Пожиратели света и тьмы. По Мыслящим Королевствам. Триумф душ - Алан Фостер

Эхомба задумался, а спустя мгновение резко выпрямился и встал. Испуганные воины-обезьяны, сгрудившиеся возле озерка, отпрянули, быстро взобрались на деревья. Гомо властным окриком остановил своих воинов, уже натянувших луки:

— Тихо! Человек будет говорить!.. Этиоль вскинул голову, окинул взглядом людей деревьев, заполнивших высоту, и крикнул:

— Каждый волен поступать, как ему вздумается. Я помогу вам — если это в моих силах…

Его слова вызвали бурю радости. Обезьяны словно с ума посходили: принялись кувыркаться, скакать с ветки на ветку, срывать листья и подбрасывать их вверх. Гомо тоже взобрался на самое высокое дерево и начал раскачиваться на тонкой ветке.

— Нам сюда, друг Эхомба! Поспешим. Мы отправились в поход, чтобы отыскать союзников, оставив свои семьи под защитой юнцов и стариков. Они ждут не дождутся нашего возвращения.

Эхомба проследил взглядом в том направлении, куда указал хвост Гомо, и сокрушенно воскликнул:

— Как же я поспею за вами? Я же не умею лазить по деревьям.

— И не надо, — ответил Гомо. — Твои сородичи давным-давно растеряли это великое чудесное умение и вынуждены топтать землю. Вот почему нам вас жаль… Двигайся вслед за нами. Лес здесь редок, скоро и мы последуем твоему примеру.

Действительно, спустя некоторое время Эхомба вышел на опушку и не только нагнал, но и обогнал с трудом передвигающихся по выжженной земле обезьян. Здесь они были очень уязвимы, потому отчаянно трусили и дрожали.

По пути им встретилась вышедшая на охоту самка леопарда. Она двигалась навстречу войску, и желтые пятна грозно высвечивались на черной шкуре. Хищник проводил взглядом войско обезьян, пару раз с досады стукнул хвостом о землю и затрусил прочь. Куда больше страха на Этиоля и его друзей-обезьян нагнало стадо шерстистых слонов. Звери двигались не разбирая дороги, напролом, и чуть не задели левый фланг воинства. Обезьяны в той стороне дружно затявкали. Две слонихи встали на задние ноги, вскинули хоботы и грозно затрубили. На том дело и кончилось.

После недолгого перехода Гомо приказал устроить привал. Обезьяны поделились с человеком едой: фруктами, ягодами и орехами. Этиоль принял угощение скорее из вежливости, хотя и с радостью — свои припасы лучше поберечь. Вскоре показался край еще более обширного колка. Деревья там росли гуще, земля под ногами тоже наконец покрылась густым травяным покровом. Места были благодатные, вокруг порхали птицы, высоко над головами парили малые драконы.

— В той стороне Орисбаб.

Гомо хвостом указал направление и для верности ткнул в ту сторону розовым указательным пальчиком. Войско тут же перешло на быструю рысь. Помогая себе руками, обезьяны ходко засеменили в сторону леса.

— Наше поселение лежит чуть дальше на полдень. Скоро мы доберемся до реки и свернем на север. Я познакомлю тебя со своей семьей.

— Я бы тоже хотел познакомить тебя со своими… — вздохнул Этиоль.

— Послушай, Эхомба, я не пророк и не способен провидеть, чем закончится твое путешествие. Но предсказать, что берегом Орисбаба ты очень скоро доберешься до полноводного Кохобота и до Кора-Кери, это в моих силах.

Большая удача, когда не надо плутать в пустыне, тратить силы на то, чтобы одолеть болота и заросли в устье большой реки.

Гомо обнял старшего брата за бедро, прижался к нему.

— Давай поторопимся, — попросил предводитель обезьян. — Так хочется поскорее узнать, все ли спокойно в стойбище.

Не успело солнце перевалить на другую сторону небосвода, как войско наконец добралось до родной стоянки. Взрыв радости, оглушающей, безумной, сразил человека. Ужимки, прыжки и гримасы, виденные им в дальней роще, не шли ни в какое сравнение с тем, с чем ему пришлось столкнуться на этот раз. Молодежь и самки попрыгали на землю и принялись выделывать такое, что Этиоль от изумления остановился. Радость встречи с сородичами превзошла всякие ожидания. В том, может, таился глубокий смысл — в необузданности, в естественности, в нескрываемом ликовании, с которым одно живое существо радовалось появлению другого.

Скоро войско было распущено, и самцы разбежались по укромным уголкам, где их ждали семьи. Гомо пригласил друга к себе в гости, познакомил с царицей — нарядной упитанной обезьянкой, отшлепал ради знакомства двух своих отпрысков. И было за что! Более подвижных и неугомонных созданий Этиоль в жизни не встречал. Первым делом они облазили человека с ног до головы — решили, так сказать, на ощупь изучить доставленный отцом экспонат старшего брата. Принялись дергать Этиоля за уши, за нос, за волосы, выкручивать пальцы… Гомо попросил Этиоля не стесняться и хорошенько отшлепать негодников, однако пастуху было жалко невинных малышей. Вспомнились свои двое, может, и не такие шустрые, но доверчивые. Каково родителям жить под страхом нападения безжалостных врагов, которые так и метят, как бы полакомиться самыми юными и нежными детишками.

Так прошел остаток дня. Темнота, просыпаясь, наваливалась с запада и с удовольствием принялась лакомиться дневным светом — отхватывала ломтями от небосвода, от чудно окрасившихся на закате далей, от лесной полупрозрачной светлоты. Тем не менее, несмотря на победу ночи, света в округе все еще хватало. Потемнели, но сохранились контуры ветвей, обломанных сучьев, удивительной, мерцающей черным, массой выделяясь на фоне противоположного берега река. Чуть посвечивал и как бы колыхался облитый серебристым сиянием ствол апельсинового дерева, в развилке которого расположились Этиоль и Гомо. Повсюду — выше, ниже, по бокам — семьями отдыхал лесной народец. Самки прижимали детенышей, кормили младенцев грудью; малышня постарше присмирела и под присмотром стариков сидела в рядок на ветках. Взрослые самцы дремали вполглаза.

— Они обычно приходят оттуда, — сказал Гомо. — Переправляются через реку. Должно быть, живут в высоких деревьях на том берегу.

Годы пастушеской жизни и череда опасностей обострили слух и зрение Этиоля до такой степени, с какой не могут сравниться возможности среднего человека. Он и в деревне славился своей чуткостью, его всегда высылали в дозор. На этот раз он тоже первый услышал глухой шлепок. Сразу напрягся, чуть сменил позу, вгляделся в ту сторону, откуда донесся тревожный звук. Над черной гладью реки тенью мелькнуло что-то неуловимое, летучее. Это же птица!.. Неожиданно птица взмыла к звездам, затем вновь — со свистом — бросилась вниз, послышался шлепок, наконец мощный, словно выдох, взмах крыльев, и последнее, что сумел различить Этиоль, было серебряное пятнышко забившейся в когтях хищника рыбы.

Но движение на этом не кончилось. На фоне леса, покрывавшего заречье, вдруг очертилась какая-то еще более черная мрачная масса. Скопище непроглядной мглы росло и скоро, уже на этом берегу, начало делиться на отдельные контуры.