Обмелевшие реки - Алексей Янкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То есть все умершие когда-то возродятся? – удивился охотник. Он и не подозревал о том, что у лесовиков имеются такие стройные религиозные воззрения. Правда он не понял, зачем молодой душе её старые кости, если она возродится в новом младенце.
– Да, да, – подтвердил Шеркага, – На том свете всё иначе, всё идет в другую сторону. И попавшие туда души не стареют, а молодеют, пока не станут душами-младенцами. Дальше начнется их новая жизнь. Как придет время такой душе возродиться, возродится она. Вернется с того света. Вернется новым младенцем в свой род. Начнется новая жизнь этой души. Мы все несем души многих наших предков. А наши потомки после нашей смерти наследуют наши души, потому что душа дается человеку на время. Попользовался ею, передай другому. Но для того она должна найти наперво свое старое тело. А иной какой род захиреет, перестанут в нем детишки рождаться – значит неправильно они своих хоронили. Не останется в этом роду никакой жизненной силы. Все перемрут.
– Как идешь мимо кладбища, обязательно зайди в гости к предкам, – поучал Касэм-Вай, – Положи кусочек мяса или рыбки вареной, краюху хлеба. Особенно духи любят горячий чай. Вскипяти за кладбищем, налей в кружку да занеси. Табачку покроши обязательно. Коли вообще ничего не окажется, сорви несколько веточек да принеси в подарок. Попроси прощения. Главное, чтобы предки видели, не забыл ты их. Но помни, ничего нельзя с кладбища выносить с собой. Что занес, всё там оставь. Смерть свою вынесешь.
Глава 6
022
Придя в стойбище, погасили все очаги, горевшие беспрерывно несколько последних дней кряду. Выгребли угли, тщательно вымели золу и выбросили всё это подальше от поселка в реку ниже по течению. После этого один из стариков с помощью двух деревянных сухих плашек добыл раскаленный уголек. Раздул его, подкормив полоской бересты. И от этого еле теплившегося огонька заново растопили все очаги посёлка. Наконец-то женщины смогли приготовить свежей пищи, а туземцы от души наесться. Об ушедшей соплеменнице никто больше и не вспоминал, словно и не было её вовсе.
Молодой охотник весь день думал о матери, которую так и не успел увидеть и попрощаться с ней. Так хочется верить, что и её душа не канула в Лету бесследно, а придет время, и она возродится в новой жизни.
023
Больше Никите нечего делать в поселке лесовиков. Все что можно узнать, узнал. Всё что возможно выспросить, выспросил. И то, что отец действительно заходил. И то, что он так же расспрашивал о сохти. И то, что мир сохти, очевидно, и есть та самая загадочная Счастливая Страна, о которой грезил отец. Молодой охотник отправился к Сокум и сообщил о своем решении искать обиталище подземных людей. Аина качала головой. Было видно, что она на самом деле думает об этом предприятии. Но и понимала, что отговаривать Никиту бесполезно. Он не дитя, взрослый человек – сам отвечает за себя.
– Иди, коль решил. Может действительно Накта-Уму помощь какая нужна. Найдешь, скажи, он всегда желанный гость у нас. Захочет остаться, примем как своего. Только дам тебе в дорогу проводника. А то, пожалуй, двух. Покажут путь.
Никита принялся было отнекиваться, но Сакум отмахнулась, заявив, что и обсуждать здесь нечего, вслед за тем кликнула двух охотников – приятеля Никиты, Касэм-Вая и уже почти пожилого, но еще крепкого и улыбчивого Йогера.
– Часто, однако, Нарпу-Нёр ходил. Горы знает как своё стойбище, – сообщила Аина.
Широкое морщинистое лицо Йогера, обрамленное коротенькой седой бородкой и реденькими усиками рассыпалось в польщенной улыбке. И так узкие глаза его совсем скрылись в прищуре.
Никита давно заметил, что Сакум вообще скупа на похвалы соплеменникам и если уж кого похвалит, то, значит, действительно достоин того.
024
Туземцы знали о цели путешествия и, очевидно, так же не одобряли её. Да и заметно, что побаиваются. Однако им даже в голову не пришло отказаться. По пути, смирившись с ниспосланным судьбой испытанием, на первом же ночном привале, не утерпев, стали рассказывать о том, что сами слыхали о полусказочных сохти.
