Сказка про Ваньку - Леонид Порохна

Тут шумнуло наподалеку. У ближней халупы, развалины, крытой не досками, а щелями, и перекошенной, будто сел на нее кто, у крыльца гнилого ковырялась старушка в грязной одежде.

— Бабушка, — начал было Ванька, но при первом звуке старуха мышью юркнула за дверь.

— Бабушка, — говорил Пронька, — скажи только, есть у вас тут, кто охотничает? Нам такого надо.

Пришлось ждать, пока высунулась черная рука из черного проема, указала на один из домишек.

Там долго препирались с потертым мужичком, который слушать ничего не хотел, бубнил, что всякие шляются, а ему голова годится пока. Кто, мол, такие; откуда знать… Наконец Пронька оттолкнул его от двери и, показав крепкий кулак, вошел. Вывернул котомку свою на пол, среди пожитков нашел тряпичный мешочек, который достался мужику.

— Мы, дядя, — сказал Пронька по-воровски, с прищуром, — золотишко промышляем. За болотиной у нас дело, а ты проведешь.

Мужик мотнулся к окну, глянул в мешочек, стал пихать его под рубаху, чуть ли не в штаны, приговаривая:

— Проведу, проведу. Я проведу…

А Пронька в ответ на изумленный Ванькин взгляд прошептал невесело:

— Больше у меня нет ничего… Дойти надо.

По деревне бежали, мужик явно трусил, но приговаривал:

— Проведу, тропки-то знаю. Чего ж по делу-то не пойти? Пойдем, если надо…

На околицу выскочили, и тут мужик встал. Прищурился с гаденьким удовольствием:

— А-а-а, поймали тебя, гада! Глянь, поймали! Пошли, смотреть будем. Быстренько-быстренько, потом и пойдем.

Не дожидаясь согласия, заспешил по косогору вниз, к высокому дереву на берегу, у которого толпился народ. Пронька аж заскулил: за рекой испуганно жались несколько деревьев, дальше вздымалась Горушка Злая. Перед рекой, у дерева, происходило что-то.

Деревенские сбились в кучу, одновременно жалкую и угрожающую. Молчали, так же молча делал свое дело парень, сидевший на толстом суку; он крепил веревку, конец ее свисал вниз, венчаясь петлей. А между деревом и народом лежал на земле надежно связанный человек. Он-то Ваньку и заинтересовал, вместе с Пронькой шли они к будущему месту казни. Тем временем парень-палач неторопливо спрыгнул с дерева, размеренно пнул пару раз приговоренного, ухватил его за плечи и рывком поставил под петлю. Тот не пискнул, да и не мог, рот его забит был тряпкой, поверху притянутой веревкой. Вся эта штука закрывала ему пол-лица, одни глаза торчали, но Ваньке хватило: это был вор. Филька-вор.

Застыл Ванька, соображая, что делать. Стояли люди, убогие до странности, больные, жалкие. Палач возился с петлей, когда Ванька прыгнул вперед, сгреб вора.

— Куда Алену дел? — кричал Ванька. — Куда дел, убью!

Народ смотрел с сочувствием, как мотается голова обреченного, как лезут глаза на лоб, как мычит он завязанным ртом. Не сразу Ванька сообразил, что ответить тот не может, сорвал через лоб повязку и только собрался задать свой вопрос, как страшный удар свалил его на землю. А когда очухался, увидел, что Филька-вор счастлив.

Как червяк, замотанный в веревку, крепко, видать, побитый, источал он веселие пополам с оторопью. Шагнул к палачу, сказал обалдело:

— Видел, да? — говорил с палачом как с другом или, по крайней мере, как с сообщником. — Нет, ты видел, да? Ты все понял?

Палач отшатнулся с испугом, а Филька-вор выговорил негромко:

— Прокляну…

Сказал и сам понял. Заревел, захохотал, на землю рухнул, змеей в пыли завился.

— Прокляну! — заорал, весь свет оповещая. — Вы, люди, — чтоб вас так! — добрые! Про-о-ок-ля-ану-у-у!!!

