Петр Великий - Мэтью Андерсон

Таким образом, Россия времен детства, отрочества и раннего возмужания Петра развивалась очень быстро. Большие территориальные приобретения, сделанные в течение 1650-х и 1660-х годов, и прекращение угрозы со стороны Польши нацеливали на дальнейший рост и увеличение мощи в будущем. Хотя крестьянское сельское хозяйство с рутинной техникой, базировавшееся в огромной степени на физической силе крепостных, было самой важной формой экономической деятельности, иностранная технология начинала открывать возможности промышленного роста в незнаемых до сих пор масштабах. Тиски церкви, до сих пор почти полностью сдерживавшие интеллектуальную жизнь, были по-прежнему сильны, если это касалось простого человека. Но по крайней мере в столице и в высшем обществе они потихоньку начинали ослабляться. Старая Россия, изолированная, самоудовлетворяющаяся, боящаяся и презирающая иностранцев, застывшая под властью традиционной набожности и благочестия, враждебная индивидуализму и неспособная даже к мечте о реальной перемене, была далеко не мертва. Позиции, на которых она основывалась, были все еще непререкаемы для огромного большинства населения. Но некоторые ее основы были теперь если не подорваны, то по крайней мере частично разрушены новыми идеями, новыми потенциальными возможностями и расширением горизонтов. Рассматривать Петра, по примеру многих его современников и почти всех писателей XVIII века, как взрыв архаичной России, по-прежнему чахнувшей в средневековом невежестве и безнадежной стагнации, является большой ошибкой. Задолго до его рождения уже возникли силы перемен и возможностей нового роста. Он укрепил эти силы и некоторым образом направил их в новые важные русла, но не он создал их.

Глава 2. Молодой царь

С момента рождения Петр был вовлечен в сложную династическую и политическую ситуацию, изобилующую жестокими конфликтами между различными группировками и личностями. Его отец, царь Алексей, состоял в первом браке с Марией Милославской, представительницей не очень знатной семьи. От нее он имел не менее тринадцати детей, но только двое сыновей от первого брака, Федор и Иван, пережили его, оба были слабы здоровьем от рождения. Федор, хотя и официально признанный достигшим совершеннолетия в 1674 году, был настолько слаб, что все были убеждены: править он никогда не будет. Здоровье Ивана вызывало еще большую тревогу: почти слепой, слабоумный, он к тому же страдал дефектом речи. Шесть дочерей от этого брака также выжили, из них Софье суждено было проявить себя одной из наиболее замечательных личностей во всей российской истории. В результате первого брака Алексея семейство Милославских, до тех пор неизвестное и не имеющее значительных заслуг на государственной службе, достигло в течение ряда лет ведущей позиции при дворе, чем вызвало зависть и ненависть более древних и более знатных благородных домов. Однако все это было утрачено после смерти Марии Милославской в 1669 году и нового брака царя с Натальей Нарышкиной, представительницей довольно скромного дворянского рода. Петр был ее первым ребенком. В отличие от своих братьев он был энергичным и здоровым от рождения. Второй брак царя предоставлял возможность семье Нарышкиных увеличить свою недавно приобретенную значимость и влияние, как это ранее сделали Милославские, для удовлетворения интересов членов своей семьи. Таким образом, два клана образовали две соперничающие при дворе группировки или, по крайней мере, являлись их центрами. Было бы ошибкой, однако, думать, что они представляли собой политические партии с разными программами. Известно, что приемный отец Натальи Нарышкиной, Артамон Матвеев, возглавивший Посольский приказ в 1671 году, был одной из наиболее прогрессивных и прозападно настроенных фигур в России. Его жена была дочерью шотландского чиновника на русской службе. Его обширная библиотека, его интерес к театру, только теперь начинавшему укореняться в России, его живой отклик на новшества всякого рода — отмечают его как человека совершенно нетипичного для его класса даже в век ускоряющихся изменений. Однако идентифицировать семью Нарышкиных с прогрессом, а Милославских — с сопротивлением ему было бы сверхупрощением. Милославские, например, были более активными сторонниками, чем их конкуренты, польского и украинского влияния, которое, как отмечалось, было многообразным и наиболее важным по сравнению с остальными в России конца XVII века. Фракционная борьба велась скорее за положение и власть, а в конечном счете — за физическое уничтожение соперников, чем за политику или идеи.

