Союз пяти королевств. Трилогия - Татьяна Геннадьевна Абалова

Услышав, что она задержала дыхание, добавил с сожалением в голосе:

– Прости, я думал, что ты опять тонешь. Не знал, что за прошедшие годы ты научилась плавать.

Свон повернула к нему лицо, стараясь рассмотреть, кто же стоит за спиной, но добилась лишь одного – ее поцеловали. В губы. Нежно и сладко.

Она была так ошеломлена, что даже не думала сопротивляться. Поэтому не заметила, как ловко ее развернули и прижали к стене, удерживая руками лишь лицо, чтобы было удобнее целовать.

Но что такое творилось с ней самой? Этого Свон не смогла бы объяснить и под угрозой смерти! Ее бесстыжие руки сами обвили шею незнакомца. А бестолковая голова начала кружиться. А сердце-предатель забилось от непонятного восторга.

Когда в легких не осталось воздуха, ее губы отпустили. Мужчина сделал глубокий вдох, а на выдохе поцеловали в висок. Волнительно и приятно. Незнакомец тихо засмеялся, словно радовался, что укротил девушку.

И никак не ожидал, что она юркнет вниз и вырвется из расслабленных объятий. Подхватив упавший чепец, Свон кинулась прочь, а в спину ей несся громкий смех:

– Далеко не убежишь! Все равно поймаю!

Свон бежала быстро и за топотом собственных башмаков не сразу поняла, что за ней никто не гонится. Остановившись, чтобы отдышаться, поймала себя на мысли, что испытывает крайне противоречивые чувства: облегчение, что вырвалась из рук незнакомца, и разочарование, что он за ней так и не последовал. Ее сердце замирало одновременно и от страха, и от воспоминаний о ее первом и таком прекрасном поцелуе.

Но с кем она целовалась?

Нет, только с ней могло приключиться такое недоразумение: испытать удовольствие от поцелуя с человеком, которого не только не знала, но даже не видела лица! Боже, может, она та самая падшая женщина, о которой кухарки время от времени шепчутся на кухне?

Уже спокойным шагом, но поминутно оборачиваясь, Свон дошла до сторожевого поста.

Нет, она не пойдет к дежурящим на башне, не то настроение. Сейчас хотелось побыть одной и посидеть в тиши, спокойно обдумывая причины своего падения. Для таких целей как нельзя лучше подходила укромная беседка, о которой знали лишь обитатели замка. В закрытом от любопытных глаз месте можно было легко спрятаться – туда гостям замка вход не найти.

Рассудив так, Свон двинулась в сторону цветущего шиповника, растущего высокой стеной сразу за башней. Никто не догадывался, что сбоку от нее существовал проход, а за ним чудесная лужайка с ручьем и тенистой резной беседкой, увитой плющом.

Когда Свон нырнула потайной проход, по донесшемуся до ее слуха шороху поняла, что кто-то уже облюбовал уединенное место. Она хотела было развернуться и уйти, но в темноте раздался то ли жалобный всхлип, то ли стон. Свон как могла тише подкралась к беседке. Всхлипы раздавались за ней.

Плач был таким жалобным, что Свон не выдержала и подошла ближе. На траве, несмотря на белый камзол, который после столь небрежного обращения с ним окажется испорченным, сидел Дак. Его полную фигуру трудно было не узнать даже в тени плюща, освещенного лишь слабой луной.

Увидев, что к нему кто-то приближается, Дак попытался встать, но у него не получилось: под тяжестью веса он рухнул назад и от стыда и неловкости опять заскулил. У Свон разорвалось сердце. За время разлуки забылись обиды, и плач восемнадцатилетнего парня болью отозвался в ее душе.

– Тише, Дак, не пугайся! Это я, Свон! – она сняла чепец и подошла ближе.

Толстяк затих, всматриваясь в серую фигуру, потом пришло узнавание.

– Свон, родная, где ты была? Я все эти дни ждал, что ты придешь. А ты не приходила. Забыла меня…

Дак протянул руку, и когда давняя подруга взяла ее, потянул к себе. Не грубо, осторожно. Она села рядом, рука осталась в его потной ладони.

– Посиди со мной. Мне так плохо. Только тебе было до меня дело, а когда нас разлучили, я остался совсем один. Братья и сестры злые, мама иначе как дураком не называла, а для папы я – неудачный сын.

И опять заплакал, размазывая слезы по лицу и сморкаясь в объемное жабо рубашки. Совсем, как тогда, пять лет назад.

– Я иногда жить не хочу. Вот пойти бы и утопиться в речке!

Помолчал. Его большой палец нервно гладил ее ладонь. Свон чувствовала себя неловко, но не решалась отобрать руку.

– Умирать страшно? – Дак повернул к ней лицо. В темноте оно казалось большим, белым. – Ты же тогда тонула. Помнишь?

– Помню. Страшно.

– Хорошо, что ты выжила. Я переживал, плакал. Братья тогда тоже испугались. Отец сказал, если бы ты умерла, он лишился бы поста, и нас всех выслали бы в замок Дохо. Это на севере. Там плохо.

– За что меня бросили в реку?

– Ты их опозорила. Они решили над тобой подшутить.

– Подшутить?! Я чуть не умерла, а они шутили!

– Папа тоже так кричал. Знаешь, они не думали, что ты утонешь. Собирались посмеяться над тобой, когда ты вернешься, словно мокрая курица. А оно вон как вышло. Папе велели увезти нас в столицу и поставили условием, что тебя больше никто и пальцем не тронет.

– Условие? Чье условие?

– Наследника. Он видел, кто тебя в воду бросил. Всех четверых опознал.

– Четверых? Сестры тоже участвовали?

– Да. А ты не знала? Папе пришлось дать клятву. И теперь мы полностью во власти Эдуарда.

– Эдуарда?

– Да. Наследного принца Эдуарда. Через три дня состоится бал, а после него сестра выйдет замуж за барона Гобблера. Он старый и противный. Но так пожелал принц. Силинда бесится, но ничего поделать не может. Отец говорит, что этот брак в интересах государства. Скоро я останусь один. Чарити тоже выйдет замуж, а братья пойдут служить в армию. Они бы еще пять лет назад там оказались, но мама притворилась тяжелобольной и им дали отсрочку. Тогда их отправили учиться. Первое время близнецы держались, не бедокурили, но потом стали еще хуже. Если не отправлялись на гулянку, то развлекались, унижая меня.

Вдруг Дак отвлекся, вытер рукавом нос