Отцы-святогорцы и святогорские истории - Паисий Святогорец

По всему было видно, что передо мной стоял святой.

Я спросил у пустынника:

— Где ты живешь, старче? Он мне ответил:

— Здесь, — и указал на вершину Афона.

Я был измучен поисками старца, который мог бы дать мне духовный совет, а потому даже забыл, какое тогда было число и день недели. Спросил об этом пустынника, и он мне ответил, что была пятница. Затем он вытащил маленький кожаный мешочек, в котором оказались палочки с нарезами, и, посмотрев на них, сказал, какое тогда было число. После этого я взял у него благословение и пошел по указанной мне тропинке, которая вывела меня прямо к святой Анне. После этого в мыслях я постоянно возвращался к светлому сияющему лику отшельника.

Позже, когда мне рассказали, что на вершине Афона живут двенадцать — другие называли число семь — отшельников, у меня возникла мысль, не был ли тот, кто повстречался мне, одним из них. Я рассказал о происшедшем опытным старцам, и они подтвердили:"Да, это, должно быть, один из преподобных отшельников, живущих тайно на вершине Афона".

Иеромонах Анфим Христа ради юродивый

(Жизнеописание преподобного отца Анфима опубликовано в книге"Современные Афонские подвижники". Изд.9–е. М, 1900. С.31–40. Я несколько сократил его, без изменения того, что написано в жизнеописании иеромонахом Арсением. Сделал я это из благих побуждений, чтобы некоторые поступки преподобного отца не были истолкованы превратно. — Прим. автора.)

Родиной отца Анфима была София в Болгарии, он и служил там на одном из приходов будучи женатым священником. После смерти своей матушки около 1841 года он пришел в удел Божией Матери. Здесь он, подобно доброму ростку, был посажен, расцвел и начал благоухать.

Сначала он поселился в монастыре Симонопетра, где и принял монашество. Позже, когда он, с тем чтобы утаить свои духовные сокровища, начал юродствовать Христа ради, его обителью стала вся гора Афон. Он постоянно пребывал в пустыне, живя то в пещерах, то в дуплах деревьев. Время от времени он появлялся в монастыре святого Пантелеймона, так как мог понимать службу на славянском языке. Обычно он прятался от посторонних глаз в притворе храма, где и слушал богослужение. Когда же замечал, что кто‑то из монахов обращает на него внимание и смотрит с благоговением, начинал делать какие‑нибудь несуразные движения или же разговаривать сам с собой, а иногда шутить. Подобные действия меняли отношение к нему окружающих. В монастыре он оставался в зависимости от обстоятельств на разное время: иногда на несколько дней, иногда больше, после чего всегда уходил на гору Афон, с тем чтобы через два–три месяца опять появиться в обители святого Пантелеймона.

В начале подвига божественного безумствования (юродства Христа ради — перев.), на протяжении пяти лет, он носил одну и ту же старую рясу, от которой вскоре остались одни лохмотья. Позже он стал надевать на себя старый мешок, в котором проделал отверстия для головы и рук, и в таком виде появлялся повсюду. За это его прозвали Мешочником. Но и это одеяние он старался беречь, когда ходил по лесу. Чтобы ветви не рвали мешок, он подставлял под их удары свое собственное тело. Люди, внутренне неглубокие, судившие по наружности, считали его сумасшедшим. Однако время от времени отец Анфим озадачивал их, открывая им их собственные помыслы. Через такое обличение помыслов он духовно наставлял тех, которые имели благое расположение.

Христа ради юродивые, имея великое смирение, имеют и великую чистоту, то есть ясность ума, благодаря чему познают сердца людей и тайны Божий. Таков был и отец Анфим, чье чистое сердце было скрыто под старым мешком.

Когда он приходил в монастырь святого Пантелеймона, то не входил внутрь, но оставался там, где жили монастырские рабочие. Вместе с ними он и ел. Игумен обители, кажется, что‑то прознал о подвижнике и сказал монаху–трапезнику, чтобы тот взял на себя заботу об отце Анфиме. С тех пор этот монах стал относиться к старцу с большим благоговением, во всем помогая ему и ухаживая за ним, благодаря чему заслужил особое расположение старца и смог, общаясь с ним, узнать о некоторых из сокровенных его добродетелей.

