Корона на троих - Лоуренс Уотт-Эванс

Одо не был образованным человеком, но слышал от своей матери историю древних героев Старой Гидрангии Ремула и Рома, которых вскормила волчица. Он хорошо помнил ее: в конце концов мать рассказывала одно и то же каждый день четырнадцать лет. (Бедняжка верила, что детям надо слушать на ночь истории, но знала только одну.) Если волчица вскормила одну пару, то почему бы овце не вскормить другую?

Сердце Одо раздулось от гордости. Может быть, он сам воспитает новых героев! Может быть, столетия спустя люди будут рассказывать истории о подкидышах, воспитанных Одо и его овцой.

Он, конечно, к этому времени уже помрет, но приятно, наверное, когда тебя вспоминают. Кроме того, когда дети подрастут, можно будет переложить на них часть работы. А уж чего-чего, а работы всегда хватает.

А еще им нужны имена.

Проще всего было бы назвать их Ремулом и Ромом - когда Людмила перепеленывала их, Одо заметил, что они оба мальчики. Но в стаде уже бегал барашек по имени Ром, и старик опасался, что начнет путаться. Он задумчиво пожевал бороду, но клок жестких волос проскользнул ему прямо в горло, и бедняга чуть не задохнулся в приступе жуткого кашля, разбудив детей. Когда Одо выплюнул бороду и немного очухался, он попытался успокоить подкидышей, сунув им свой мокрый палец вместо соски.

Это не сработало.

Затосковав, пастух взял фонарик и побрел искать Одри. В одном углу хижины лежала мертвая Людмила, в другом безостановочно орали дети. Выйдя наружу, Одо даже задумался, стоит ли возвращаться.

Нет, подумал он решительно, это нехорошо. Ведь от него зависят овцы. Одо расправил плечи, поднял фонарь и побрел во тьму.

Когда он приволок блеющую и сопротивляющуюся Одри, то младенцы уже мирно спали. Одо посмотрел на них, привязал овцу к ножке единственного стола и опустился на тюфяк.

- Неприятности, - сказал он вздыхая. - От них будут одни неприятности. Точь-в-точь как от двух моих дядюшек, которых повесили в Личенбари. - Старик посмотрел на крохотные красные личики и закрытые раскосые глаза. - Они даже похожи на моих дядей. - Он ткнул пальцем в мальчика справа. - Положим, я назову тебя по дяде Данвину. А другого по дяде Вулфриту.

Свежеименованный Вулфрит тихо гукнул.

Глава 4

- Слушай сюда, тупая уховертка, - процедила королева Артемизия сквозь крепко стиснутые жемчужные зубы. - Неужели так трудно запомнить одно разнесчастное послание?

- Ничего, - отвечал несчастный паж. Он смотрел в пол и старался говорить, а не шептать. - Ничего, окромя слов, миледи.

Артемизия издала звук, невозможный для человеческих уст и не предназначенный ни для чьих ушей. За несколько недель, прошедших после ухода Людмилы с мальчиками, она выучилась у своей дочери уже многим невозможным, непредставимым и сокрушающим нервы звукам. Принцесса ("Нет, нет, принц! Я должна думать о ней как о принце. От этого зависят обе наши жизни!") имела очень здоровые легкие и нездоровый кишечник.

- Ладно, гнида, - сказала королева, - я попытаюсь еще раз. Но если ты опять ничего не запомнишь, я пожалуюсь королю Гуджу, что ты пытался меня изнасиловать. О том, что произойдет потом, можно только догадываться.

- Да'м, - отвечал паж несчастным голосом.

Его звали Спадж. Его старогидрангианское происхождение было безупречно. Артемизия не сомневалась, что может положиться на его преданность и лояльность.

Но, к сожалению, хотя многочисленные пергаменты и подтверждали, что голубая кровь пажа столь же голуба и благородна, как у Артемизии, среди знатных особ часто попадались удивительные оригиналы. Королева, например. Она была прекрасно сложена, с огненным темпераментом и имела врожденное стремление украшаться избыточным количеством кружев и лент. В случае Спаджа оригинальность проявилась в дырявом разуме, носе лопаточкой, ногах-сковородах. Остальные кости и вовсе торчали под самыми невероятными углами - вроде серебряных вилок, завернутых в бумажный пакетик из-под пирожных.

Спадж не сумел бы изнасиловать и головастика, но даже он понимал, что идеи короля Гуджа о справедливости не требуют юридических доказательств, когда лишний раз можно спустить на кого-нибудь голодных росомах и полюбоваться кровавым зрелищем.

- Я попробую еще раз. - Паж закрыл глаза и, напрягая свою единственную мозговую извилину, начал цитировать: - Приветствия Черной Ласке, храброму и героически стремительному вождю...

- Храброму и стремительному героическому вождю, - поправила королева.

- А? Верно. М-м... - Спадж попытался снова ухватить цветочную гирлянду своих мыслей, но их лепестки уже облетели. - М-м-м, приветствия Черной Росомахе, - нет, обождите, не то... Приветствия Черной Ласке, храброй и стремительной героической росомахе - о-о-ох! - Спадж скорчился, как от боли, и невнятно затараторил. Звуки его страданий разбудили дитя, которое тут же заплакало.

