Ангелы Ойкумены - Генри Олди

– Кожный яд жаб вас не смущает?

– Напротив, радует. Жабий яд обладает бактерицидными свойствами. Когда у нее был стоматит, мы посадили ее на искусственное кормление жабами. Она поправилась за три дня.

– Линька?

– По расписанию. Четыре-шесть раз в год, до десяти дней.

В одноэтажном здании, расположенном на окраине частного зоопарка Луки Шармаля, прятался кусочек джунглей. Пахло болотом, мокрой землей, прелыми листьями. Прохладный воздух был настолько влажен, что, казалось, его можно выкручивать, как мокрую тряпку. За бамбуковой рощицей – крохотной, похожей на сякконские карликовые пейзажи – подковой выгибался густой подлесок, мерцая темным, перистым глянцем листьев папоротника. Кричали обезьяны: на слух запись ничем не отличалась от натуральных воплей. Журчал ручей, дробился на камешках, всхлипывал.

Никого из посетителей – сенаторов, президентов, шахиншахов, финансовых магнатов, членов Совета Лиги – сюда не пускали. Помимо служителя, скромного и молчаливого доктора зоологии, имеющего за спиной двадцать лет опыта работы в тропических лесах Пхальгуны, внутрь беспрепятственно могли зайти двое: мар Шармаль, владелец зоопарка, и его внучка Джессика. Король? Президент? Вход воспрещен, и баста. Впрочем, люди, которым доступно все, не слишком-то интересовались зданием, которое принимали за служебное. Чем там любоваться? Торопливым завтраком уборщиков? Мар Шармаль прекрасно знал, что запретный плод сладок, и рядил запретный плод в неказистую, битую гнилью кожицу.

Этот в высшей степени художественный образ банкир сконструировал сам, в три приема. Он сумел справиться с таким колоссальным трудом благодаря обитательнице псевдо-джунглей. Сложные ассоциации, объединяющие кожицу неказистую с кожицей сброшенной, мар Шармаль вряд ли сумел бы описать даже языком высшей математики.

– Гнездо строит?

– Нерегулярно. Мы ее ни с кем не спариваем.

– А вдруг ей хочется?

– Поверьте, ей не хочется. В последний раз бедняга-кавалер едва спасся бегством. Гнездо – это дань инстинктам. Тащит листву, траву, сваливает в кучу, дает сгнить… Потом спит сверху. Если она захочет отложить яйца, уверен, она даст нам знать.

– Каким образом?

– Вы и представить не можете, как она изобретательна. Иногда мне кажется, что это она, а не я – доктор зоологии. Вы верите мне?

– Я верю тебе. Спасибо за хлопоты, Вьяса.

– Разве это хлопоты?

– Как твоя жена?

– Выздоравливает. Мар Шармаль оплатил не только операцию, но и весь реабилитационный период. Передайте вашему деду мои самые искренние благодарности. Я никогда не забуду того, что он для меня сделал.

– Передам, не беспокойся.

И Джессика Штильнер громко крикнула:

– Юдифь!

Тишина была ей ответом.

– Юдифь, девочка моя!

Журчал ручей. Кричали обезьяны.

– Юдифь, я знаю, что ты обижена. Мне не следовало оставлять тебя так надолго. Но ты же знаешь…

«Ш-ш-ш-ш!» – откликнулось эхо, а может, не эхо. Человек с тонким слухом уловил бы в шипении согласие – знаю, мол, не ори. А человек с тонким чутьем уловил бы еще и дополнительную нотку: но все равно обижаюсь.

– Ну хватит дуться! Выползай!

Выползала Юдифь долго. Трудно выползать быстро, если в тебе пять метров длины. Джессика отлично представляла, с какой стремительностью умеет двигаться эта хладнокровная стерва, если ей приспичит, и поэтому могла оценить степень демонстрируемой обиды. Зеленоватые, коричневые, кремовые пятна текли в траве, сливались, разъединялись, пока не собрались воедино: ее величество Юдифь, королевская кобра. Модифицированная еще в яйце, по методике, аналогичной модификации лигра Голиафа, гиганта мысли и царя зверей, Юдифь в отношениях с хозяйкой была куда изобретательней теплокровного хищника. Спектакли, устраиваемые этими двумя красавицами, с энтузиазмом смотрела бы публика Эскалоны, избалованная гением Луиса Пераля: «Она и она, или женская дружба».

Когда расстояние между змеей и Джессикой сократилось до почти интимного, Юдифь вознеслась над землей. Обычные кобры поднимают вверх до трети своего тела. В случае с Юдифью это составляло более полутора метров. Раздув капюшон, Юдифь слегка качнулась вперед-назад – и поднялась выше Джессики. Дочь профессора Штильнера не удивилась – она знала, что модификация позволяет Юдифи удерживать в воздухе чуть меньше половины собственной длины. Таким поведением кобра – телохранительница, чьими услугами пренебрегли – демонстрировала хозяйке свое физическое и моральное превосходство.

– Поцелуемся? – с невинным видом спросила Джессика.

Бросок кобр не слишком быстр. Есть змеи, в частности, гадюки, которые дают кобре фору в этом жизненно важном вопросе. Встреться такая гадюка с Юдифью на состязаниях по броскам – она была бы сильно удивлена. Даже Джессика, отменная фехтовальщица, способная по стойке противника выстроить весь будущий поединок от начала до конца, ничего не смогла предсказать по стойке Юдифи и хоть как-то среагировать на внезапный бросок. Разинутая пасть в последний момент свернула с убийственной прямой, голова Юдифи мелькнула рядом с ухом хозяйки – и кобра, беззвучно сомкнув челюсти, обвила шею Джессики двойным кольцом и уложила голову девушке на плечо. Хвост змеи – собственно, Юдифь вся была сплошной хвост – продолжил вить кольца: вокруг правой голени, вокруг талии, подмышкой через плечо, равномерно распределяя вес телохранительницы на теле дочери профессора Штильнера.

– Мир! – Джессика почесала кобру под нижней челюстью. – Я тебя тоже люблю. Не волнуйся, мне удобно…

Вьяса Девагхана наблюдал за сценой примирения, не скрывая радости. Казалось, служитель присутствовал при воссоединении семьи. По смуглому лицу брамайна разбежались многочисленные морщинки: сеть, в которой запуталась улыбка.

– Вы, наверное, – бросила ему Джессика, – совсем замучились с Юдифью! Представляю, как она вас терроризировала! Ее капризы…

Вьяса стал серьезным:

– Благодарю за участие, госпожа Штильнер. Благодарю и вас, госпожа Юдифь. Нам, брамайнам, мучения на пользу.

Когда они вышли – а кое-кто даже выполз – из персонального серпентария, снаружи, у кустов цветущего тамариска, их ждал Давид. Рядом с юношей нервничал Голиаф: шумно нюхал воздух, фыркал, косил янтарным глазом. В зоопарке пахло несвободой, и это раздражало лигра. Судя по удивлению Джесики, она меньше всего ожидала встретить брата здесь. Кобра встала буквой «S», раздув капюшон, но никто, включая Голиафа, не обеспокоился. Во-первых, Юдифь поднялась над землей на какой-то жалкий метр, что говорило скорее о любопытстве, чем о раздражении; во-вторых, все присутствующие прекрасно знали кодекс поведения королевы-модификантки. В смысле безопасности для окружающих – крысы и седло барашка не в счет! – Юдифь и Голиаф конкурировали с болонками и рыбками гуппи.