Одной из множества его добродетелей был дар постничества — он мог ничего не вкушать на протяжении многих дней. Однажды он пришел в русский монастырь перед началом Петрова поста очень изможденным. Трапезник принял его с большой радостью и приготовил ему поесть. Старец стал есть, а трапезник, занявшись своими делами, в то же самое время исподволь наблюдал, как тот ест не отрываясь, и стал его осуждать про себя:"Разве можно такому худому монаху съесть так много!"Смущенный такими помыслами, он ушел в свою келлию. Отец Анфим, закончив с едой, пошел к нему и сел у дверей. Видя своего друга смущенным из‑за помыслов, он пожалел его и, желая помочь ему справиться со своими недобрыми мыслями, решил открыть ему причину своего поведения, чтобы тот впредь был осторожным по отношению к другим и не осуждал их, а также чтобы и мы получили урок и избегали осуждения. Итак, взяв его за руку, отец Анфим спросил:

— Знаешь ли ты, брат, что значит смирение? Брат из скромности ответил:

— Нет, не знаю.

Тогда старец ему говорит:

— Смирение состоит в том, чтобы никого не осуждать, но считать себя хуже всех. Вот только что ты искусился и осудил меня за то, что я много ем. Но ведь ты не знаешь, сколько дней я ничего в рот не брал. Помнишь, когда я был здесь в последний раз?

Брат ответил:

— Да, помню, отче. Ты был у нас на Фомину неделю. Тогда ты поел, и с тех пор я тебя не видел. Старец говорит ему:

— Вот видишь, сколько дней я не ел?1 А ты меня осудил за то, что я так много съел. Брат, Божий дары разные. Каждый из нас что‑то получает от Бога. Мне Бог дал силу переносить холод и голод. Ты бы смог понести все это? Смог бы уничижить себя, снять с себя рясу и пойти в таком виде вместе со мною в соседний монастырь, прожить в таком одеянии зиму на вершине Афона? Но, даже будучи певчим, как ты поешь Богу? Твои мысли зачастую пребывают в другом месте, в рассеянии, а не в Боге. А вот теперь послушай, как я пою.

Отец Анфим простер руки к небу и с сильными рыданиями пропел"Аллилуйя". Его глаза наполнились слезами. Трапезник растерялся, и ему стало стыдно.

Затем старец сказал монаху:

— Никого и никогда не осуждай, потому что не знаешь, кому какой дар дается, но внимай больше самому себе.

Брат сделал перед старцем поклон и попросил прощения, дивясь его прозорливости. С тех пор отец Анфим начал ему открываться все больше и больше.

'То есть он не вкушал от Фоминой недели до начала апостольского поста. — Прим. автора (т. е. семь недель. — Ред.).

Однажды какой‑то монах с насмешкой посмотрел на поведение отца Анфима и подумал:"Что же это за прозорливец? Может, все прозорливцы едят так много?"Старец узнал его помыслы, подозвал к себе и говорит:

— Ты, брат, хочешь стать монахом, однако твои помыслы постоянно стремятся в Россию. А потому поезжай туда, исполни свое желание, но затем возвращайся, и тогда удостоишься стать монахом.

Все до последнего слова старца исполнилось. Действительно, этот брат, соблазнившись своими помыслами, ушел из монастыря и вернулся в Россию. Но через год опять приехал на Святую Гору и принял монашество в той же обители.

Трапезник относился к отцу Анфиму с большим благоговением — считал его святым, но свое восхищение высказывать боялся, зная, как тому не нравятся похвалы. Однажды, когда старец опять пришел в монастырь, трапезник, как всегда, очень ему обрадовался и приготовил еду. Сам же из благоговения не решился сесть рядом. И для того чтобы не дать ему повода что‑либо подумать — а старец все замечал, — начал ходить туда–сюда по трапезной. Закончив есть, отец Анфим поднялся из‑за стола со словами:"Хорошо–хорошо! Хватит уже! Бог тебя да благословит и да укрепит".

Один русский иеромонах рассказывал тому же брату, как, обуреваемый тоской по родине, однажды он решился уехать со Святой Горы и вернуться в Россию. Когда он размышлял об этом, внезапно в его келлию вошел отец Анфим, который до того ни разу в ней не был, и говорит ему:"Матерь Божия послала меня сказать тебе, отче, чтобы ты не уезжал, потому что, если выйдешь из пустыни в мир, впадешь в грех".

Однажды отец Анфим безмолвствовал где‑то на вершине Афона на протяжении достаточно долгого времени. Трапезник начал сильно беспокоиться и молился Богу, чтобы Он возвестил старцу прийти в обитель и помочь ему духовно. Помысел говорил ему:"Сейчас старец, наверное, где‑то в пустыне совсем без сил. А если бы он был здесь, то я приготовил бы ему поесть, сделал бы чаю".

На другой день утром старец пришел в монастырь и, поприветствовав своего друга, говорит ему:"По твоему желанию я спустился с Афона, устал, изранил ноги о камни. Вот чего стоит твой чай!"