

— Нет! — вскричал Аскольд.

— Но почему?! — сжался от боли в сердце Бастарн.

— Да потому, что я хочу… еще раз на греков сходить и тебя с собою взять! — упрямо заявил Аскольд и отошел от жреца.

— Не проси, к грекам с тобой не пойду, ибо оттуда ты привезешь с собой не только великие дары, но и причину своей ранней гибели, — пророчески проговорил Бастарн, глядя в упрямо согнутую спину Аскольда.

Аскольд резко выпрямился и оглянулся, будто захотел мгновенно увидеть ту стрелу, что пронзила его в самое уязвимое место — княжеское тщеславие. Затем князь запустил шершавые ладони в спутанные черные кудри, опустил голову и долго молчал, не зная, что ответить на откровение верховного жреца. И наверное, князь так и не нашел бы что сказать на столь необычное пророчество Бастарна, если бы не отворилась вдруг дверь гридни и не влетел бы в нее вихрем маленький Аскольдович, а следом за ним в пестром мадьярском наряде — запыхавшаяся, раскрасневшаяся, прелестная Экийя.