Гарри Поттер и философский камень - Джоанн Роулинг

В воскресное утро дядя Вернон уселся завтракать, выглядя усталым и даже больным, но счастливым.

— По воскресеньям почту не носят, — радостно сообщил он, размазывая джем по газете. — Сегодня — никаких писем, будь они…

Не успел он договорить, как что-то просвистело в трубе и ударило его по затылку. В следующий миг из камина пулей вылетело тридцать или сорок писем. Дёрсли пригнулись, а Гарри подпрыгнул, пытаясь схватить хоть одно…

— Вон! ВОН! — дядя Вернон обхватил Гарри поперёк туловища и вышвырнул в прихожую. Тётя Петуния и Дадли выбежали из кухни, прикрывая головы руками, и дядя захлопнул дверь. Слышно было, как письма всё ещё сыпались в комнату, отскакивая от пола и стен.

— Ну, хватит, — подытожил дядя Вернон, пытаясь говорить спокойно и в то же время выщипывая целые пучки волос из усов. — Чтобы через пять минут все были готовы. Мы уезжаем. Просто соберите что-нибудь из одежды. И без разговоров!

Он выглядел так устрашающе с наполовину выдранными усами, что никто не посмел спорить. Через десять минут они, взломав заколоченные двери, уже ехали к магистрали. Дадли всхлипывал на заднем сидении, — отец отвесил ему затрещину, потому что он всех задержал, пытаясь запихнуть в спортивную сумку телевизор, видеомагнитофон и компьютер.

Они ехали. И ехали. Даже тётя Петуния не осмеливалась спросить — куда. Дядя Вернон то и дело резко разворачивался и какое-то время ехал в противоположном направлении.

— Сбить их со следа… сбить их со следа… — бормотал он в таких случаях.

Они ни разу за весь день не остановились поесть. К вечеру Дадли уже выл. Это был самый ужасный день в его жизни. Он проголодался, пропустил пять телепередач, которые надеялся посмотреть, и никогда ещё не делал таких длинных перерывов в сражениях с виртуальными пришельцами.

Наконец дядя Вернон притормозил возле унылого вида гостиницы на окраине большого города. Дадли и Гарри достался номер с двумя односпальными кроватями и влажными, пахнущими плесенью простынями. Дадли сразу же захрапел, а Гарри сидел на подоконнике, завороженно следя за фарами проезжающих внизу машин и размышляя…

Завтракать пришлось чёрствыми хлопьями и тостами с холодными консервированными помидорами. Едва они поели, к ним подошла хозяйка отеля:

– ‘Звиняюсь, среди вас нет мистера Г. Поттера? У меня на конторке около сотни таких писем.

Она протянула им конверт, и Гарри различил выведенный зелёными чернилами адрес:

Кокворт,

гостиница «У железной дороги»,

комната 17,

м-ру Гарри Поттеру

Гарри попытался схватить письмо, но дядя Вернон ударил его по руке. Женщина удивлённо взглянула на него.

— Я их заберу, — проговорил дядя Вернон, быстро поднимаясь на ноги и следуя за хозяйкой отеля к выходу из столовой.

— Может быть, нам лучше вернуться, дорогой? — робко спросила тётя Петуния через несколько часов, но дядя Вернон, похоже, не услышал. Никто не понимал, чего он вообще ищет. Он привёз их в лесную чащу, вылез из машины, осмотрелся, покачал головой, сел обратно, и они продолжили путь. То же самое повторилось на вспаханном поле, на подъёмном мосту и на верхнем уровне многоярусной стоянки.

— Папа сошёл с ума, да, мам? — апатичным тоном спросил Дадли позже в тот же день. Дядя Вернон припарковался на побережье, запер их в машине и исчез.

Начался дождь. Крупные капли стучали по крыше машины. Дадли захныкал.

— Сегодня понедельник, — объявил он, обращаясь к матери. — Вечером будут показывать «Великого Умберто». Я хочу, чтобы мы остановились там, где есть телевизор.

Понедельник. Это напомнило Гарри кое о чём. Если сегодня действительно понедельник, — что-что, а дни недели Дадли знал, благодаря телевизору, — значит, завтра, во вторник, Гарри исполнится одиннадцать лет. Конечно, его дни рождения нельзя было назвать особенно весёлыми, — в прошлом году Дёрсли подарили ему вешалку и пару старых носков дяди Вернона. Но всё же не каждый день тебе исполняется одиннадцать.

Дядя Вернон вернулся с широкой улыбкой. В руках у него был узкий, длинный свёрток, — и он промолчал, когда тётя Петуния спросила, что он такое купил.

— Я нашёл отличное место! — доложил он. — Пошли! Все выходите из машины!