В налившихся кровью глазах королевы засветился нехороший огонек.

- Ты этого добился, - произнесла она, подводя жуткий итог. - Я потратила четыре благословенных часа, чтобы убаюкать ребенка. А ты, ты пришел и разбудил его. Я иду жаловаться Гуджу. Молись, чтобы это были только росомахи!

Бедняга Спадж, вереща от ужаса, рванулся в ближайшее окно башни. Возможно, он пытался бросить вызов судьбе и уйти от росомах, уйдя из жизни. А может, он действительно поверил в то, что ему твердили с детства: "Спадж, у тебя не голова, а надутый бычий пузырь. Если прыгнешь с башни, будешь летать!"

Однако истинная причина этого порыва так и осталась тайной. Между пажем и окном стояла королевская колыбель, и одна из ног Спаджа, как бы самостоятельно и инстинктивно борясь за собственную жизнь, запуталась в свисающем через край покрывале. Спадж грохнулся на пол, а колыбель полетела следом, катапультировав дитя. Королеву Артемизию парализовало от ужаса, что сейчас ее драгоценный ребенок приземлится на голову. (Король Пирон Гуселапчатый был единственным правителем Старой Гидрангии, о падении которого вниз головой сохранились неопровержимые доказательства и письменные показания очевидцев. Ни одна нормальная королевская мать не хотела бы схожей судьбы для своего королевского чада. О кратком правлении Пирона до сих пор вспоминали с холодным ужасом как о Ста Днях Металлических Инструментов и Скверного Пудинга.) Но Артемизия не знала, что неуклюжий Спадж обладает самыми развитыми рефлексами во всем королевстве. Еще мальчишкой у себя дома он разбил бесценные, уникальные, неповторимой художественной ценности предметы - один за другим - на глазах у своей матери Нейриссы Белой Руки. Белая Рука была еще и Тяжелой Рукой, поэтому у Спаджа и выработалась мгновенная автоматическая реакция - даже не мгновенная, а супермгновенная: он успевал реагировать быстрее, чем у него в мозгах проносилась мысль: "Аа-а-ах! Опять я натворил!"

Мелькнуло пятно ливреи - моментальный прыжок-вспышка пажа, - и ребенка перехватили огромные, очень подошедшие для такого случая руки Спаджа. Бережно принятый на грудь младенец загугукал от восторга, его глазки блеснули. Склонив колено, паж протянул младенца королеве и произнес:

- Мм-м.., ваше, м'леди.

Артемизия смягчилась.

Свои чувства она облекла в слова:

- Ласке, храброму и стремительному героическому вождю Отважных Обитателей Кустов. Белая Олениха посылает узнать.., узнать, доставила ли Поденочная Канюка.., нет, пропади все пропадом, не так.., доставила ли Канючная Поденка.., м-м-м.., выводок Золотых Орлят на твое попечение.

Она медленно приподнялась и повернулась на странный звук. Это Спадж, все еще держа ребенка на руках и баюкая его перед туалетным зеркалом королевы, бубнил:

- Кроме того, Белая Олениха хочет, чтобы ты знал, - один из Золотых Орлят не (продолжай, продолжай, Спадж, у этих росомах столько острых зубов!) Розовый Цвет, как представляется, но Серебряное Сердце. - Он взглянул на ребенка. - Вам хоть что-нибудь понятно, ваше королевское высочество? - Ребенок забулькал. - Не-а. Вот и мне нет. - Он пожал плечами и продолжал трудиться: - Хорошо известно, что у Канючиной Поденки мозги расплющенной лягушки. Мы возлагаем эту ошибку на ее ответственность. Если Канючная Поденка еще находится у вас, мы предоставляем вам свободу проредить ей перья, присмотрите за этим.

Королева Артемизия кивала, удовлетворенная явным прогрессом Спаджа. В конце концов что трудного в ее послании? Вечно эти пажи делают много шума из ничего. Спадж продолжал перед зеркалом:

- Поэтому, э, поэтому пошлите Серебряное Сердце с вашим самым быстрым посланником, чтобы Белая Олениха могла поменять Розовый Цвет и Серебряное Сердце на зад и.., и.., и... Ох, чума их возьми! Как, во имя холодной жареной закуски, можно поменять сердце на зад, этого я не знаю! Да и не хочу знать. - Спадж вздохнул. - Ведите росомах.

- Нет, нет, милый Спадж, не отчаивайся! - вскричала королева Артемизия, вскакивая с кресла. - Ты выучил послание превосходно. Ну, настолько, насколько ты можешь. Наступило время свершений, тебе пора приступать к делу. Сейчас же отправляйся и поспеши вернуться с ответом от Черной Ласки! О, и передай мне принца! - Она осторожно забрала спящее дитя из рук пажа и только тут обнаружила, что ее обожаемая дочка нуждается в смене пеленок.