Цвет греха. Чёрный - Александра Салиева

стоило сомневаться. Я всегда держу своё слово. Учти это на будущее, кстати, — как нечто самой собой разумеющееся, произносит бывший муж моей матери. — Дорога из Мюнхена заняла некоторое время, — по-своему соглашается со мной, а у меня похоже, челюсть в который раз за вечер отвисает от такого откровения. — К тому же, пришлось купить дом.

И отвисает ещё больше!

Он приехал из-за границы. Сюда.

И купил дом…

Серьёзно?

А ещё оформил на меня опеку.

И всё это за каких-то шесть часов!

— Дом? — переспрашиваю, развернувшись к нему. — Зачем тебе тут дом? Ты разве не живешь в другой стране?

— Теперь нет, — отзывается муж моей матери. — И ты тоже.

Пределы моего удивления… запредельные!

— Я и так не жила никогда в другой стране, — мямлю ошарашенно, за неимением более разумной мысли.

— Теперь ты тоже живешь в этом же доме, — снисходительно поправляет меня мужчина.

— Кто? — переспрашиваю шокировано. — Я?

Он… молчит.

Нагло!

Лишь ухмыляется каким-то своим мыслям, беззаботно пожав плечами, будто бы в этом и нет вовсе ничего такого, а мой вопрос и вовсе полнейшая глупость. С учётом того, что теперь он — мой опекун, вполне может быть. Если судить с его точки зрения.

Но у меня и своя имеется!

— Нет. Так не пойдёт, — возражаю со всей возможной категоричностью. — У меня свой собственный угол есть, в котором я живу. Я не буду переезжать. Ни за что!

Всё происходящее напоминает какую-то наспех сляпанную сказку. Совершенно неправдоподобную. Кошмарную.

— У тебя нет выбора. Я — твой новый опекун, если вдруг забыла, — напоминает о том, о чём и сама страдаю. — Я решаю. Не ты, — добавляет уже сурово.

Вот же…

Засада!

Мне определённо требуется какое-то время, чтобы всё это переварить. Жаль, так и не переваривается.

А раз так…

— Ладно, допустим, — делаю вид, будто сдаю свои позиции, всё-таки в его словах имеется определённая правота, а я не баран, который бестолково упирается рогами в новые ворота. — И что я там буду делать? В этом твоём доме? Какой тебе с этого толк? Ты же меня совсем не знаешь. Вдруг я тебя обворую? Я же теперь из-за тебя безработная, никаких других доходов нет и не предвидится, — ехидничаю. — Или же опозорю тебя на всю округу? Или что похуже. Мало ли, какие у меня ещё скрытые “достоинства” имеются, — привожу, как по мне, довольно веским доводом.

Но на его губах лишь расцветает очередная усмешка.

— Если тебе так нужна работа, будешь убирать дом. На совесть. Там полно дел. Тогда и на всякие глупости времени не останется, помимо посещения школы и подготовки к экзаменам, — флегматично выдаёт мужчина всё с той же усмешкой. — Заодно отработаешь всё то, что я для тебя сделал. И сделаю.

Звучит, почти как угроза…

Ей, по сути, как по мне, и является!

Не реагирую. Нарочно. Терплю.

Хотя зубы аж сводит…

Очень уж хочется!

Опять к окну отворачиваюсь. Достаю из рюкзака свой телефон, подключаю наушники, затыкаю уши. Включаю музыку.

Ритмы в стиле бачаты — немного дерзкие, но вместе с тем искренние, по-своему плавные, они привносят в мою душу подобие умиротворения и безмятежности. На том и сосредотачиваюсь до самого конца нашей поездки, отсекая от себя всё тревожное.

Остальное…

Так и быть, немного подождёт. По приезду решу.

______________

*куруш — дешёвая монета из сплава меди и цинка.

Адем

Не помню, когда в последний раз я нормально сплю. Последние несколько часов ноги держат на одном упрямстве.

И мысли о том, что скоро я всё-таки найду её…

Джемре.

Ту, что предательски сбежала.

Сколько лет прошло?

Кажется, четырнадцать.

Не просто сбежала. Прихватила с собой кое-что очень ценное. Моё. То, что я намерен во что бы то ни стало вернуть. И обязательно верну. Рано или поздно. Как только найду мерзавку. А то, что я её всё-таки найду, не подлежало никакому сомнению. Ведь теперь у меня имеется в наличии самый лёгкий вариант этих поисков — то, что для самой Джемре является ценным. Её дочь.

Они и правда, не похожи.

Не только внешне. Если та, на ком я когда-то женился, выглядела, как тёплый луч солнца — голубоглазая, светловолосая, с чуточку лукавой полуулыбкой, почти всегда хранящейся в уголках её губ, то та, о существовании которой я узнал и увидел сегодня впервые — полнейшая противоположность. Как небо и земля. В выразительных карих глазах — сражение, затаившееся глубоко-глубоко, не каждый заметит, скорее обманется хрупким станом и точёной девичьей фигуркой, ведь та очень складная. Упрямая. Стойкая. Будь на месте Асии сегодня её мать, давно бы всё мне выложила. Стоило лишь слегка надавить. Хотя, если уж на то пошло, действительно давить на девчонку я не стал.

Почему?

Потратил на неё столько времени.

А ведь не имел ни малейшего понятия, что меня ждало в той их расфуфыренной образовательной богодельне, когда сходил с самолёта. В Стамбуле жить на постоянной основе мне не приходилось, бывал лишь по работе, соответственно, знакомых здесь маловато. Но директор школы — господин Полат Кайя, по моему прибытию всё предельно дотошно, быстро и чётко обрисовывает, долго разбираться что к чему не приходится. Собранное у него и подконтрольной ему системы безопасности досье на каждого ученика — внушительное, по максимуму, раз уж совсем не простые ученики здесь обучаются.

Девчонка — получатель благотворительного гранта, в рамках какой-то там выпендрёжной от основателей школы акции, чтоб налогов поменьше платить, да грешки свои сопутствующие припрятать. Место в этом рассаднике полубесполезных богатеев Асия себе заслуживает, сдав лучше всех вступительные испытания. И да, сражается за него в стенах этого заведения каждый день, всё-таки проходной балл у них — завышенный, чуть сдашь позиции: плати или аривидерчи. А платить ей определённо нечем. Мать на памяти директора интересовалась жизнью дочери… никак она ей не интересовалась. Появлялась в самой школе Джемре за все годы обучения дочери лишь единственный раз, исключительно чтобы подписать документы для поступления. По вечерам, после школы Асия самостоятельно зарабатывала