Ни океанов, ни морей (сборник) - Евгений Игоревич Алёхин

Помимо петуха Сютина, у нее есть сынок Витя, бывший боксер, не в порядке с головой. И она сыну уже пожаловалась. Ко всему Витя держал ларек, в котором Леша, Женя, Вася купили водки. Стоит он там с двумя амбалами приятелями. Как увидел, так и сходу вдарил Лехе. Леха аж отлетел, вскочил и побежал, сиганул в кусты и дальше деру. Тот достал пистолет и начал палить, слава богу, был пьян, не попал. Потом друзья уговорили его убрать пистолет, и Витя за неимением другого человека дал пару раз Васе. Леша же бежал и бежал.

— Еще с утра мы с дядей Валерой съездили с ним на стрелу, вроде все в порядке, только Витя, может быть, еще подъедет к нам. Он знает, где я живу…

— Это плохо.

— И тогда нам не повезет…

— И еще Витя хочет познакомиться со мной?

— Это точно. Что нам не сиделось? Ныряли бы себе до утра в эту бочку вонючую.

Так, мне подумалось, что по логике, я теперь — самый интересный для Вити человек. Взялся, непонятно откуда, наделал ерунды, и даже по голове не получил. Не.

Мы весь вечер сидели на лавочке, возле Лехиного подъезда. Леха не знал, на какой он может приехать машине.

— Снимет тачку и катается весь день. Водиле кинет денег.

Мы сидели и ждали. Один раз подъехала «Волга». Вдруг у Леши лицо побледнело, он весь побледнел:

— Это он.

— Где?

— Вон.

Я увидел здоровенького мужика и вжался в себя. Этот мужик выходил из машины, я видел это в угрожающем рапиде, как в фильмах. Я приготовился встать, пойти ему на встречу, получить, но это было не так-то просто. Не такой уж смелый я парень.

— Нет, это не он. Я ошибся, — сказал вдруг Леха. Он был очень рад.

Потом, ночью, я лежал у себя в кровати, с открытым окном, отбивался от комаров и прислушивался, не подъезжает ли кто к дому. Вдруг он уже знает, где я живу? Например, может просто разгромить мне веранду, как я ему. Но мне нужно бы было выбежать поскорее на улицу, чтобы перепало мне, чтобы не вылез отец и не получил тоже по лицу. Если этот Витя действительно не очень дружен с головой, ждать можно было всего. Я и сейчас очень отчетливо помню свои ощущения, когда мимо дома ехала любая машина, хотя прошло много времени. Иногда я вспоминаю очень четко какой-то момент из этой вечности под одеялом в ожидании. Или из той вечности в милиции, потом уже все было легче, все подобные ситуации, но тогда все было по-настоящему. Частичка меня так и осталась там, в ожидании, взаперти, в страхе. Как-то Басалаев, мой куратор и препод по режиссуре, сказал, не помню что именно иллюстрируя этим примером, короче сказал он, что, если бы любой из нас бежал за троллейбусом, как волк в «Ну, погоди», с головой, застрявшей в дверях, нам бы запомнился зрительный ряд в мельчайших деталях. Запомнили бы каждую морщинку на лицах пассажиров. Может, в этих словах был смысл.

Мы еще два дня провели таким образом, ожидая худшего, потом немного успокоились. У Лехи на балконе были стекла, мы собрались духом, взяли их с разрешения его бати, прихватили стеклорез и поехали на Пионерку.

Мы шли как партизаны, боясь напороться на Витю. Удачно дошли до Васи. Он один был дома.

— Вы, — говорит, — за каким хреном приехали? Оставляйте стекла и валите. Сегодня будет Витя, вы получите таких пиздюлей, что без больницы не обойдетесь. Я сам все починю.

Мы немного поотпирались для виду. Доказали, что мы не трусы, и пошли обратно.

— Только давай пойдем по другой дороге, — сказал Леха, когда мы остались одни. — А то встретим этого говнюка.

— Ладно, — мне меньше всего на свете хотелось с ним увидеться.

Пошли какими-то полями, короче, черт знает, где. Шли так, чтобы уже точно не встретить его. Мы шли километра три по полям и по оврагам, курили, смеялись, болтали, два новорожденных. Правда, мне приходили в голову подловатые мысли, мол, зря обращался к Богу, все получилось хорошо, только непонятно, в долгу ли я перед ним? Я старался отгонять эти мысли мухобойкой. Это же чудесно: мне бесплатно дали очень полезный опыт, я смогу оберегать себя от плохих ситуаций. Каждый должен получить такой опыт, но я его получил довольно безболезненно.

Мы уже вышли к дороге, потом подошли к остановке. Ждали автобуса, все еще не веря в свою удачу.

Я курил, а Леха зашел помочиться за остановку. Мимо медленно ехала машина, единственная за все время.

Леха вышел, увидел ее и сразу спрятался. Потом вышел опять:

— Там сидел Витя.

— Да ну?

— Говорю тебе.

По его виду я поверил.

— Теперь точно говорю. Нам повезло, что он меня не заметил. Тебя-то он не знает. Давай лучше ждать за остановкой. Вдруг он обратно поедет.

И мы стали ждать автобус за остановкой. Леха сидел на корточках напряженно, а потом облегченно рассмеялся, а я подхватил его смех.

Первый месяц я ходил в кольчуге целомудрия, как мне казалось.

Было так, будто я уже поумнел и будто больше не попаду в подобную ситуацию. Чушь. 

В голове багажиста 

В мои планы никогда не входило работать в сфере обслуживания. К тому же за чаевые. Ты лизнул жопу — тебе дали купюру. Это не для меня, думал я. Конечно, не для меня. Я правдоруб и поборник истин — не нанимался лизать жопу кому бы то ни было.

— Посмотри, — сказала мне Сигита.

Я посмотрел.

«Носильщики багажа». Есть смены с трех до полдвенадцатого. Одиннадцать тысяч рублей плюс чаевые. Сигита-то само собой все это дело романтизировала. Я в золотых лучах таскаю чемоданы, улыбаюсь туристам и получаю валюту. Не поддавайся, Женя. Ты прирожденный тунеядец. Нельзя. Но я же должен заработать денег. Две сломанных пломбы. Потом передний резец сточился, потому что мы со Стасом, моим соседом, сощелкали столько семечек, сколько вам и не снилось. Мне самому никогда не снятся семечки. Этот предмет не достоин моих снов. Лично мои сны закрыты для семечек, им туда не проникнуть, уж будьте уверены! Я презираю семечки, если вам интересно. Я собираюсь внять просьбе Димы Булатова и не сдерживать себя в выражениях. Драл я эти семечки в хвост и в