Однако при Алексее, крепком, здоровом мужчине средних лет, соперники (несмотря на многочисленные прецеденты в более ранней истории России) на успех рассчитывать не могли и опасности стать серьезной причиной раскола не представляли. Его внезапная и совершенно неожиданная смерть в феврале 1676 года, когда ему было только сорок семь, открыла дверь для более чем десятилетней ожесточенной фракционной борьбы. Федор, вступив на престол, вернул ко двору своего дядю, Ивана Милославского, который был в течение некоторого времени фактически в изгнании, в качестве воеводы Астрахани, но всегда рассматривался как лидер фракции Милославских. Он сразу же сослал Матвеева, наиболее важную фигуру в партии Нарышкиных, в Пустозерск, маленький и удаленный город на далеком севере России. Однако позиция Нарышкиных в ситуации, подвергшейся такому сильному влиянию династических чаяний, была достаточно крепкой. Ничто не могло бы скрыть тот факт, что у них имелся несравненно лучший из двух законных кандидатов для воцарения. Федору оставалось жить не долго. В самом начале 1682 года стало ясно, что он умирает. Принципы, регулирующие последовательность восшествия на трон, в России были менее сложны, чем в большинстве западноевропейских государств; и не стоит сомневаться в том, что если бы Иван был в состоянии управлять, он, конечно, имел бы успех. Но беспомощный инвалид на царском троне ничего хорошего для страны не предвещал, особенно по сравнению с физически и духовно энергичным молодым Петром. Возможно, Федор в последние недели жизни серьезно рассматривал своего сводного брата как преемника, однако умер, так и не сделав этого. В любом случае, независимо от его выбора речь все равно зашла бы о регентстве. Иван, в свои шестнадцать лет, был совершенно неспособен управлять один, а Петр был в то время еще только девятилетним ребенком. Ситуация неизбежно предполагала доминирование над управлением или стороны Милославских, или стороны Нарышкиных. Смерть Федора в мае 1682 года сопровождалась легкой и полной победой последней группы. Так называемый Земский Собор (это было не более чем название, ибо его состав фактически ограничивался теми дворянами, которые оказались в тот момент в Москве) при существенной поддержке патриарха Иоакима выбрал Петра единственным царем. Матвеев был возвращен из изгнания. Посты в правительстве и положение при дворе, должности обильно посыпались на членов семьи Нарышкиных. Однако в течение нескольких недель эта победа была аннулирована в результате драматического и кровавого эпизода, в котором ведущая роль была сыграна полками одной из главных частей российского войска стрельцами (стрелок — воин, вооруженный огнестрельным оружием). Они были мощным корпусом, насчитывающим свыше 50 000 членов, сформированным во второй половине XVI столетия. Членство было наследственным, и стрельцы пользовались важными привилегиями, с тех пор как могли жить в своих собственных домах, предпочитая их казармам, заниматься торговлей и производить спиртные напитки для своего собственного пользования. Почти столетие после их создания они выполняли полезную функцию, действуя в военное время главным образом как пехота в поле и помогая гарнизонам российских городов. Однако в 1670-х годах их положение поколебалось, поскольку России потребовалось более современное вооружение, да и дисциплина в стрелецких полках заметно упала. Уже при Федоре они начали проявлять недовольство и угрожать бунтом. В некоторых полках разгорелись настоящие конфликты с полковниками, которые часто задерживали или присваивали зарплату стрельцов, наказывали их жестоко и зачастую принуждали работать в своих поместьях. Главнокомандующего корпусом, князя Юрия Долгорукого, они вообще ненавидели. Стрельцы в целом были глубоко враждебны к новшествам, иностранным влияниям и ко всему, что, казалось, угрожало их традиционному положению и привилегиям. Староверы, ожесточенные враги преобразований Никона, были многочисленны и влиятельны в своих общинах; это усиливало их глубокий консерватизм. Они также боялись и с подозрением относились к боярам, чья дисциплина и мораль, по крайней мере в Москве, чрезвычайно низко пали. В конце мая 1682 года пронесся слух, что Нарышкины отравили царя Федора и замышляют убить царевича Ивана, и многие поверили в это. Милославские, кажется, преднамеренно поощряли распространение этих слухов в надежде использовать стрелецкие полки и дезавуировать недавний взлет Нарышкиных. «Грозят большие бедствия, — писал голландский резидент, — и не без причины, мощь у стрельцов огромная и несомненная, и никакое сопротивление не может быть противопоставлено им. Их обида должна быть улажена так, чтобы избежать плохих последствий». Эта чрезвычайная ситуация завершилась в итоге нападением стрельцов на Кремль 25 мая. Царица Наталья вышла на Красное крыльцо, держа за руки Петра и Ивана и безуспешно пытаясь успокоить стрельцов, разговаривая с ними и предлагая желающим убедиться, что Иван все еще жив. Несмотря на все ее усилия, разыгрались ужасные сцены жестокости и в этот день, и в два последующих. Матвеев, сброшенный с крыльца во двор, был насмерть изрублен алебардами стрельцов. Несколько членов семьи Нарышкиных и ряд знатных бояр были убиты; несколько тел перетащили к Лобному месту, традиционному месту народных собраний граждан Москвы, и здесь разрубили на мелкие части. По всей Москве без разбора совершались убийства и грабежи, и не прекращалось это по крайней мере в течение недели. Правительство было беспомощно; у него не было в распоряжении никаких вооруженных сил, способных оказать сопротивление стрельцам или удовлетворить их требования. Результатом было то, что 26 мая Земский Собор, теперь еще более расколотый, чем несколькими неделями ранее, согласился, что Иван и Петр должны править совместно: Иван как «первый царь» и Петр как «второй». Реальная власть, однако, осталась у царевны Софьи, хотя почти доказано, что формально она никогда не провозглашалась регентом и ее указы издавались (по крайней мере сначала) от имени ее братьев — родного и сводного. В течение последующих семи лет эта замечательная женщина вынуждена была самостоятельно руководить правительством.