Познакомлю со смертью - Ольга Баскова

— Секунду, — Жанна повернулась на высоких каблуках.

— Скажите, а могла Ларцева записаться на прием и не прийти? — спросил Павел.

— Вполне, — кивнул головой Гуров, — но я бы знал об этом. Жанна ведет все записи, и она обязательно предупредила бы меня. Видите ли, дело в том, что вашего покорного слугу — он чопорно поклонился — считают чуть ли не лучшим кардиологом города. А так как город у нас большой, всегда много желающих попасть ко мне. Я всегда прошу записавшегося в случае каких-либо причин, по которым он решит отложить визит, информировать об этом. Потом Жанна звонит всем желающим, не попавшим на это время, и записывает кого-нибудь вместо отказавшегося. Я не помню, чтобы в ближайшие годы в мои приемные часы появлялось «окно». Но, я вижу, вы мне не очень верите, вот идет Жанночка, у нее все документировано.

— Ларцева Татьяна Александровна действительно записывалась на четырнадцатое, — начала девушка звонким голоском, — но накануне перезвонила и сказала, что не придет. Я тут же внесла в список Масальскую Юлию Михайловну.

— Почему же ты мне об этом не сказала? — удивился Гуров.

— Я давно уже не говорю вам о таких вещах, — Жанночка заметно смутилась. — А зачем? Ларцева или Масальская — какая разница? Это время не пропало.

— И все же, Жанна, я хочу, чтобы ты меня информировала в таких случаях, — Петр Семенович пристально посмотрел на медсестру. — Для меня разница есть.

Миловидная Жанночка чуть не заплакала:

— Извините меня, пожалуйста, я не думала.

— Ладно, иди, — врач махнул рукой. — И помни: здесь в основном думаю я. — Сказав это, он повернулся к оперативникам:

— Мы удовлетворили ваше любопытство?

— Еще один вопрос, — Киселев задавал его для проформы, заранее зная, какой он услышит ответ. — Вы не знаете, с кем встречалась Татьяна последнее время?

— А почему я должен знать? — удивился Петр Семенович. — Я же сказал, на каком уровне проходило все наше общение. Если вы меня спросите, не рассказывала ли чего по этому поводу Алевтина Николаевна, отвечу: нет. К вашему сведению, с ней я тоже редко виделся и дружеских бесед не вел. А сейчас честь имею откланяться, думаю, теперь у вас действительно все.

«Зато я так не думаю, гад», — подумал Скворцов, выходя из кабинета врача.

Глава 10

Отпустив последнего пациента, записанного на этот день, Гуров отправился на обход. Молодая коллега Шура семенила рядом и заглядывала ему в лицо с откровенным обожанием. Хорошенькая девушка была влюблена в Петра Семеновича, поставила себе целью завоевать его, но у нее ничего не получалось, и она искренне удивлялась, почему. Шурочка была очень миловидна и моложе своего начальника на целых пятнадцать лет. Глупенькой ее никто никогда не называл, и девушка знала: если бы Петр Семенович захотел, у них бы нашлись точки пересечения. Однако он почему-то не хотел. Юная докторша наводила справки на предмет личной жизни Гурова. Он жил один и, по слухам, жениться не собирался. Это могло означать следующее: либо доктор был однолюбом и все еще страдал по бывшей жене, с которой, правда, развелся давно, либо ходил к разным женщинам, решив, что одного брака ему достаточно. Оба варианта в какой-то степени устраивали Шуру. Они означали, что врач не имеет постоянной женщины, к которой питал бы чувства, а это, в свою очередь, давало девушке надежду. Помня об этом, Шура изо всех сил старалась обратить на себя внимание Гурова. Он оставался с ней любезен и корректен, но не более. Шура не знала, что бы такого необычного сделать, старалась как можно чаще попадаться избраннику на глаза, делать маленькие сюрпризы в виде вкусно заваренного кофе с домашним тортом, но все пока оставалось по-прежнему. В данный момент девушка старалась произвести впечатление грамотным и точным отчетом о состоянии здоровья больных.

— Тимофеева пришла в себя, но остается в тяжелом состоянии, — преданно заглядывая в глаза Гурову, говорила она, — все остальные — без изменения.

Проходя мимо одной из палат, молодой врач всхлипнула:

— Петр Семенович, Федотову жалко. Она же совсем молодая была.

На лице Гурова не дрогнул ни один мускул.

— Если хочешь, Шурочка, когда-нибудь стать хорошим врачом, надо учиться не только милосердию, но и черствости.

