Темная сторона дороги (сборник) - Олег Кожин

Артем увидел омытую ливнем мостовую и тротуар метрах в десяти от себя. Там стояли люди с зонтиками, показывали на него пальцами и что-то взволнованно кричали друг другу. До него долетали обрывки фраз, что-то про машину, про аварию, про…

Я жив? Я жив?!

Я ЖИВ!

Артем медленно встал на четвереньки. Рядом в той же луже увидел обрывок джинсового рюкзака, заляпанный коричневым. Но это уже неважно!

Я жив. Артем собрался с силами, чтобы подняться на ноги. Шум в голове мешал.

Я жив. Тварь слишком много сожрала за один раз. И я жив!

ЕЕ СТОШНИЛО МНОЙ!

Шум становился громче. Он походил на рычание зверя. Люди на тротуаре продолжали кричать. Плевать, плевать на вас, чертовы идиоты, на всех плевать!

Я ЖИВ!

Хотелось хохотать и плакать одновременно. Он не чувствовал боли в переломанных, сочащихся кровью пальцах. Потекли слезы. И смех – дикий, истеричный смех ЖИВОГО человека – разорвал грудь, когда он встал, шатаясь, во весь рост прямо посреди грязной дороги и поднял голову, чтобы взглянуть в пасмурное небо, и вобрать в себя этот сырой дурманящий воздух, и крикнуть всему миру о том, что он жив, он выкарабкался, он стерпел все.

Что ему сейчас эти люди, с их нелепыми криками, нелепыми жестами? Какое ему сейчас дело до их воплей? Эйфория – только теперь он понимал, что это такое. Впервые в жизни. Впервые он чувствовал себя таким живым.

Увидел несущуюся на него «Газель», за рулем которой нечто бесформенное и страшное шевелило черными прядями горгоны Медузы.

Бешеный рев оглушил его, а потом прогремел гром и сверкнула молния – как ночью.

И прохожие недоуменно заозирались, потому что на дороге уже не было никого и ничего. Только в луже мок обрывок детского рюкзака.

Алексей Жарков

Житель дороги

© Алексей Жарков, 2014

Шри-Ланка

Ланкийский автобус – это жизнь, стихия которой – дорога, а смысл существования – ее преодоление. Тысячи автобусов пересекают остров, перевозя миллионы неугомонных жителей. На всей Шри-Ланке не найдется ни одного города и ни одной деревушки, куда бы хоть иногда не заглядывал раскрашенный, как индеец, бурчащий автобус.

Везде, где проложена дорога, разъезжают автобусы.

Их привлекают шумные рынки, до краев забитые разноцветными бананами, лоснящимися на солнце кокосами и нахохлившимися в душной жаре ананасами. А железнодорожные станции и вокзалы притягивают их особенно сильно: эти места похожи на перенаселенные ульи, в которые разом вернулись все пчелы. Здесь автобусов так много, что даже самый бойкий и горластый торговец не в силах докричаться до прохожего, идущего в шаге от его харчевни, чтобы пригласить на «рис и карри», который готовится здесь же – на бурлящих, гудящих, рычащих и звенящих улицах Коломбо.

Несмотря на тяжесть собственной ноши, автобусы тормозят и разгоняются с неправдоподобной легкостью, лихо объезжают полусонные «тук-туки», смело идут на обгон неуклюжих грузовиков и, не сбавляя скорости, атакуют головокружительные изгибы горных серпантинов. Будто не автобус едет по дороге, а дорога возникает там, где это нужно автобусу. Однако стоит водителю увидеть поднятую с обочины руку, как он тут же тормозит и, едва плетясь, подхватывает нового пассажира.

