Зарево над Припятью - Владимир Губарев

Втроем - плюс фотокорреспондент "Правды" Альберт Назаренко - мы отправились в Чернобыль.

Первое, что увидели: опустевший город... И наверное, в эту самую минуту поняли, насколько трудная и длительная предстоит работа. Ведь вначале речь шла не о ликвидации последствий аварии, а о предотвращении ее развития, то есть как именно ее локализовать...

В райкоме партии Чернобыля расположилась правительственная комиссия. На дверях приколотые кнопками, написанные от руки записки: "Академия наук", "Минэнерго", "Инженерная часть", "Минздрав СССР"...

Это штаб по ликвидации аварии. Здесь - центр, куда стекается вся информация.

В коридоре сталкиваемся с Евгением Павловичем Велиховым. Он не удивляется встрече с журналистами.

Сразу же беру у него интервью.

- Как вы оцениваете нынешнюю ситуацию? - спрашиваю я.

- К сожалению, пока мы занимаем эшелонированную оборону, - отвечает он. - Стараемся предусмотреть все возможные варианты. Главная задача обезопасить людей, поэтому и проведена эвакуация из 30-километровой зоны. Ну а наступление ведем на реактор, работаем не только рядом с ним, но и под ним. Наша задача - полностью нейтрализовать его, "похоронить", как принято у нас говорить. Все идет организованно, достаточно одного телефонного звонка - и решение принято. Раньше на согласование уходили месяцы, а теперь достаточно ночи, чтобы решить практически любую проблему. Нет ни одного человека, кто бы отказывался от работы. Все действуют самоотверженно.

У Евгения Павловича усталое лицо. Сегодня он даже вабыл побриться.

- С подобной аварией никто не сталкивался, - говорит Евгений Павлович. - И необычность ситуации требует решения проблем, с которыми ни ученые, ни специалисты никогда не имели дела. В общем, авария на станции преподнесла много сюрпризов.

Продолжить разговор не удалось. Велихова уже разыскивали. Начиналось очередное заседание правительственной комиссии.

Записка из зала: "Я не очень верю, что во время эвакуации не возникла паника. А вы в двух или трех репортажах обязательно отмечали: эвакуация Припяти прошла быстро - в течение трех часов - и организованно. Такая ваша настойчивость вызывает подозрения...

Или вы пытались возразить западным журналистам, которые писали о панике?"

На такие записки отвечать трудно. И нужно ли доказывать, что все происходило именно так, как написано?

А потом понял: каждый человек воспринимает то или иное событие "по своим меркам". Смог ли он, попади в такую ситуацию, оставаться спокойным и не паниковать?

Вынужден повторять: паники не было.

Более тысячи автобусов прибыло в Киев. Они останавливались у подъездов. Милиционеры и общественники обходили каждую квартиру, и жильцы, предупрежденыые заранее, спускались вниз, к автобусам. Брали только самое необходимое. Все были уверены, что через дватри дня вернутся домой...

"Я был в Чернобыле..." Эти письма начали приходить в редакцию спустя месяц. На происходящее и на себя самого уже можно посмотреть спокойно, отбрасывая мелочи, выделяя главное.

Одно из писем - своеобразный ответ на вопрос из зала. Его автор курсант Владимир Порва.

"Нас, слушателей курсов, подняли по тревоге. Начальник курсов, не скрывая серьезности создавшегося положения, кратко, по-военному, доложил обстановку:

"Люди нуждаются и помощи! Поедут только добровольцы!" - закончил он. Шаг вперед сделал весь курс.

Были сборы недолги, и вот мы на автобусах подъезжаем к Чернобылю. Светит яркое весеннее солнце, сады в бело-розовом кипении от цветущих яблонь, груш и кашт amp;пов, на полях ведутся сельхозработы, и только шуршание шин бронетранспортеров, милицейские посты и белые халаты работников служб защиты напоминают, что АЭС с ее разрушенным четвертым реактором рядом.

На инструктаже сообщили, что в результате скопления паров водорода произошел взрыв, вызвавший частичное разрушение реактора и выброс радиоактивных веществ в атмосферу.

Наша группа была брошена на загрузку смеси песка и свинца. Засыпали в купола списанных парашютов, а затем цепляли к вертолетам, которые сплошной вереницей отбуксировывали их в район АЭС и сбрасывали на поврежденный реактор, создавая защитную шубу. Работы велись весь световой день.