Пронька поставил Ваньку на ноги, когда в плечо ему больно ткнулся первый камень. Люди забыли про вора, в глазах их горела угрюмая ненависть, и обращены были эти глаза на пришельцев, Деревенские стояли молча, в руках булыжники. Сзади, хохоча, бежал по косогору Филька-вор, еще связанный, уже свободный. Десятки рук взметнулись разом над головами, взлетели камни. Крикнул Пронька и обмяк, Ванька под руку поволок его вниз, к реке. Толпа бежала следом, на ходу подхватывая камни.

Ванька бежал к мосту, Пронька упирался, выговаривая непослушными от страха губами:

— Нельзя, нельзя туда…

И только добежали до моста, топот за спиной утих. Преследователи застыли шагах в двадцати, камни — в руках. Там был и проводник с крупным булыжником наготове. Деревенские грозили, молча подталкивая беглецов вперед, на мост. Пронька елозил, глупо, по-телячьи, тянул назад.

— Не пойду, — он уже плакал, — не пойду…

— А куда? — задыхался Ванька. — Куда?

Пока разбирались, сзади произошла перемена: деревенские в панике бросились по косогору, на ходу выкидывая камни, а от деревни, сбоку, неслись по дороге к мосту конные стражники, бежали лучники.

За мостом дорога перехлестывала через бугор, спускалась в ложбину и исчезала; до какого-то момента была, а после — не было. Здесь вставала Горушка Злая.

На бугре Ванька оглянулся: стражники скакали через мост, лучники из-за реки бросали стрелы, тё повизгивали, втыкаясь там и тут. Беглецы пока оставались невредимы. Конница надвигалась, когда Пронька завизжал истошно:

— А-а-а!!! Давай, пошли! Пошли, мать ее!..

Скатился в ложбину, прыгнул на каменистый склон. Тут и почудилось Ваньке, что земля под ним дрогнула. Пришла чудь и пропала.

Забрались беглецы невысоко, когда вылетели на бугор всадники, завертелись, круто осаживая коней, повернули назад. Лучники укрылись за бугром, стреляли.

Поднимались парни бегом, прыгали через камни, цеплялись за них, съезжали вниз, но не останавливались, Все казалось спокойным, но другая чудь Ваньке померещилась: тысячи глаз, больших и маленьких, следили за ним, всякий камень и всякая пылинка. Померещилось. Ванька вздохнул с облегчением, да, видать, поторопился.

Горушка вздрогнула, бросился сверху каменный ручеек, поначалу жиденький, но с каждым мгновением набирающий силу, растущий. Каменная река докатилась до беглецов, Ванька прыгнул назад. Пронька — вперед, поток разделил их. Миновал, но опять дрогнула Горушка, прямо над головой обвалился целый утес. Как дым над пожарищем, рванулись клубы пыли, с грохотом полетели камни, весь склон превратился на мгновение в кипящий котел, в глубине которого искали беглецы спасения.

Тревогу кричали стражники, бросились к реке лучники, по мосту убиралась застава к деревне.

Ванька, сжавшийся под огромным ребристым валуном, за пыльными вихрями разглядел, наконец, Проньку. Отчаянно вопя, тот бежал вниз зигзагами, по-заячьи. Но Горушка не отпускала: там и тут камни сдвигались с места, бросались в погоню. Грохот стоял, как рычание. Пронька завертелся, петляя, прыгая из стороны в сторону, и выскочил-таки на бугор. Камни заурчали утробно, успокаиваясь, на мгновение стало тише, и тут стронулся с самой вершины огромный гладкий валун. Тяжело поворачиваясь, набирал скорость, сперва с трудом, но все легче, запрыгал, полетел. Домчался до подножья, проскочил ложбину, вознесся над бугром и рухнул у реки, среди деревьев. Высокая береза переломилась с хрустом, хлестанула по земле; валун взлетел и свалился в реку. Зеленая вода раздалась, выплескиваясь из берегов, сошлась, медленно окрашиваясь в черный цвет.