Малыш и Карлсон, который живет на крыше - Астрид Линдгрен

– Что ж, давай поспорим! Приготовь-ка мне поскорее двойную дозу «приторного порошка». Когда нужно сбить температуру, ничем не следует пренебрегать. Нам ничего не остаётся, как испробовать все средства и терпеливо ждать результата.

Малыш смешал двойную дозу порошка и всыпал его в широко раскрытый рот Карлсона.

Затем они снова уселись, замолчали и стали ждать.

Полминуты спустя Карлсон с сияющим видом соскочил с дивана.

– Свершилось чудо! – крикнул он. – У меня упала температура! Ты опять выиграл. Давай сюда шоколад.

Малыш вздохнул и отдал Карлсону последнюю плиточку. Карлсон недовольно взглянул на него:

– Упрямцы вроде тебя вообще не должны держать пари. Спорить могут только такие, как я. Проиграл ли, выиграл ли Карлсон, он всегда сияет, как начищенный пятак.

Воцарилось молчание, во время которого Карлсон дожёвывал свой шоколад. Потом он сказал:

– Но раз ты такой лакомка, такой обжора, лучше всего будет по-братски поделить остатки. У тебя ещё есть конфеты?

Малыш пошарил в карманах.

– Вот, три штуки. – И он вытащил два засахаренных орешка и один леденец.

– Три пополам не делится, – сказал Карлсон, – это знают даже малые дети. – И, быстро схватив с ладони Малыша леденец, проглотил его. – Вот теперь можно делить, – продолжал Карлсон и с жадностью поглядел на оставшиеся два орешка: один из них был чуточку больше другого. – Так как я очень милый и очень скромный, то разрешаю тебе взять первому. Но помни: кто берёт первым, всегда должен брать то, что поменьше, – закончил Карлсон и строго взглянул на Малыша.

Малыш на секунду задумался, но тут же нашёлся:

– Уступаю тебе право взять первым.

– Хорошо, раз ты такой упрямый! – вскрикнул Карлсон и, схватив больший орешек, мигом засунул его себе в рот.

Малыш посмотрел на маленький орешек, одиноко лежавший на его ладони.

– Послушай, – сказал он, – ведь ты же сам говорил, что тот, кто берёт первым, должен взять то, что поменьше.

– Эй ты, маленький лакомка, если бы ты выбирал первым, какой бы орешек ты взял себе?

– Можешь не сомневаться, я взял бы меньший, – твёрдо ответил Малыш.

– Так что ж ты волнуешься? Ведь он тебе и достался!

Малыш вновь подумал о том, что, видимо, это и есть то самое разрешение спора словами, а не кулаками, о котором говорила мама.

Но Малыш не умел долго дуться. К тому же он был очень рад, что у Карлсона упала температура. Карлсон тоже об этом вспомнил.

– Я напишу всем врачам на свете, – сказал он, – и сообщу им, какое лекарство помогает от жара. «Принимайте «приторный порошок», приготовленный по рецепту Карлсона, который живёт на крыше». Так я и напишу: «Лучшее в мире средство против жара».

Малыш ещё не съел свой засахаренный орешек. Он лежал у него на ладони, такой заманчивый, аппетитный и восхитительный, что Малышу захотелось сперва им немного полюбоваться. Ведь стоит только положить в рот конфетку, как её уже нет.

Карлсон тоже смотрел на засахаренный орешек Малыша. Он долго не сводил глаз с этого орешка, потом наклонил голову и сказал:

– Давай поспорим, что я смогу взять этот орешек так, что ты и не заметишь.

– Нет, ты не сможешь, если я буду держать его на ладони и всё время смотреть на него.

– Ну, давай поспорим, – повторил Карлсон.

– Нет, – сказал Малыш. – Я знаю, что выиграю, и тогда ты опять получишь конфету.

Малыш был уверен, что такой способ спора неправильный. Ведь когда он спорил с Боссе или Бетан, награду получал тот, кто выигрывал.

– Я готов спорить, но только по старому, правильному способу, чтобы конфету получил тот, кто выиграет.

– Как хочешь, обжора. Значит, мы спорим, что я смогу взять этот орешек с твоей ладошки так, что ты и не заметишь.

– Идёт! – согласился Малыш.

– Фокус-покус-филипокус! – крикнул Карлсон и схватил засахаренный орешек. – Фокус-покус-филипокус, – повторил он и сунул орешек себе в рот.

– Стоп! – закричал Малыш. – Я видел, как ты его взял.

– Что ты говоришь! – сказал Карлсон и поспешно проглотил орешек. – Ну, значит, ты опять выиграл. Никогда не видел мальчишки, которому бы так везло в споре.

– Да… но конфета… – растерянно пробормотал Малыш. – Ведь её должен был получить тот, кто выиграл.

– Верно, – согласился Карлсон. – Но её уже нет, и я готов спорить, что мне уже не удастся её вернуть назад.

