Коко Шанель. Жизнь, рассказанная ею самой - Коко Шанель

Турнюры возвышались над задами, превращая женщин в подобие гусынь. Длинные подолы сметали с улиц грязь. Запах пота заглушался духами, которые использовались целыми флаконами. Редко от кого пахло чистотой, обычно был запах грязи. У меня очень хорошее обоняние, а потому особенно трудно.

И в этом мире мне предстояло навести свой порядок. Конечно, не мне одной, но тогда я думала только о себе. А что еще оставалось? Никто другой обо мне думать не собирался.

Почему нужно подчиняться общим правилам, если они меня не устраивают? Почему нужно быть благовоспитанной, выйти замуж, нарожать детей и всю жизнь тянуть свою лямку, эту же жизнь проклиная? Почему нужно зависеть от мужчин, от всеобщего мнения, много от чего? Почему нужно быть как все?

Но чтобы не подчиняться правилам, а самой их диктовать, нужны деньги, это я уже понимала. Деньги были у мужчин и крайне редко у женщин, ни те ни другие просто так делиться не собирались. Заработать самой, но как? Мы могли день и ночь напролет шить и не вылезать из нищеты.

Адриенна сделала выбор, она поселилась у Мод и стала, по сути, содержанкой. На ней не женились, но ее любили и оплачивали. Позже Адриенна все же добилась своего — вышла замуж за барона, удачно, счастливо, по любви. Я была рада за нее, мне

такого не удалось. Просто Адриенна влюбилась в того, кто мог долгие годы в ответ любить только ее и кому не нужно поддерживать свой имидж женитьбой.

Я решила иначе. О любви речи не шло, значит, мужчин можно только использовать. Я тоже стала содержанкой, только необычной.

Не судите да не судимы будете… Как это верно, человек обязательно получает от судьбы то, за что осуждает других. Можно упрекнуть меня, что постоянно ворчу и всеми недовольна. Я не осуждаю, а критикую, это не одно и то же!

Содержанки не достойны уважения? А кем я стала для Бальсана? Не совсем содержанкой, конечно, и все же…

Этьен Бальсан

Когда человек перестает уважать сам себя? Когда делает то, за что осуждает других, или не делает то, что, по его мнению, должен делать. Как вернуть уважение? Нужно убедить себя, что ваше поведение обоснованно. Если не можете, поступайте как должно или не осуждайте.

Закончилась эпопея с попытками стать великой актрисой (все равно через много лет я буду брать уроки вокала, но, если честно, просто от безделья). Это был не просто щелчок по носу, жизнь заставила меня понять, что, просто пожелав что-то, вряд ли его получишь. За все надо платить, а саму жизнь воспринимать такой, какая она есть, а не какой ее описывают в слащавых романах. Благородные разбойники бывают только в книгах, в жизни они вовсе не такие. И спасать себя надо самой.

Но теперь знала одно: я должна добиться независимости, а независимость — это деньги. Однако таких денег, как предлагала своим приятельницам Мод, я тоже не хотела.

Мод Мазюэль жила на вилле в Совиньи и держала нечто вроде салона. Это не был дом терпимости, упаси боже, иначе я утащила бы оттуда Адриенну за волосы! Но это дом для свиданий влюбленных парочек. Там устраивались замечательные вечера, куда можно прийти со своим другом или подружкой. Однако допускались не все, только личные знакомые самой Мод, она действительно не желала превращать свою виллу в бордель.

Адриенна жила на вилле постоянно, и к ней тоже приходил возлюбленный. Это личное дело моей дорогой Адриенны, потому рассказывать не буду.

Я бывала у Мод очень редко, во-первых, не с кем встречаться, во-вторых, я стала много осторожней, одного похода к акушерке вполне хватило. Иногда Мод водила нас с Адриенной на скачки — модное развлечение богатых. Наверное, наша троица выглядела уморительно — посередине мощная, словно тумба для афиш, Мод, а по бокам мы с Адриенной, обе как раз по половине ширины мадемуазель Мазюэль.

Чтобы не смотреть на трибуны, где сидели те, у кого кроме денег имелось еще и имя, я старалась подойти ближе к ограждению. Туда не слишком стремились остальные — из-под копыт летели комья земли. Зато туда часто подходил Этьен Бальсан, для которого лошади были самым дорогим в жизни.

У Этьена заканчивался срок службы, и он купил в Руайо поместье, где можно организовать конный завод. Полученное наследство помогло осуществить эту идею. Бальсан ни словом не вспомнил мой долг и неудачную карьеру, не потому что столь уж благороден, просто его интересовали лошади и женщины совсем другого склада, чем я. А выделенная на мой эксперимент сумма вовсе не казалась значительной. Этьен не требовал благодарности.