Первомай все свободные от вахт и дежурств встретили торжественно. Выступления на митинге были кратки, во всех звучало - Чернобыль! Знай, мы с тобой. Твоя боль - наша боль! Несмотря ни на что, выстоим и победим!

Были выпущены боевые листки, и опять за paботу, до пота и ломоты в суставах, с одной мыслью - реактор должен быть укрощен.

После принятия правительственной комиссией решения об эвакуации населения стала поступать техника: автобусы, краны, фургоны для перевозки крупного рогатого скота и даже понтоны для наведения мостов через реку Припять. Рука об руку трудились гражданское население, работники внутренних дел, воины.

Нас разбили по группам, определили деревни, где будем осуществлять эвакуацию. Я попал в деревню Полесье, небольшую, дворов 120-150, всю утопающую в садах. Жители об эвакуации были предупреждены заранее. Никакой суматохи и паники. Брали самое необходимое и спокойно рассаживались по автобусам.

Единой колонной со скоростью 20-30 километров в час направились в пункт дезактивации, где каждый обследовался медицинским работником, тщательно мылся в душе с последующей сменой белья. Так мы работали до 5 мая, после чего нас сменила житомирская милиция.

5 мая наша группа прибыла на пункт дезактивации.

Замерили наличие радиации, затем обильный душ, вновь замер радиации и переодевание. И здесь все были равны, несмотря на чины и ранги. Я видел рядом рубашку с лейтенантскими погонами и бриджи с генеральскими лампасами.

В Чернобыле я воочию, а не по книгам и по фильмам, убедился, что может сделать атом, пусть он даже мирный, но вышедший хоть на время из-под контроля человека".

Каждое свидетельство очевидца и участника событий - это документ нашего времени, эпохи "атомной истории цивилизации", как выразился однажды академик Ю. Б. Харитон.

Чтобы идти работать под землю, нужно не меньше мужества, чем сесть в кабину стартующего космического корабля. Я написал эту фразу не для красного словца и не потому, что сейчас можно любую специальность сравнить с космической. Вовсе нет! Я повторяю: очезь мужественным должен быть человек, если он выбрал нелегкую профессию горняка, и большим знатоком своего дела. Иначе земля, которая испещрена искусственными катакомбами, не прощает...

Можете поверить: предусмотрено все возможное, чтобы обезопасить под землей жизнь человека. Средства механизации, высокая квалификация инженерно-технических работников и шахтеров сводят опасность к нулю.

Но тем не менее от каждого требуется предельная собранность. Беспечность и ошибка могут привести к несчастью. Необходим постоянный контроль над собой, без этого нельзя...

Когда мы встретились с Героем Социалистического Труда бригадиром Василием Михайловичем Скуратником, я спросил:

- В последние годы у вас были несчастные случаи со смертельным исходом?

- Нет. Что вы?! Техника безопасности у нас на высоте. Лучше, чем на любой шахте в мире. Но надо быть осмотрительным, обязательно. Эго первая и главная заповедь. Нужно уметь читать породу, видеть ее, чувствовать только тогда ты станешь настоящим горняком.

Самое легкое для шахтера - зарплату получать. Но деньги выдают наверху, а зарабатывают их внизу - там легкого ничего нет. Однако у нас все-таки отличная профессия. Я люблю ее...

Любовь к руднику у Василия Михайловича начала складываться 18 апреля 1948 года.

Только что принятая молодежь сбилась в углу клети и изредка поглядывала на угрюмое лицо мастера, которому поручглп эту новоиспеченную бригаду.

Мастер показал шахту, распределил ребят по местам, присматривался к ним, а в конце смены собрал всех и сказал:

- Не будет из вас бригады. Разные вы очень.

Из одних толк выйдет, а из других... Не все среди вас шахтеры, братцы, вы уж извините...

Очень боялся Василий, что эти слова относятся и к нему, и поэтому, когда дали ему отдельный забой, начал трудиться с каким-то остервенением. А потом выяснилось, что за месяц у него 150 процентов плана.

Захарий Васильевич Галка, почетный горняк, орденоносец, гордость рудника, приметил старательного юпошу. Пришел как-то к нему:

- Вижу, хочешь работать, да не умеешь. Силой пока берешь, но и голова нужна. Силы на месяц, на два хватит, а потом попадешь в другой забой, руду зубами грызть будешь, а она не поддастся. Если хочешь, иди ко мне в бригаду, научу всему, что умею. В дальнейшем пригодится...