Малыш промолчал, но подумал, что слова – никуда не годное средство для выяснения, кто прав, а кто виноват; и он решил сказать об этом маме, как только её увидит. Он сунул руку в свой пустой карман. Подумать только! – там лежал ещё один засахаренный орех, которого он раньше не заметил. Большой, липкий, прекрасный орех.

– Спорим, что у меня есть засахаренный орех! Спорим, что я его сейчас съем! – сказал Малыш и быстро засунул орех себе в рот.

Карлсон сел. Вид у него был печальный.

– Ты обещал, что будешь мне родной матерью, а занимаешься тем, что набиваешь себе рот сластями. Никогда ещё не видел такого прожорливого мальчишки!

Минуту он просидел молча и стал ещё печальнее.

– Во-первых, я не получил пятиэровой монеты за то, что кусается шарф.

– Ну да. Но ведь тебе не завязывали горло, – сказал Малыш.

– Я же не виноват, что у меня нет шарфа! Но если бы нашёлся шарф, мне бы наверняка завязали им горло, он бы кусался, и я получил бы пять эре… – Карлсон умоляюще посмотрел на Малыша, и его глаза наполнились слезами. – Я должен страдать оттого, что у меня нет шарфа? Ты считаешь, это справедливо?

Нет, Малыш не считал, что это справедливо, и он отдал свою последнюю пятиэровую монетку Карлсону, который живёт на крыше.

Проделки Карлсона

– Ну, а теперь я хочу немного поразвлечься, – сказал Карлсон минуту спустя. – Давай побегаем по крышам и там уж сообразим, чем заняться.

Малыш с радостью согласился. Он взял Карлсона за руку, и они вместе вышли на крышу. Начинало смеркаться, и всё вокруг выглядело очень красиво: небо было таким синим, каким бывает только весной; дома́, как всегда в сумерках, казались какими-то таинственными. Внизу зеленел парк, в котором часто играл Малыш, а от высоких тополей, растущих во дворе, поднимался чудесный, острый запах листвы.

Этот вечер был прямо создан для прогулок по крышам. Из раскрытых окон доносились самые разные звуки и шумы: тихий разговор каких-то людей; детский смех и детский плач; звяканье посуды, которую кто-то мыл на кухне; лай собаки; бренчание на пианино. Где-то загрохотал мотоцикл, а когда он промчался и шум затих, донёсся цокот копыт и тарахтение телеги.

– Если бы люди знали, как приятно ходить по крышам, они давно бы перестали ходить по улицам, – сказал Малыш. – Как здесь хорошо!

– Да, и очень опасно, – подхватил Карлсон, – потому что легко сорваться вниз. Я тебе покажу несколько мест, где сердце прямо ёкает от страха.

Дома́ так тесно прижались друг к другу, что можно было свободно перейти с крыши на крышу. Выступы мансарды, трубы и углы придавали крышам самые причудливые формы.

И правда, гулять здесь было так опасно, что дух захватывало. В одном месте между домами была широкая щель, и Малыш едва не свалился в неё. Но в последнюю минуту, когда нога Малыша уже соскользнула с карниза, Карлсон схватил его за руку.

– Весело? – крикнул он, втаскивая Малыша на крышу. – Вот как раз такие места я и имел в виду. Что ж, пойдём дальше?

Но Малышу не захотелось идти дальше – сердце у него билось слишком сильно. Они шли по таким трудным и опасным местам, что приходилось цепляться руками и ногами, чтобы не сорваться. А Карлсон, желая позабавить Малыша, нарочно выбирал дорогу потруднее.

– Я думаю, что настало время нам немножко повеселиться, – сказал Карлсон. – Я частенько гуляю по вечерам на крышах и люблю подшутить над людьми, живущими вот в этих мансардах.

– Как подшутить? – спросил Малыш.

– Над разными людьми по-разному. И я никогда не повторяю дважды одну и ту же шутку. Угадай, кто лучший в мире шутник?

Вдруг где-то поблизости раздался громкий плач грудного младенца. Малыш ещё раньше слышал, что кто-то плакал, но потом плач прекратился. Видимо, ребёнок на время успокоился, а сейчас снова принялся кричать. Крик доносился из ближайшей мансарды и звучал жалостно и одиноко.

– Бедная малютка! – сказал Малыш. – Может быть, у неё болит живот.

– Это мы сейчас выясним, – отозвался Карлсон.

Они поползли вдоль карниза, пока не добрались до окна мансарды. Карлсон поднял голову и осторожно заглянул в комнату.

– Чрезвычайно заброшенный младенец, – сказал он. – Ясное дело, отец с матерью где-то бегают.

Ребёнок прямо надрывался от плача.

– Спокойствие, только спокойствие! – Карлсон приподнялся над подоконником и громко произнёс: – Идёт Карлсон, который живёт на крыше, – лучшая в мире нянька.