Сумасшедшая принцесса - Татьяна Устименко

– Я знаю, что это не ваша любимая гитара, но все-таки, девочка, спой для меня, как поешь по вечерам, сидя у огня… – Гийом легко погладил меня по волосам, и такая нежная, искренняя любовь промелькнула в его улыбке, что я невольно улыбнулась в ответ и тронула струны гитары. Все окружающее перестало существовать для меня, и голос мой, грудной и низкий, зазвучал в притихшем зале:

Удобно рукоять лежит в ладони,Мой верный друг – отточенный клинок,Его душа по-человечьи стонет,Сплетая бой с изящной вязью строк.

Каляма друг и старший братец стила,Поет, танцует и творит стихи,Тобою, помню, за любовь я мстила,Тобою отпускала я грехи.

Нет ничего превыше звонкой стали,Чье имя – честь, чьи клятвы – на крови,Меня он даже в смерти не оставитИ не предаст ни в жизни, ни в любви.

Тобой крестили и тобой клеймили,Тобою покоряли племена,Лишали власти и престол дарили,Фортуне отсекали стремена.

Купили за табун коней арабских,По весу отдавали жемчуга,И, не страшась визгливых жалоб бабских,Тебя меняли на гарем врага.

С тобой делили счастье и невзгоды,Паденья, взлеты и забвенья дни,В тебя впитались чьих-то судеб годы,И чьей-то смерти яркие огни.

По этой стали часто скачут блики,И, замерев, дыханье затаив,Я в этих вспышках замечаю ликиУшедших повелителей твоих.

Их души, отлетевшие когда-то,Живут в тебе – и не умрут вовек,В тебе найдя хранилище и брата,Как будто ты не сталь, а человек.

Ты умирал не раз на поле брани,И воскресал в других уже руках,Былых друзей порой до смерти раня,Своих любимых превращая в прах.

Ты так кричал, что даже звуки бояМог перекрыть, победу возвестив,Враги не раз глумились над тобою,Тебя во мрак могилы опустив.

Какие мастера тебя ковали,Вложив в клинок неведомый секрет,И как тебя тогда творцы назвали —Утеряно за сотни долгих лет.

Из ножен вновь скользя с притворной ленью,Ты мне как продолжение руки,Тебя, мой друг, я называю Тенью,Нас не поймут глупцы и дураки.

Я знаю, мой черед придет когда-то,И пусть вам в это верится с трудом,Я, как и все – усну в объятьях брата,В душе клинка найдя приют и дом.

И кто-то новый, чище и моложе,Меч заключив в своей любви кольцо,Душу клинка пускай не судит строже,Узрев в ней мельком и мое лицо.

Потом я тихонько положила на стол умолкнувшую гитару и, сопровождаемая глубокими поклонами гостей, пошла к дверям. Приглашенные музыканты побросали свои инструменты и свесились с балкона, посылая мне восхищенные взгляды и воздушные поцелуи. Но уязвленная Луиза не хотела, чтобы вечер закончился таким нежеланным для нее образом. Она приблизила свои губы к уху стоящего рядом с ней юноши и торопливо прошептала несколько слов. Этот дворянин обладал высоким ростом и развитой мускулатурой, но хищное крысиное лицо с хитрыми и злобными чертами начисто лишало его обаяния, и даже более того, придавало ему что-то неописуемо отталкивающее. Юноша выслушал Луизу, и гадкая ухмылка появилась на его тонких губах. Я уже взялась за ручку двери, когда язвительный мужской голос нарушил тишину:

– Отчего же певица не сняла маску? Может быть, она боится, что безобразие ее лица перечеркнет красоту песни? Говорят, что ее лицо носит отпечаток руки самого Бога смерти и отображает все душевные пороки!

Зал ахнул…

Я медленно повернулась на каблуках и звонко рассмеялась. Рассмеялась над своей наивностью, над своими иллюзиями, над предательством людей, которым я привыкла доверять, над глупостью и завистью. Замок Брен перестал быть моим домом. Но даже отверженные не уходят проигравшими.

– Сударь, недалеко отсюда, в лесу, есть красивое озеро, и я думаю, что в замке найдется немало желающих показать вам дорогу к нему. Завтра на рассвете я буду иметь честь скрестить с вами клинок именно на берегу этого озера. В случае победы вам предоставляется полное право снять с меня маску. – Я помолчала и добавила: – С живой или мертвой…

Зал ахнул вновь…

Дворянин подтвердил свое согласие наклоном головы.

После этого я беспрепятственно вышла из залы, тихонько притворив за собой дверь.

Птицы пели слаженно и многоголосо. «Куда лучше нашей капеллы», – подумалось мне. Мириады росинок на траве и листьях деревьев сияли ярче, чем мои изумруды. Восходящее солнце окрашивало кромку неба в нежнейший розовый цвет, но выше макушек деревьев еще царила сочная ночная синева, щедро сдобренная россыпью угасающих звезд. Жизнь была прекрасна. Наверно, наиболее отчетливо это осознается вот в такие моменты, когда возникает реальная угроза потерять эту самую жизнь. Потерять по причине собственной никчемной глупости. Или гордости. Или того и другого вместе… Красота утреннего леса как нельзя лучше располагала к подобным размышлениям. Бес шел бодрой рысью, благо дорога к озеру ему давно и отлично знакома. А меня терзали мысли, весьма подходившие к драматичности момента. Мысли о бренности бытия. Или, может быть, это был страх? Я растерянно потерла лоб. Боялась ли я смерти? Возможно. Хотя гораздо больше меня пугал тот факт, что мне никогда еще не приходилось убивать человека. Пусть даже такого подлого и недостойного. Являлась ли моя гордость, мое чувство собственного достоинства тем мерилом – по противоположную сторону которого стояло право лишить жизни другого человека? Лишить пения птиц, красоты рассвета, вкуса этого дубового листочка, который я только что прикусила зубами? И я торжественно пообещала себе, что, если мне суждено выжить в сегодняшнем поединке, то я никогда больше не обнажу оружия из одного лишь пустого тщеславия.

Мне не пришлось спать этой ночью. И отнюдь не боязнь грядущего поединка стала причиной моего ночного бдения. Оставив без ответа увещевания всех домочадцев, безостановочно звучащие за дверью, я увязала в небольшой сверток те вещи, которые были мне дороги или могли бы пригодиться в дороге. Несколько безделушек, деньги и смена белья – что еще может понадобиться неизбалованному путнику? Прощальным взглядом окинула я, возможно, только теперь замеченную и оцененную роскошь белой лакированной мебели, картин в золотых рамах, блеск парчового балдахина – привычно пожала плечами и вылезла в окно. Птичка вырвалась на свободу. И уже на самом краю леса, оглянувшись на быстро удаляющиеся стены замка Брен, я поняла, какую неимоверно гнетущую ношу сбросила со своих плеч, и вздохнула облегченно. Как бы ни сложились дальнейшие события, возвращаться в замок я не собиралась.