Сломи меня (ЛП) - Тахира Мафи

Кенджи быстро моргает, сдерживая свои собственные эмоции.

— Я знаю, чувак. Но я не могу сейчас думать об этом. Мы должны продолжать двигаться…

Кенджи все еще говорит, но я уже практически не слышу его.

Джеймс.

О, Боже.

Что я наделал.

Глава 9

Понятия не имею, как нам всем удается поместиться в этом танке. Восемь человек зажаты в тесных стенках танка, мы сидим на коленях друг у друга, и никого это даже и не волнует. Напряженность, охватившая нас, настолько ощутима, что она практически превратилась в еще одного человека, занимающего место, которого у нас нет. Я едва могу нормально думать.

Я пытаюсь дышать, пытаюсь оставаться спокойным и не могу этого сделать. Шум самолетов уже слышен над нашими головами, и меня настолько сильно тошнит, что я даже не знаю, как это объяснить. Это ощущение засело глубже, оно не только в моем желудке. Оно больше, чем мое сердце. Гораздо более подавляющее, чем мой разум. Словно мой страх стал мною; он надел на себя мое тело, словно старый костюм.

Страх — это все, что у меня сейчас осталось.

Думаю, мы все испытываем его. Кенджи управляет танком; ему каким — то образом все еще удается функционировать в этой ситуации, но никто больше не шевелится. И ничего не говорит. Никто даже не дышит слишком громко.

Меня тошнит.

О, Боже. О, Боже.

Прибавь скорости, — хочется сказать мне, но затем я понимаю, что на самом деле мне этого не хочется. Я не знаю, чего я вообще хочу: ускориться или замедлиться. Я не знаю, что ранит меня больше. Я видел, как умирает моя собственная мать, и почему — то это не ранило меня так же сильно, как это.

Меня рвет.

Прямо на циновки, которыми устлано дно танка.

Мертвое тело моего десятилетнего брата.

Меня продолжает тошнить, но ничего не выходит из моего желудка. Я вытираю рот своей рубашкой.

Будет ли ему больно, когда он будет умирать? Почувствует ли он это? Убьют ли его быстро или же ранят — как-нибудь травмируют — и его смерть будет медленной? Будет ли он в одиночестве истекать до смерти кровью? Мой десятилетний брат?

Я крепко держусь за приборный щиток, пытаясь успокоить свое сердце, свое дыхание. Это невозможно. Слезы быстро струятся по моему лицу, мои плечи дрожат, мое тело разваливается на части. Шум самолетов становится громче по мере их приближения. Теперь я могу слышать их. Все могут.

А мы еще даже не приехали.

Мы слышим, как бомбы взрываются где-то вдалеке, и именно в этот момент я чувствую это: кости внутри меня ломаются, землетрясение раскалывает меня на части.

Танк останавливается.

Нам больше некуда продвигаться. Больше нет никого и ничего, и все мы знаем об этом. Бомбы продолжают падать, и я слышу взрывы, сливающиеся эхом со звуками моих собственных рыданий, громких и удушливых, раздающихся в тишине. Теперь у меня не осталось ничего.

Ничего.

Ничего столь же любимого, как моя собственная кровь и плоть.

Я опустил голову на руки, когда тишину, окружающую нас, пронзил крик.

— Кенджи! Смотри!

Это Алиа, громко кричащая с заднего сиденья. Она выпрыгивает из танка, распахнув дверь. Я прослеживаю за ней взглядом, и только тогда вижу то, что увидела она. Мне требуется всего лишь несколько секунд для того, чтобы оказаться возле дверцы и броситься мимо нее, падая на колени перед одним человеком, которого, как я думал, я уже больше никогда не увижу.

Глава 10

Я практически полностью лишен самообладания для того, чтобы говорить.

Джеймс стоит передо мной, рыдая, и я не знаю, не снится ли мне это.

— Джеймс? — слышу я голос Кенджи. Я оборачиваюсь назад и вижу, что практически все уже выбрались из танка. — Ты ли это, приятель?

— Адди, п-прости… — он икает. — Я знаю, ты с-сказал… ты с-сказал, что мне нельзя сражаться, но я не мог здесь оставаться, я должен был п-пойти…

Я притягиваю его к себе, крепко обнимая его. Я едва могу дышать.

— Я хотел с-сражаться вместе с тобой, — заикается он. — Я не хотел б-быть ребенком. Я хотел п-помочь…

— Тише-тише, — говорю я ему. — Все в порядке, Джеймс. В порядке. Мы в порядке. Все будет хорошо.