На улице оказалось довольно прохладно. Дядя Вернон указывал на огромный утёс, возвышавшийся посреди моря. Там ютилась самая убогая избушка, какую только можно было вообразить. Можно было с уверенностью утверждать лишь одно: телевизора там точно нет.

— Сегодня обещают шторм, — торжествующе объявил дядя Вернон, хлопнув в ладоши. — А этот джентльмен любезно согласился одолжить нам свою лодку.

К ним неторопливо подошёл беззубый старик, с мерзкой ухмылкой указывая на старую рыбацкую лодку, покачивающуюся внизу на свинцово-серых волнах.

— Я раздобыл немного провизии, — сообщил дядя Вернон, — так что — все на борт!

В лодке было ещё холоднее. Ледяные морские брызги и капли дождя затекали за воротник; промозглый ветер хлестал в лицо. Какое-то время спустя, показавшееся вечностью, они добрались до утёса, и дядя Вернон, оскальзываясь, начал пробираться к покосившейся хижине.

Внутри оказалось просто ужасно; сильно пахло водорослями; ветер свистел сквозь щели в деревянных стенах; пустой камин давно отсырел. И к тому же — всего две тесные комнаты.

Провизия дяди Вернона ограничилась четырьмя пакетиками чипсов и столькими же бананами. Он попытался разжечь огонь, но пустые пакетики из-под чипсов лишь дымились и съёживались.

— Вот бы сейчас письма пригодились! — бодро отметил он.

Дядя пребывал в отличном настроении. Очевидно, он думал, что из-за шторма никто не сможет добраться до них, а значит, и писем не будет. Гарри в душе был с ним согласен, хотя его самого эта мысль совсем не радовала.

Едва наступила ночь, разразился обещанный шторм. Брызги от гигантских волн разбивались о стены хижины, а от свирепого ветра дребезжали грязные окна. Тётя Петуния отыскала в другой комнате несколько заплесневелых одеял и устроила Дадли постель на изъеденном молью диване. Они с дядей Верноном расположились на проваленной кровати в соседней спальне, а Гарри осталось лишь найти наименее жёсткое место на полу и свернуться там клубком, укрывшись самым тонким и истрёпанным одеялом.

Шторм становился всё яростнее. Гарри не мог уснуть. Он дрожал и переворачивался с боку на бок, пытаясь улечься поудобнее. В желудке урчало от голода. Храп Дадли заглушали раскаты грома, впервые раздавшиеся около полуночи. Часы с подсветкой на толстой руке Дадли, свисавшей с дивана, показывали без десяти двенадцать. Он лежал и наблюдал, как с движением стрелок приближается его день рождения, думал, вспомнят ли об этом Дёрсли, и гадал, где сейчас тот, кто отправлял ему письма.

Осталось пять минут. Раздался треск. Гарри надеялся, что крыша не провалится, хотя, возможно, так стало бы теплее. Четыре минуты. Может быть, когда они вернутся на Бирючинный проезд, в доме будет столько писем, что ему удастся стащить хоть одно.

Три минуты. Интересно, это волны так разбиваются о камни? И (две минуты) что это за странный хруст? Может, скала осыпается?

Через минуту ему исполнится одиннадцать. Тридцать секунд… двадцать… десять… девять… разбудить, что ли, Дадли, пусть позлится… три секунды… две… одна…

БУМ!

Хижина затряслась, и Гарри резко выпрямился, уставившись на дверь. Кто-то стучал, требуя впустить его.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

ПРИВРАТНИК

БУМ! — громыхнуло ещё раз. Дадли так и подскочил на диване.

— Где стреляют? — тупо спросил он.

Позади раздался шум, и дядя Вернон, пошатываясь, влетел в комнату. В руках он сжимал ружьё, — теперь стало ясно, что скрывалось в том свёртке.

— Кто там? — крикнул он. — Предупреждаю — я вооружён!

Последовало затишье. А затем…

БАБАХ!

В дверь ударили с такой силой, что она слетела с петель и с оглушительным грохотом рухнула на пол.

На пороге стоял великан. Лицо его скрывалось за косматой гривой длинных волос и спутанной бородой, но всё же можно было различить глаза, блестящие, словно два чёрных жука.

Гигант протиснулся в хижину, пригнувшись, но всё равно задевая головой потолок.

Он наклонился, поднял дверь и без особых усилий установил её на место. Завывания ветра стали чуть тише. Великан повернулся и окинул остальных взглядом.

— Нельзя ль чайку, а? — попросил он. — Не просто досель добраться…

Он направился к дивану, где, застыв от страха, съёжился Дадли.

— Подвинься, пузан, — велел незнакомец.

Дадли пискнул и побежал прятаться за спину матери, которая, в свою очередь, в ужасе сжалась позади дяди Вернона.