Заметив на лице девушки искреннее недоумение, врач продолжал:

— Я не говорю, что тебе не должно быть жалко Федотову. Мне тоже ее жаль. Однако надо смотреть на вещи трезво. То, что она умерла здесь и сейчас, — для нее даже лучше.

— То есть как? — не поняла Шура.

— Не тебе объяснять, какого ухода требует послеинфарктный больной. Вылечили бы мы Федотову имеющимися у нас лекарствами? Ну-ка, ответь?

Шура отрицательно покачала головой.

— Вот то-то, — удовлетворенно произнес Гуров. — Допустим, организм оказался бы покрепче и наша больная протянула бы до выписки. А дальше? Пришла бы домой в пустую квартиру, где некому воды подать и купить самое необходимое. Долго бы она продержалась?

Все, что говорил Петр Семенович, было, несомненно, правильно, но душа девушки все равно протестовала. «И все-таки», — думала она про себя.

Врачи подошли к палате, где лежала Потапова, худая маленькая женщина лет пятидесяти с лишним, с таким же диагнозом, как у покойной Федотовой. Гуров осторожно присел на край постели больной.

— Вера Ивановна! — тихо позвал он.

Потапова открыла глаза и недоуменно посмотрела на врачей. В ее взгляде ясно читалось страдание.

— Вы сможете говорить? — спросил Петр Семенович.

Больная облизнула пересохшие губы и кивнула.

— Вера Ивановна, я ваш лечащий врач Гуров Петр Семенович. Вы в курсе, что с вами?

— Инфаркт, — тихо произнесла Потапова.

— Вы правы. Как вы себя чувствуете? Если вам трудно говорить, скажите, и на сегодня мы закончим беседу, — Петр Семенович пристально вглядывался в лицо больной. Она отрицательно покачала головой:

— Спрашивайте.

— Вера Ивановна, — начал Гуров, — у вас есть родственники? Вы знаете, что за вами теперь требуется особый уход.

— Только сын Коля, ему шестнадцать. Он еще учится в школе, — произнесла больная.

— А ваши родители?

— У меня никого нет. Я детдомовская, — лоб Потаповой покрылся испариной.

— А ваш бывший муж? Его родственники? — Гуров подумал, что уже знает ответ на этот вопрос.

— У меня никогда не было мужа.

«Понятно, — раздраженно думал Петр Семенович, — типичная лимитчица откуда-нибудь из захолустья. Небось с девчонок на фабрике, к сорока годам получила комнату в коммуналке где-нибудь на окраине и обзавелась ребенком».

Он мельком взглянул на медицинскую карту Потаповой. Так и есть: место работы — комбинат хлебобулочных изделий, укладчица, домашний адрес… О такой улице коренной житель города Гуров никогда и не слышал.

— Вера Ивановна, — продолжил он, — вы знаете, что вам потребуются дорогие лекарства? У вас есть деньги? Есть где их взять? Может быть, какие-нибудь ценные вещи, которые можно продать? Поймите, вам сейчас ничего не нужно жалеть, речь идет о вашей жизни.

Потапова покачала головой:

— Откуда у меня деньги? Откуда ценности? Только комната в коммуналке. Если я ее продам, нам с мальчиком негде будет жить.

Гуров вздохнул:

— Все ясно, Вера Ивановна, отдыхайте. Мы еще к вам зайдем.

Он поднялся с постели, но слабеющая рука больной попыталась удержать его за край халата:

— Доктор, — она умоляюще смотрела в глаза Петру Семеновичу, — мне нельзя умирать. У меня несовершеннолетний сын. Что мне делать? Кто без меня поставит его на ноги?

— Дорогая моя, — врач широко улыбнулся, — кто говорил о смерти? Разве я сказал вам, что мы не будем вас лечить? Обязательно будем, только хочу предупредить: имеющиеся у нас в больнице лекарства не столь быстро поднимают на ноги. Если бы у вас были деньги, вы приобрели бы такие, которые помогли бы вам быстрее. А так вы просто проведете здесь больше времени — вот и вся разница. И гоните из головы глупые мысли.

Шурочка заметила, что впервые за все время разговора на измученном лице Потаповой мелькнула улыбка.

— Вы умеете успокаивать, — с восхищением сказала Гурову девушка, когда они выходили из палаты. — А ведь она умрет. Как же ее сын?

— Шурочка, люди не всегда умирают, не надо судить по Федотовой. Той действительно никто не мог помочь, а этой сын поможет.