— Но, Адди, — говорит он, — ты не знаешь, что с-случилось… я только-только выбрался, а затем увидел с-самолеты…

Я снова успокаиваю его и говорю, что все в порядке. Что мы знаем о случившемся. Что теперь он в безопасности.

— Прости, что я не п-помог тебе, — говорит он, отклоняясь назад для того, чтобы посмотреть мне в глаза. Его щеки покрыты красными пятнами, на них остались дорожки слез. — Я знаю, что ты запретил мне это делать, но я действительно х-хотел п-помочь…

Я подхватываю его на руки, баюкая его в своих руках и неся к танку. Только теперь я осознаю, что причиной мокрого пятна в передней части его штанов стал не дождь.

Джеймс, должно быть, был в ужасе. Он, вероятно, был чертовски напуган, и, несмотря на это, он выбрался из Омега Поинта, потому что он хотел помочь. Потому что он хотел сражаться вместе с нами.

Я мог бы убить его за это.

Но черт меня побери, если он — не один из самых храбрых людей, который я когда-либо знал.

Глава 11

Как только мы снова оказываемся в танке, понимаем, что понятия не имеем о том, что нам делать. Нам некуда идти.

Масштаб произошедшего только — только начал доходить до нас. И только то, что мне удалось извлечь для себя из-под обломков что-то хорошее, не означает, что все поводы для скорби вдруг разом исчезли.

Касл пребывает практически в состоянии коматоза.

Кенджи — единственный, кто все еще пытается не дать нам умереть. Хоть какое-то чувство самосохранения осталось только лишь у него, и, я полагаю, он делает это из — за Касла. Потому что никто нас больше не возглавляет, и кто — то в любом случае должен взять функции лидера на себя.

Но, даже несмотря на то, что Кенджи делает все возможное для того, чтобы все мы оставались сосредоточенными, обращают на него внимание всего лишь несколько человек. День подходит к концу гораздо, гораздо быстрее, чем мы могли ожидать, и солнце быстро садится, отдавая всех нас во власть темноты.

Мы устали, мы сломлены, и больше не можем функционировать.

Кажется, сон — единственное, что придет к нам.

Глава 12

Джеймс шевелится в моих руках.

Я моментально просыпаюсь, быстро моргая и оглядываясь по сторонам, замечая, что все вокруг еще спят. Солнце появляется на горизонте, желая выпустить свой свет. Утро настолько тихое и спокойное, что кажется невозможным то, что здесь вообще могло происходить что — то неправильное.

Однако возвращение правды не заставляет себя ждать. Она пробивает мою грудь, давит на мои легкие, пронзает болью мои составы, и отдается металлическим привкусом у меня во рту — напоминаниями о долгом дне, еще более долгой ночи, и мальчике, свернувшемся клубочком в моих руках.

Смерть и разрушения. Осколки надежды.

Кенджи привез нас в отдаленное место, и использовал остатки своей силы для того, чтобы большую часть ночи танк оставался невидимым; это был единственный способ, благодаря которому мы могли переждать битву и поспать несколько часов. Я все еще не знаю, как именно функционирует организм Кенджи. Он определенно более силен, чем я когда — либо предполагал.

Окружающий нас мир пугающе тих. Я слегка шевелюсь, и Джеймс тут же оживляется, поднимаясь и начиная задавать вопросы в тот же момент, как открывается его рот. Его голос нарушает покой всех остальных, заставляя их проснуться. Я протираю глаза тыльной стороной руки, и удобнее усаживаю Джеймса на своих коленях, крепко держа его. Я целую его в макушку и прошу его не шуметь.

— Почему? — спрашивает он.

Я закрываю ему рот своей рукой. Он отпихивает ее.

— Доброе утро, солнышко, — Кенджи моргает, смотря в нашу сторону.

— Доброе, — отвечаю я.

— Я не к тебе обращался, — говорит он, пытаясь улыбнуться. — Я обращался к солнышку.

Я усмехаюсь ему в ответ, в действительности не уверенный в том, куда может привести наша беседа. Существует столько всего, о чем нам надо поговорить, и столько всего, о чем нам говорить не хочется, я и не знаю, будем ли мы вообще когда-нибудь об этом разговаривать. Я бросаю взгляд на Касла, и я замечаю, что он проснулся и теперь смотрит в окно. Я машу ему в знак приветствия.

— Вам хорошо спалось? — спрашиваю я у него.

Касл смотрит на меня.

Я поворачиваюсь к Кенджи.

Он тоже смотрит в окно.

Я вздыхаю.

Все возвращаются к реальности, медленно, но верно. Как только все мы возвращаемся в полурабочее состояние — Брендан и Уинстон в том числе, — Кенджи переходит к делу, не желая тратить понапрасну ни минуты.