– Вот моя бабка сказывала, – начал словоохотливый, жизнерадостный Йогер, проведя рукой по редкой и коротенькой, как у большинства лесовиков бороденке, – что её бабка была из народа юраки. Совсем девчонкой ещё её отдали замуж за одного охотника в наше стойбище. А жили мы раньше совсем в другом месте, у совсем другой реки. Такой большой, что, говорят, и берега другого не различить. Дна не достать. Как ветер задует, волны больше вот твоего роста поднимались. Но и рыбина зато там, говорят, ловилась… – Йогер закатил глаза, – Так вот, эта баба-юраки сказывала, что в её родном стойбище некогда, еще ее самой-то и на свете не было, жил парень. Охотник не охотник, рыбак не рыбак, а так, пастух. Пас чужих оленей, да с пяток своих заодно. Жил он со своей матерью. Так как оленей у него мало, то и жениться никак не мог. Кто из богатых юраки отдаст дочь за бедного пастуха, а старые вдовы ему и самому не милы. Как-то пасет он свое стадо на берегу круглого озера, что под самым большим холмом раскинулось. Зашел за скалу одну. Видит – сидит невероятной красоты девка. Молодая совсем. Сидит и белыми меховыми полосками малицу расшивает. Металлические побрякушки пришивает. А отверстия под нити протыкает самым кончиком острого хара, ножа то есть. Сталь, словно нутряной лед из реки, голубым цветом отливает. Облака на небе в клинке, как в зеркале отражаются. Залюбовался тем ножом. Не знает даже, что ему больше по нраву – девка ли или ее хар с витой золотой проволокой ручкой. Но чем дальше он смотрел на нож, тем сильнее ему хотелось получить его. Совсем кроме ножа ничего больше не видит. В голове от желания помутилось. А красавица на него внимания не обращает, словно и нет его тут. Вот она, проткнув несколько дырок, положила хар подле себя и продевает жилу, пропихивая его тонкой костяной палочкой. Парень сам не свой. Не понимает, что делает – стал подкрадываться к ножу. И не заметил, как девка эта чудная исчезла. Куда делась? Непонятно. Вот только была… и вот её нет. А с ней и нож исчез.
Касэм-Вай поддакивает словам Йогера. Он с детства знает эту историю. А Йогер продолжал:
– Не может придти в себя пастух. Только о ноже с золотой рукоятью и думает. Через несколько дней парень и сам не понял, как очутился со своими оленями у того же озера, словно дух его какой завлекал. И вновь всё в точности, как тогда, повторилось. И на третий раз, и на четвертый. Совсем таять стал парень, даже мать заметила. А он все гоняет оленей в одно место да гоняет. Они уж поели там всё. Камни лижут. Мычат с голодухи. Вот как-то пришел он в то самое место, а девки нет. Стал ждать. Солнце выше и выше поднимается. Ждал, ждал, сморило совсем. Да и уснул. Вдруг кто-то толкает его в бок. Поднял голову, перед ним стоит олень, не олень, а большущий зверь с двумя рогами на морде и длинным предлинным носом. Нос гибкий, извивается как змея. Им он и толкал пастуха.
– Мамонт, что ли? – удивился Никита.
– Не знаю, однако. У нас их зовут Земляной Олень, Хорра по-нашему. И вот этот хорра ухватил своим длинным носом руку парня и тянет идти за ним. Как во сне поднялся парень и идёт за Земляным Оленем. Подходят к тому самому холму. Хорра указывает носом на вход в большую нору. Откуда только взялся? Не было раньше. Заходит пастух в нору, а там светло совсем. Горит в центре костерок и у него сидят древний старик с такой же старухой. И та самая девка. Внучка их, однако. Старик приглашает парня войти и сесть рядом, а сам велит девке накормить гостя. Принесла девка большой кусок оленины и стала резать тем самым ножом да накалывать на палочки и обжаривать у огня. Пастух снова не может глаз от ножа отвесть. Поели все мяса. Очень вкусное мясо. Не каждая хозяйка такое сготовит. Старик ест, да нахваливает. Бабка ест, да хвалит внучку. Парень поддакивает, а всё равно больше на нож смотрит, чем на хозяйку. Наконец все поели и старик говорит: «Хотели свою внучку за тебя выдать, да вижу, тебе больше холодная железка по сердцу, чем живая баба. Нет, пожалуй, никак не отдадим тебе внучку. Уходи».
– Так, так было, – подтверждает Касэм-Вай.
– Не помнил пастух, как вышел, как уснул на берегу у самой пещеры. Только когда проснулся, не пещеры, ни красавицы больше не было. Однако рядом с ним лежал тот самый нож. Так и остался у него этот нож. И с тех пор всё у парня стало хорошо. Он женился на дочери самого богатого в стойбище юраки. Сам стал хозяином большого стада. Ел мяса вдоволь, когда хотел. Растолстел. На него теперь другие пастухи работали. Но только не мог забыть той девки. И за то, что предпочел холодный нож девке, наказали его духи. Ни одного ребенка у него с женой не родилось. Взял себе другую жену – тоже самое. И с третьей женой, и с четвёртой. Так наказали его злопамятные сохти.