Неповторим и загадочен их внутренний мир. У каждого есть свой контролер. И пока водитель внимательно следит за дорогой и погружен в самозабвенное общение с рулем, педалями, многочисленными рычажками и кнопочками, контролер перемещается по салону и собирает с пассажиров плату за проезд. При этом руки его обычно заняты взъерошенной кипой денег и специальных бумажек, на каждой из которых он успевает что-то накалякать, прежде чем вручить ее в качестве «билета». А ноги контролера так ловко удерживают его тело в равновесии, что кажется, будто это не человек, а обезьяна, и сзади у него растет хвост, который незаметно держится за поручни раскачивающегося во все стороны салона.

Даже когда Шри-Ланка погружается в ночь, а огни вдоль дорог конкурируют со звездами за право называться небом, автобусы продолжают носиться по дорогам так же стремительно, как поезда по подземным туннелям.

И сопровождает эти автобусы одна неприметная загадка: несмотря на то что жители острова постоянно имеют с ними дело и, кажется, видят их насквозь, ни один пассажир, ни один заправщик, ни один привокзальный нищий – никто не знает, откуда автобусы берутся.

Утром, по дороге в Полоннаруву, древний мертвый город размером с Сокольники, из окна забитого школьниками автобуса Роман увидел заманчивое вегетарианское местечко. Решив не упускать возможность как следует позавтракать, он попросил водителя остановиться, но тот был слишком увлечен перекрестками и словно бы не услышал. Только шум в защиту белого человека, поднятый участливыми пассажирами, заставил водителя уступить… правда, до того неохотно, что Роману пришлось выпрыгивать, как это обычно делают местные, на легком ходу. Потеряв равновесие, он полетел головой в придорожный арык, но вовремя затормозил руками, расцарапав ладони в кровь о грязный асфальт.

Сейчас, пробираясь через ночные джунгли, наполненные незримой и от этого еще более устрашающей живностью, Роман мысленно просил прощения за многочисленные проклятия, отправленные в адрес того автобуса, и мечтал встретить его снова, чтобы вернуться в город.

Торопливый экваториальный закат застал его у храма Шивы – самого дальнего и самого безлюдного из всех. Непроглядная тьма, ни души вокруг, и в навигаторе, как назло, сели батарейки… и фонарик Роман забыл в гостинице… и огромный муравей тяпнул за палец – добавил колючей боли к нытью расцарапанных рук.

Впереди показалась просека; он ускорил шаг и оказался на поляне, наполненной лесными запахами и странным мерцающим светом. Выбрался на середину и печально вздохнул.

Неожиданно тени в зарослях показались ему людьми. Он заметил, что за стволами деревьев, изгибаясь в странном танце, перемещаются чьи-то силуэты. Звон бубенцов гхунгхру возвестил об ударах невидимых ног, проник в голову и, создав особенный ритм, разворошил воображение.

Роман застыл, затаив дыхание: музыка невидимого танца проникала все глубже, казалась осязаемой. От нее, как со дна неведомой бездны, начала подниматься незнакомая энергия, ее магический привкус кружил голову и опьянял разум. Воздух вокруг пришел в движение и, уплотняясь, начал стекаться в неожиданную форму.

Роман увидел, как прямо перед ним, в центре поляны, наливаются серым металлом огромные поршни, как наполняются янтарным маслом трубки и тлеют неярким светом провода, как вокруг зарождающегося огромного сердца формируется каркас, растет и заполняется креслами вместительное брюхо, как набухают, словно почки, черные колеса… Он посмотрел на свои руки и увидел, что одежда тонет и растворяется в теле, рюкзак погружается в спину, а разум, наполняясь внутренней силой, становится легким и стремительным. Он ощутил себя частью воздуха, отголоском бойкого танца, запахом цветов и мерцающим в ночи странным светом. Его обновленному взору открылась захватывающая красота родившегося из воздушных потоков существа. Романа охватило желание слиться с ним, пробудить к жизни. И существо призывало, готовое всецело ему подчиниться. Тогда он закрыл глаза и проник в каждый уголок, каждый изгиб, каждый винтик своего нового тела.