Обжигающий фактор - Кайл Миллс

Прайс словно бы прочел мысли своего спутника. Вкладывая в узкую прорезь в стене карточку, висевшую у него на шее, он бросил на Уилкинсона быстрый взгляд.

— Поверьте, сенатор, мы делаем все возможное, чтобы разные области исследований никоим образом не зависели друг от друга. Пространственное разделение, ограниченный доступ в различные помещения и все такое прочее. Лишь маленькая группка сотрудников знает обо всем проекте в целом. И все же, как мы и говорили раньше, успехи науки во многом зависят от обмена идеями…

— Полагаю, все зависит от того, кто именно ими обменивается, — сухо ответил Уилкинсон. Прайса он всегда недолюбливал — такой же высокомерный зазнайка, как и умники, что на него работают. Когда Прайс разговаривал с сенатором, в его голосе всегда слышались слабые, еле различимые снисходительные нотки.

— Мне кажется, сэр, наша служба безопасности за последние десять лет не дала ни единого сбоя.

Уилкинсон кивнул — скорее просто соглашаясь с этим фактом, нежели признавая заслуги самого Прайса.

— Вы ведь не были здесь с тех пор, как мы завершили этот отсек, да, сенатор?

Перешагнув порог, Уилкинсон окинул взглядом помещение. Большое — площадью примерно с два футбольных поля; стены, пол и потолок голые, стерильно-белые. На высоте пятидесяти футов над полом тянулись рельсы из нержавеющей стали, по которым бесшумно скользило множество огромных приборов из титана, углеволокна, наисовременнейшей керамики и прочих материалов космической эры. Около сотни сотрудников, слаженно передвигающихся по лаборатории, казалось, нужны были лишь для того, чтобы благоговейно прислуживать созданиям рук своих. Они что-то прикручивали, подвинчивали и протирали до глянца, взгромоздившись на высокие стремянки; они яростно молотили по клавишам, скармливая таинственным предметам новые данные и сведения. Они священнодействовали и поклонялись.

— Как вы знаете, — промолвил Прайс, деликатно подталкивая сенатора в спину, — темпы развития проекта все увеличиваются и увеличиваются. Поэтому нам потребовалось внести в первоначальный план определенные изменения. Мы переросли простую компьютерную симуляцию и теперь собираемся дополнить свои возможности по созданию воображаемой реальности кое-какими реальными системами и механизмами. Очень, очень увлекательный период. Весьма захватывающе.

Сенатор Уилкинсон потер глаза — отчасти пытаясь сбросить накопившееся напряжение, отчасти из-за того, что подняться ему сегодня пришлось в четыре утра. Поди доберись в эту глушь, затерянную в просторах южновиргинских гор, в такую несусветную рань! Никогда еще Прайс не вытаскивал его из дома на встречу, назначенную на семь утра!

— И во сколько мне обойдутся все эти реальные системы и механизмы, а, Ричард?

Прайс улыбнулся, хотя и не слишком уверенно — скорее напоказ, а не от души. Несмотря на все экивоки и прочие формальности, оба знали: их встречи всегда обусловлены одной и той же причиной. Деньгами.

— Девяносто миллионов.

Уилкинсон протяжно выдохнул, даже не пытаясь скрыть удивление и раздражение.

— И это вдобавок к тому, что мы уже выложили на усовершенствования аппаратуры?

Прайс кивнул.

— Ричард, мне кажется, вы плохо осознаете, о чем просите. Откуда, по-вашему, берутся деньги? Думаете, я могу просто явиться в конгресс и поднять вопрос о финансировании этого проекта? Нет, приходится потихоньку вытягивать средства из других контрактов и разработок, да так, чтобы никто ничего не знал. Вы хоть представляете, как трудно устроить, чтобы девяносто миллионов просто взяли и растворились в воздухе?

— Боюсь, сенатор, во всем виноват я.

Уилкинсон повернулся на голос и смерил неприязненным взглядом человека, который шагал сейчас к ним по бетонному полу. Новоприбывший не очень вписывался в окружение. Начать хотя бы с того, что вместо обязательного лабораторного халата он носил дорогой темно-бордовый свитер и бежевые льняные брюки. Серебристо-седые волосы его были длиннее, чем хотелось бы видеть сенатору, но аккуратно причесаны и удивительно подходили к точеным чертам лица и смуглой коже новоприбывшего. Однако сильнее всего от кишевших вокруг интровертов-умников его отличала непринужденная, почти расслабленная уверенность в себе.

— Сенатор, — начал Прайс, — наверняка вы помните Эдварда Марина, координатора нашего проекта.

— Ну разумеется. Рад снова видеть вас, доктор.

