История подводного шпионажа против СССР - Шерри Шерри Зонтаг

На палубе эти комбинезоны выглядели прекрасно. Но когда они попадали в холодную воду, то некоторые жилеты начинали лопаться. Таким образом, единственной частью комбинезона, способной держать человека на поверхности, оставались ботинки, которые были скреплены так надежно, что в них оставались воздушные мешки.

Один из находившихся в воде людей старшина Джон Гаттермат отчаянно пытался плыть к спасательному лееру, таща за собой потерявшего сознание товарища. Эти двое были уже совсем близко, еще метров двадцать, и их можно было спасти. Но тут произошло нечто непонятное. Ноги Гаттермата стали высовываться на поверхности, увлекая голову в воду. Командир «Таск» с ужасом наблюдал, как Гаттермат боролся с ботинками, стараясь спастись, и видел, что Гаттермат отпустил своего товарища, который моментально утонул. Затем ботинки Гаттермата вновь вытащили его ноги на поверхность. Впоследствии Вортингтон записал в вахтенном журнале лодки: «Он стремился выровнять положение тела, пытаясь плыть, но не смог это сделать и захлебнулся, причем его ноги все еще оставались на поверхности. В воде оставались еще люди. Спасение утопающих продолжалось. Дополнительно несколько человек прыгнули за борт, чтобы оказать им помощь. Другие, уже находившиеся в воде, старались схватить и поддерживать товарищей, оказавшихся в более тяжелом состоянии. Лейтенант Филипп Пеннингтон пробыл в воде один час двадцать минут, прежде чем его вытащили на борт лодки. Раймонда Рирдона заметили на спасательном плотике, но его смыло волной, другой прыгнул в воду и схватил Рирдона».

К этому времени прошло два часа с того момента, когда людей смыло за борт лодки. Командир лодки Вортингтон встретился с почти невыносимой реальностью. В воде все еще находились семь человек, и почти наверняка без признаков жизни. Один из членов экипажа лодки «Таск» впоследствии рассказывал, что несколько человек погибли как Гаттермат, т. е. их ботинки торчали на поверхности моря.

Никто на «Кочино» еще не знал, что катастрофа уже занесла в свой вахтенный журнал смерть лодки. Но смерть тем не менее была у всех на уме. Остин думал о своей жене и двух детях, о том, что никогда больше не увидит их.

Командир «Кочино» продолжал оценивать и переоценивать ситуацию. Он сделал три попытки провентилировать корабль, но газ продолжал просачиваться. Он пытался послать несколько человек по верхней палубе над поврежденным аккумуляторным отсеком на корму, где находились врач и старший помощник, и куда газ еще не доходил. Но первые два человека, попытавшиеся добраться туда, чуть было не были смыты волной за борт.

Были сделаны две попытки приоткрыть люк боевой рубки, но каждый раз газ устремлялся наружу, навлекая несчастье. Картина пораженных газом людей была еще свежа в памяти командира. Он не мог рисковать подвергнуть той же участи людей, сгрудившихся на рубочном руле. Теперь оставалось только ждать и молиться. Прошло шесть часов с момента первого взрыва. Пожар все еще бушевал, когда сквозь туман появилась «Таск». Пройдет еще много часов, прежде чем командир «Кочино» узнает, что экипаж «Таск» уже сократился на 7 человек. Сейчас же в его уме была лишь одна мечта – доставить «Кочино» домой.

Рулевое управление на «Кочино» не работало. Все же командир надеялся довести лодку до более спокойного района, где он смог бы безопасно передать раненых на «Таск» и затем – полный вперед, чтобы доставить людей в Хаммерфест (Швеция) и в госпиталь.

Почти целый час он пытался следовать за «Таск», но безуспешно, потому что на «Кочино» вышло из строя рулевое управление. Один из раненых, находившихся на самой корме, умудрился восстановить рулевое управление. Несмотря на ранение, он весом своего тела нажал на трубчатый ключ и протиснулся в румпельное отделение. Моряк управлял рулевой машиной, слепо следуя командам, передаваемым по переговорной трубе. В результате «Кочино» смогла наконец следовать за «Таск». Часы показывали 19.10, прошло около 9 часов с момента первого взрыва.

По внутренней трансляции командир уверял раненых, что лодка приближается к Норвегии. Сегодня он уже однажды говорил, что осталось три часа ходу. А через четыре часа повторил свое обращение – осталось всего три часа. Хотя знал, что потребуется, по крайней мере, вдвое больше времени, чтобы достичь ближайшего берега. «Мы вынуждены сбавить ход, чтобы не страдали люди, поскольку волны перекатываются через ходовой мостик, – информировал командир, стараясь солгать как можно убедительнее. – Я верю, что вы поймете меня правильно».

Люди на корме знали, что он лгал, но отвечали: «Конечно, мы понимаем. Спасибо».