Встречая меня на скачках, он старался объяснять достоинства той или иной лошади, указывать на недостатки, что-то прогнозировать… Я даже не помню, сбывались ли его прогнозы, важнее, что красота этих животных увлекла, а азарта мне и без объяснений Бальсана не занимать. Я редко делала ставки, не имела свободных денег, но мысленно всегда указывала победителя. Больше всего мне нравился номер пять, не определенная лошадь, а сам номер. Кто мог тогда знать, что этот номер станет счастливым на всю жизнь.

Днем и по вечерам работа за швейной машиной (хотя мне все больше и больше нравились ножницы), в выходные чай или кофе с пирожными с приятелями в салоне, скачки или вилла Мод…

Весело? Черта с два! Я дохла со скуки. Но хотелось не выть на луну, а кого-нибудь искусать, хотя на фотографиях того периода у меня вполне мирный и благостный вид. Разглядывая эти снимки, я иногда не верю своим глазам. Как можно так безмятежно улыбаться, когда на душе не то что кошки — целые тигры скребли? Кого я пыталась обмануть, окружающих или все же себя?

Бальсана не обманула, он понял, что мне тошно.

Мне двадцать четыре года, и хотя выглядела на восемнадцать, положения это не меняло.

И вдруг…

— Ухожу в отставку, уже написал рапорт.

— И… и что?

— Ничего. Поеду в имение, там почти отремонтировали дом. Буду разводить лошадей и готовить их к скачкам.

Я знала, что Этьен давно мечтал заниматься только лошадьми, и о наследстве знала, и о ремонте купленного имения в Руайо, все знала и все понимала, кроме одного.

— А я?

Под его недоуменным взглядом вся сжалась, потом судорожно глотнула и словно бросилась в холодную воду:

— Этьен, тебе не нужна ученица?

Еще несколько мгновений, которые показались вечностью, он разглядывал меня, как диковинку, потом с удовольствием хмыкнул:

— Маленькая Коко хочет поехать со мной? Поехали!

Потом Бальсан заверял всех, что спать с той, которую не любишь и которая не любит тебя, даже удобней, по крайней мере, всегда знаешь, чего ждать. Он ошибся, думая, что знает, чего от меня ждать. Как и по поводу «не любишь». Но это было позже, а тогда я с визгом бросилась на шею Этьену.

Если честно, то зачем он взял меня с собой, не понимал никто, думаю, и он сам. Может, просто к слову пришлось?

Мод не поняла тоже:

— Он никогда не женится на тебе.

— Никто не собирается за него замуж.

— Тебе не восемнадцать лет. Чего ты хочешь?

— Независимости.

Толстуха оценивающе оглядела меня еще раз, впечатление видно не изменилось.

— Независимость дают только деньги. Ты не в его вкусе.

Могла бы и не напоминать, в его вкусе Эмильенна д’Алансон,

но даже ей Бальсан не слишком много подарил. Не потому, что прижимистый, наш друг не отличался жадностью, а просто не желал тратить на женщин деньги.

Я прекрасно понимала все про деньги и свободу, которую они дают, как и то, что от Бальсана их не получу, но Этьен открывал мне хотя бы возможность побывать в Париже. Уже ради одного этого следовало поехать с ним в Руайо.

— А в Париже что, снова устраиваться певицей?

Нет, вот уж об этом я не думала совсем, если не нашлось желающих предоставить мне сцену в Виши, то о «Мулен Руж» даже мечтать не стоило.

И все-таки я отправилась в Руайо.

И… просчиталась.

Нет, не в Бальсане, он оказался хорошим любовником, достаточно щедрым человеком, однако и самому Этьену, и тем, кто его окружал, я не была нужна. Все в Руайо жили своей жизнью и никто моей.

У меня было все: большая светлая комната, личная ванная («Здесь можно мыться каждый день?» — «Хоть десять раз на день, если тебе не лень раздеваться и одеваться»), прислуга, еда, питье, развлечения… Кроме одного — той самой независимости.

Но в ней я пока не так остро нуждалась.

Вы можете осуждать меня сколько угодно. Я действительно жила у Бальсана, на деньги Бальсана, ездила с ним в Париж, спала с ним, каталась на его лошадях, одевалась за его счет и при этом его самого не любила. А он не любил меня. Просто приятельница, просто запасная любовница… Иногда милая, чаще очень забавная, в непохожести на остальных есть своя прелесть.

Игрушка? Возможно, но мне так хотелось спокойствия хоть ненадолго, хоть на чуть-чуть. Побыть лентяйкой, которую балуют, которой не нужно думать о том, где взять деньги, если заказчицы уехали отдыхать, чем платить за комнату, как сэкономить, чтобы купить простенькую ткань на платье.