Янтарная Цитадель - Фреда Уоррингтон

Навстречу им выскочил отцов серый волкодав, Зырка, тыкался мохнатой башкой в грудь и пытался облизать лицо. Танфия так и стиснула пса в объятиях. С чужаками Зырка себя вел, как злобная скотина, но все члены семьи, начиная с отца девушки, его любили безмерно. Изомира каталась на нем верхом в детстве, а Ферин – и по сей день, когда думал, что мать не видит. Эйния говорила, что мальчик растет слишком быстро, а Зырка слишком стар для подобных игр.

– Кто со мной поедет на базар в Хаверейн на той неделе? – спросил за ужином дядя Эвайн. Старший брат Эовейна жил с ними от начала времен. Танфия его обожала. Дядюшка был настолько же шумен и общителен, насколько ее родной отец – нелюдим. А еще он ничуть не стеснялся прожить жизнь бобылем.

– Я! – воскликнула Танфия, подтирая хлебной коркой остатки подливы. Проголодалась она за день страшно. Ноги ее покоились на спине лежащего под столом Зырка. Время от времени Изомира, не такая голодная, в ответ на умоляющие собачьи взоры подсовывала псу кусочек. – Хотя в Хаверейне скука страшенная, хуже, чем в Излучинке.

– Без этого скучного городишки нам негде было бы сбывать наш товар, – строго указала ей мать. – Имми, прекрати кормить псину!

Мужчины убрали со стола, и Эйния внесла блюдо с дымящимся яблочным пирогом.

– Поедем все. Ферин уже достаточно взрослый, да?

Малыш старательно закивал.

– Поищем тканей на зимнюю одежду.

Танфия вздохнула.

– Мама, Имми в десять раз лучше наткет. Там совершенно нечего делать, кроме как наливаться элем в таверне и болтать о ценах на капусту. На улицах полно свиного навоза. Театра нет. Книгу там не узнают, даже если она им на голову упадет. В Хаверейне я еще не видела ни одной книги, которой не припирали бы дверь. Ткани? Там нет ничего роскошней мешковины, и не чудо: все равно, стоит выйти из дому, одежду заляпает грязью, так что разумнее всего сразу ткать такое, что мазать не жалко. И краска у них тоже только одна – навозно бурая!

Отец расхохотался.

– Не так там и страшно. Ради Богини, милая, им надо на что-то жить. Как и нам. А чего ты ожидала?

– Чего-то более культурного. Ради разнообразия.

– У нас наверное, единственная деревня во всем Сеферете, где каждый солнцеворот ставят пьесы Сафаендера, – заметил Эодвит. – Это ли не культура?

– И я одна это понимаю, – мрачно заявила Танфия.

– Это нечестно, – укорил ее отец. – Мы все тебе благодарны, тебе и Имми. Кстати, что мы увидим на Поврот?

Повротом называли праздник конца сбора урожая, и начала осени. Хельвин, мать Эодвита и деревенская жрица, возглавит чествование богини и бога, Брейиды и Антара, в благодарность за урожай и в ознаменование поворота круга жизни к зиме и перерождению. А потом вторая танфина бабушка, Фрейна, подаст эль, сидр и пироги, и все будут праздновать до глубокой ночи.

По всей Авентурии, как знала Танфия, народ почитал трехликую богиню Земли, и ее супруга, смеющегося Владыку Зерна, Лесов и Зверей, каждую зиму отдававшего жизнь земле, и восстававшего по весне. Хотя имена и лики разнились, боги всех земель были, в сущности, едины. Излучинцы по большей части воспринимали Брейиду как отдельную силу – добросердечную, всепитающую богиню-мать. Порой они призывали ее весеннюю ипостась, деву Нефению, в помощь в делах любовных или ради вдохновения; иной раз обращаться приходилось к Махе, жестокой и мудрой старухе, проводившей землю через зиму, а человеческую душу – через порог смерти. Своей богине деревенские верили бесконечно. Танфия – тоже, но она знала и более глубокие тайны, открытые ей книгами и подтвержденные Хельвин. Все богини были очеловеченными ликами Великой богини Нут, а боги – смягченными обличьями ее супруга, первородного Анута.

Нут ужасала, ибо была непознаваема. Она творила и разрушала. Она суть тьма в начале и конце времен.

Немногие из людей могли напрямую обращаться к Нут. Большинству требовались узнаваемые божества. Верования, которых придерживалась Хельвин, гласили, что по смерти души людей и зверей попадают в Летний край Брейиды, где ожидают перерождения, но последователи Нут (ибо у той, как узнала Танфия из книг, в городе были свои жрицы) утверждали, что души умерших возвращаются во тьму чрева Нут, а находят они там забвение или новое рождение – то знает одна лишь Великая богиня.

Танфии, с ее неуемным любопытством, всегда интересно было, что думают о людских верованиях элир. Сами они вроде бы ни в каких богов не верили… а разве народ элир не мудрей и не древней человечества? Они сами как боги. Столько всего можно узнать, подумала Танфия, а я в этой глуши так и не узнаю. Самое малое, что она может сделать на Поврот – это заставить людей подумать. Хоть немного.

– У нас не было времени на репетиции, – выдавила она. – В прошлом году, когда мы ставили «Ференатский дуб», все хохотали на самых грустных местах, идиоты. Я могла бы вместо того почитать из «Царя жатв» Теотиса. Это поэма.

– Безбожно длинная и нудная, – уточнил Эвайн. – В качестве мести?

– Она в тысячу раз умнее всего, что можно услышать в Хаверейне, дядя.

– Там хотя бы можно послушать байки изо всех краев, – ответил тот.

Эодвит презрительно хохотнул.

– Если б в них был прок.

– О, слухи летают повсюду, – заметил Эвайн, отрезая кусок сыра и аккуратно укладывая его поверх яблок. – Лучше последнего я давно не слышал.

У Танфии екнуло под ложечкой.

– Дядя, а обязательно?..

– Что тут думать, не знаешь. Смотря в чьем пересказе услышишь, – продолжал Эвайн, не обращая на нее внимания. – Дело почти невероятное…

Танфия затаила дыхание. Имми отъедала от яблока крохотные кусочки.

– Говорят, царь повздорил из-за чего-то с сыном. Но мы вряд ли узнаем, что там было на самом деле, раньше, чем через полгода.

– И все? – облегченно вздохнула Танфия.

Эвайн воззрился на нее.

– А этого мало? Кто бы мог поверить, что царь поссорится со своим наследником? Но и это не все. Какие-то беспорядки в Парионе.

– А это еще как понимать? – поинтересовалась Эйния.

– Ну, одних послушать, так царь набирает войско. Собирает народ по деревням; кто говорит – горстки, кто – толпы. А другие толкуют, что это не по государеву указу делается, и вообще – послушайте! – не люди этим заняты. Так или иначе, а подумать над этим стоит.

– Эвайн! – Эйния предупреждающе подняла руку, но дядя перебил ее:

– И это приближается. Иначе слухи не долетели бы до Хаверейна.

Ферин глазел на дядюшку широко распахнутыми глазенками. Имми тихонько отложила ложку. Танфия молча бесилась. Услышать ту же байку от Эвайна было намного страшнее, чем от Руфрида, потому что дяде можно было верить.