Улыбка Марина продемонстрировала ряд ровных белых зубов и лишь усилила окружавшую его ауру собственного достоинства, благодаря которой он казался старше своих сорока четырех лет — сенатор знал, что ему именно столько. Они уже пару раз встречались, и каждый раз Уилкинсон чувствовал себя слегка неуютно. Уж слишком непринужден и учтив был Марин, слишком обаятелен. Уилкинсон привык сразу оценивать степень неискренности собратьев по политике — однако не знал, какой меркой мерить Эдварда Марина.

— Так, вы говорите, это ваша вина, доктор? Надо ли понимать, что мы столкнулись с непреодолимыми препятствиями?

Уилкинсон гадал, сколько раз слышал это расхожее выражение на протяжении всей своей долгой карьеры куратора бесчисленных государственных контрактов.

Марин направился на середину лаборатории изящной, даже чуть-чуть слишком изящной походкой. Оба его собеседника двинулись вслед за ним.

— Напротив, сенатор. Мы совершили глобальный прорыв, которого я не ждал и на который бюджет не был рассчитан.

Уилкинсон остановился и повернулся к Марину, пропуская проходившую мимо группу техников.

— А я-то думал, что на своем веку слышал уже все, что только возможно. Но это что-то новенькое.

— Говорил же я вам, сенатор, у нас тут происходят весьма захватывающие события. Весьма увлекательные, — вмешался Прайс.

— Нельзя ли поконкретнее, доктор?

— Безусловно. Мы наняли одного необыкновенно талантливого молодого человека провести для нас кое-какую теоретическую работу, и, должен признаться, он удивил даже меня. Думаю, вы были в курсе, что у нас возникли определенные проблемы с системой умножения частоты колебаний и я полагал, что на их решение уйдет не менее двух лет. Чтобы не утомлять вас подробностями, скажу вкратце: несколько месяцев назад парень буквально вытащил кролика из шляпы, и эти проблемы перед нами уже не стоят.

Марин умолк и одарил сенатора очередной вспышкой белозубой улыбки. Уилкинсон задумчиво кивнул, хотя на самом деле не отличил бы систему умножения частоты колебаний от мышиной норы. Он всегда терял интерес, когда доходило до таких вот деталей. На это и существуют помощники.

— И что это означает для нас, доктор Марин?

— Помимо девяноста миллионов долларов?

Уилкинсон нахмурился:

— Да, помимо них.

— Честно говоря, это означает, что проект вступает в завершающую стадию. Очевидно, нам остается еще решить кое-какие проблемы, и мы будем знать больше…

— А что это значит в отношении сроков?

Прайс явно занервничал, однако ему хватило здравого смысла молчать, пока координатор проекта задумчиво водил указательным пальцем по гладко выбритому подбородку. Все эти проверяльщики, особенно из военных, страсть как не любят, когда технические работники делают такие вот смелые утверждения. Кажется, сегодня они с Марином были несколько честнее, чем стоило бы.

— Я бы сказал, что — при должном финансировании и толике везения, разумеется, — мы получим готовую для внедрения систему годика через три.

Уилкинсон снова сорвался с места и зашагал так быстро, что обоим спутникам приходилось чуть ли не трусить рядом с ним рысцой. Пару минут все трое молчали, а потом Прайс все с тем же мрачным видом пустился объяснять, мимо каких приборов они проходят и для чего эти приборы предназначены. Уилкинсон коротко попросил его помолчать и сосредоточился на горящей проблеме.

Большая часть правительства об этом проекте и слыхом не слыхивала. Даже президент не представлял себе всех масштабов исследований. До сих пор Уилкинсон поддерживал проект скорее из благоразумия — если хрупкое равновесие, которым сейчас наслаждается мир, вдруг рухнет, он, Уилкинсон, будет выглядеть дальновидным и прогрессивным политиком. Но ему и в голову не приходило, что за время его карьеры «СТД» выдаст и в самом деле работающий результат. Он-то всегда считал исследования чем-то вроде черной дыры, куда имеет смысл периодически закидывать очередную порцию денег.

Если на время оставить в стороне потенциально опасную реакцию Китая и России, как воспримут столь потрясающую новость здесь, дома? Насколько тщательно общественность захочет проверить подозрительные источники и методы финансирования работы «Современной термодинамики»? А как насчет неизменной и скорее всего незаконной секретности, которой проект был окружен с самого начала? И наконец, когда пыль уляжется — захочет ли хоть кто-нибудь, чтобы наработки и в самом деле были пущены в ход? А ведь будет уже поздно сворачиваться и делать вид, словно ничего такого и не существует.