Сиреневая госпожа поместья Лундун - Ксения Винтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Думать о ниндзя мне ох как не стоило. Потому что в этот самый момент раздался негромкий скрип, а затем ко мне в окно проскользнула фигура, облачённая во всё чёрное.
Естественно, я закричала диким голосом. Нет, ну а что ещё можно сделать в подобной ситуации? Тут же дверь с грохотом открылась, и в комнату, с оголёнными руками, испускающими ослепительно-яркий синий свет, влетел Чатьен Васт. Настолько зверского выражения лица у него я ещё ни разу не видела. В это мгновение мужчина, всегда казавшийся мне чуть ли ни каменным истуканом, напоминал кровожадного маньяка или беспощадного берсерка. В несколько шагов преодолев путь до окна, Чатьен Васт одним ударом руки отбросил в сторону тёмную фигуру, которая, издав жалобный писк, тут же сползла по стене. Капюшон, скрывающий лицо, спал, и с моих губ сам собой сорвался изумлённый вскрик:
— Ришан!
Потому что, да, таинственной фигурой во всём чёрном оказался мой девятилетний брат, которому по какой-то неведомой причине взбрело в голову ввалиться ко мне в комнату мало того, что практически ночью, так ещё и через окно.
Ладони лекаря погасли. Не скрывая раздражения в голосе, мужчина принялся что-то быстро втолковывать мальчишке, нависая над ним, точно следователь на допросе. Ришан, состроив жалобную мордашку, что-то невнятно блеял в ответ, однако мне с моими скудными познаниями не удалось разобрать ни слова.
— Чатьен Васт, — позвала я лекаря, решив поступить по-сестрински и «переключить огонь на себя». Мужчина тут же резко повернулся ко мне. — Не надо.
Лекарь наградил меня хмурым взглядом, после чего скрестил руки на груди. Ришан же, сообразив, что продолжения выволочки не будет, широко улыбнулся, проворно вскочил на ноги и стремительно приблизился к кровати.
— Я приношу свои извинения, — придав лицу серьёзное выражение, проговорил он, после чего сложил руки на груди, соединив подушечки больших пальцев, словно изображая летучую мышь, и поклонился мне. После чего он сказал ещё что-то, что я не вполне разобрала, уловила только какую-то незнакомую форму слова «страх» и «вина».
В последнюю секунду остановив себя от мотания головой, я приложила к шее над ключицей указательный и средний палец правой руки, призывая брата к молчанию. Глаза моего надзирателя сузились — видимо, я допустила какую-то неточность в исполнении этого жеста. Впрочем, судя по выражению лица Ришана, он либо не заметил ошибки, либо не придал ей значения. Продолжая улыбаться, мальчишка плюхнулся на край постели и обхватил руками мою ладонь точно так же, как и в нашу первую встречу.
— Я рад… — несмотря на просьбу помолчать, вновь заговорил он, и не затыкался следующие минут десять точно. При этом мне опять не удалось разобрать ни слова из того, что он говорил.
«Плохо, — подумала я, старательно изображая внимательного слушателя. — Такими темпами на люди я смогу показаться только лет через сто. Кстати, надо будет непременно спросить у Васта, какова здесь средняя продолжительность жизни».
Через некоторое время бесконечная болтовня Красного господина поместья Лундун, видимо, надоела лекарю. Дождавшись небольшой паузы между фразами, Чатьен Васт что-то сказал мальчику негромким, но твёрдым голосом. На круглощёкой мордашке тут же отразилось огорчение.
— Я ещё приду, — уверенно сказал Ришан, обращаясь ко мне, после чего засунул руку в карман плаща и достал оттуда какой-то фрукт лилового цвета с мелкими красными пятнышками, который и вложил в мою ладонь. — Доброй ночи, Шиануся.
И ушёл, на этот раз, видимо разнообразия ради, воспользовавшись дверью.
— Я ничего не поняла, — дождавшись, пока стихнут шаги за дверью, обречённо призналась я.
Чатьен Васт наградил меня странным взглядом.
— Брат любит тебя, — через некоторое время, явно старательно подбирая слова, чтобы одновременно и точно передать суть, и чтобы я смогла понять, сказал он. — Он спрашивает о тебе каждый день.
Я нахмурилась.
— Почему?.. — я замолчала на полуслове, не в силах правильно сформулировать вопрос — слов в моём запасе всё ещё катастрофически не хватало. Впрочем, когда это меня останавливало? Пришлось импровизировать. — Никого нет. Ты и я. Почему?
— Нельзя, — последовал лаконичный ответ.
О, вот это слово я знаю прекрасно! Мой надзиратель повторял его по сто раз на дню. Иногда меня так и подмывало спросить: а что мне вообще можно? Но я не могу этого сделать. Потому что, как минимум, не знаю, как звучит слово «можно».
* * *
Дни сменялись один другим, и я медленно, но верно сходила с ума. Вынужденная изоляция, щедро сдобренная постоянным стрессом и изматывающими нагрузками как физическими, так и интеллектуальными, сделала своё дело: не выдержав морального давления, я начала срываться на единственном человеке, находящемся рядом со мной.
— Ненавижу! — в один из дней у меня окончательно сорвало крышу, и я запустила в лекаря чашей с травяным настоем, от которой тот, впрочем, довольно ловко увернулся. Чаша ударилась об пол и со звоном развалилась на несколько неровных осколков, а её содержимое жёлто-зелёной лужей растеклось по полу. — Исчезни! Сдохни!
Первое слово я выкрикнула на местном языке, а вот два других — на своём родном. Стоило только мне перейти на родную речь, Чатьен Васт тут же оказался рядом и решительно накрыл ладонью мой рот. Внутри меня всё ещё клокотала ярость, так что я не придумала ничего лучше, как укусить его за палец. Мужчина изумленно ахнул и отдёрнул руку, наградив меня укоризненным взглядом: я умудрилась прокусить тонкую кожу между большим и указательным пальцами, и теперь из ранки вытекали крупные капли алой крови, почему-то переливающейся голубоватыми бликами.
Тяжело дыша, точно загнанная лошадь, я с сожалением смотрела на отпечатки своих зубов на чужой ладони. Гнев уже успел отступить, оставив после себя горькое послевкусие.
Лекарь каменным истуканом замер возле меня. Вторая его рука придерживала меня за плечо, страхуя от возможного падения с кровати, так как, несмотря на все тренировки, я всё ещё не была способна очень долго самостоятельно поддерживать корпус в вертикальном положении. Я мрачно уставилась на чужую ладонь на своём плече, затем перевела взгляд на пятна крови на бледной коже.
Тяжело вздохнув, я сложила руки на груди, изображая «летучую мышь», и слегка наклонилась вперёд:
— Я приношу свои извинения, — проговорила я клише-фразу, принятую здесь.
— Нет нужды, — последовал не менее клишированный ответ, произнесённый безжизненным голосом.
Я по привычке дёрнула головой, но остановила себя на