Командир с трудом подавлял волнение, пораженный тем, что группа обожженных и раненых все еще могла проявлять сочувствие к другим, замерзающим на верхней палубе. У него было единственное желание – доставить всех их домой.

Казалось, что раненых удастся доставить. За исключением старшего помощника, у них появились признаки улучшения состояния. Море стало понемногу успокаиваться. Командир продолжал общаться с личным составом, подбадривая и умоляя продержаться. Командир все еще верил, что победит в единоборстве с лодкой и морем. Но вскоре после полуночи 26 августа 1949 года прогремел еще один взрыв. Лодку сильно тряхнуло, и пожар распространился на второе машинное отделение, продвигаясь к кормовому торпедному отсеку, где находились старший помощник и другие раненые. Выбора не оставалось. Эти люди, пятнадцать человек, выбрались через кормовой люк на верхнюю палубу. Старшего помощника и еще одного раненого нельзя было перемещать, и доктор не собирался оставлять их. Он сказал командиру, что вместе они смогут выдержать. Между тем командир понимал, что должен попытаться переправить остальную часть экипажа на «Таск». Остин опасался, что в ночной мгле сигнальщики на «Таск» не увидят семафорные флажки. Поэтому он взял боевой сигнальный фонарь и передал знаками азбуки Морзе: «Е-Щ-Е В-3-Р-Ы-В П-О-Д-О-Й-Д-И-Т-Е Б-Л-И-Ж-Е К-О М-Н-Е». Послав эту просьбу, командир возобновил попытки перевести оставшихся на корме трех человек на верхнюю палубу. Телефонная связь вышла из строя. Связь с кормой оборвалась. Доброволец вызвался добежать до кормового люка. Волны все еще перекатывались через палубу, но сейчас они стали меньше, и появились шансы, что ему удастся добраться до кормы. Командир хорошо знал о состоянии старшего помощника, но у него теплилась надежда эвакуировать его с лодки. Он принял для себя решение: если старший помощник не выберется, то я останусь в кормовом торпедном отсеке и утону вместе с ним. И наступило долгожданное спокойствие. Это было то самое чувство, которое охватывало его в годы войны, когда он находился на лодке «Дейс», осыпаемой глубинными бомбами с японских миноносцев, и полагал, что настал конец. В тот раз он оказался счастливым. Теперь он думал: «Ну, и умру. И быть посему». На миг он засомневался: а что, если его смоет с палубы по пути на корму или, еще хуже, его смытого спасут, а старший помощник умрет в одиночестве. Но он отогнал прочь эти мысли.

Между тем «Таск» готовилась подойти ближе. Прежде всего, экипаж выстрелил торпеды из носовых аппаратов, во избежание взрыва в случае столкновения лодок или если на «Кочино» произойдет очередной взрыв, когда «Таск» будет близко от нее. Затем «Таск» подошла лагом. На «Кочино» люди готовились перебраться на корму, чтобы перенести оттуда старшего помощника. Неожиданно все увидели его и следующего за ним другого раненого, выбирающегося из кормового торпедного отсека. Он как-то выкарабкался из койки, добрался до трапа, ведущего к люку, заставил себя, превозмогая боль, дотянуться до первой ступеньки. Боль была неимоверная. Он теряя силы остановился. К счастью, сзади находился доктор Исон. А лодка тем временем уже заполнялась водой.

Позже старший помощник клялся, что не помнил, как сжав зубы, начал взбираться по трапу. Он только почувствовал, как невидимая рука (возможно, это был доктор Исон) схватила его за брюки, подтолкнула на трап и затем на палубу. Когда командир взглянул на своего старшего помощника, то заметил, что руки у него были забинтованы. Весь экипаж с волнением наблюдал за старшим помощником, который начал медленно пробираться к носовой части. Несколько человек бросились, чтобы помочь, но на нем почти не было места, за которое можно было бы ухватить, не причинив человеку страшной боли. И люди молча наблюдали, как старпом мучительно делает шаг за шагом.

Матросы тем временем уже крепили узкую сходню между обеими лодками. Теперь весь экипаж «Кочино» собрался на верхней палубе. Большинство находилось поблизости от сходни, которую можно было сравнить с шестиметровой деревянной качелью, закрепленной между бортами двух кораблей, причем концы сходни заходили на палубы кораблей всего на несколько сантиметров. Матросы на обоих кораблях с помощью тросов пытались удерживать сходню на месте. Но корабли качало на сильной волне, и сходня то и дело срывалась и падала вниз, ее приходилось подтягивать и снова устанавливать на борту. Если сходня сорвется в тот момент, когда по ней будет идти человек, то совершенно очевидно, он будет раздавлен стальными корпусами, которые ударялись друг о друга в самых широких местах корпусов ниже ватерлинии. Это был один из самых непривлекательных путей спасания, придуманных на море.