Фронтовичка - Анна Батурина

— Вернулась! Учительница вернулась!

— Ты теперь бабенка ленинградская? Не наша?

— С гастролей вернулась!

— Ну и как там в Ленинграде?

— В Ленинграде одни ляди?

— Давай помогу костюмы постирать?

— Тебе хоть чё-нибудь дали в Ленинграде-то?

Мария. Грамоту! Грамоту наши девочки выиграли!

— А кроме грамоты, ничё не дали?

— Одно название, что Ленинград!

— Ты прямо с поезда?

— Мария Петровна, у нас самовар!

— Лясы точить будем! Самовар! Мария Петровна!

Мария. Какой там самовар — еле ноги волоку!

Две тетки — одна в муке, другая в саже — преграждают ей дорогу.

Тётка в муке. Значит, так, Мария Петровна!

Тётка в саже. Помнишь тот день седьмого числа прошлого месяца — Игорек сломал твою табуретку?

Тётка в муке. Мы этого так не оставили!

Тётка в саже. Повлияли на него, и он специально к твоему приезду сколотил табуретку новую!

Игорек (подвыпивший мужик с бугристыми венами на шее). Мужик сломал, мужик сделал, чё тут…

Тетка в муке (читает дарственную надпись прямо на табуретке). На долгую добрую память дорогой многоуважаемой соседке Марии Петровне в дни нашей совместной жизни. Мария Петровна, помни наш дружный барачный коллектив. 1 октября, 1948 год!

Мария. Спасибо, Игорь Семенович!

Игорек. Мужик сломал — мужик сделал! Нравится хоть?

Мария закрывает за собой дверь в маленькую комнатку, где из мебели койка, тумбочка и печка. Скидывает костюмы в кучу, прямо в резиновых сапогах падает на койку. Под потолком на кривом проводе светится маленькая лампочка. Мария разглядывает грязные кастрюли, пустой закопченный чайник.

Мария (бормочет). Мыши-мыши, приходите, бабе уши отгрызите, у нее кастрюли худые да грязные, пола не мытые…

В дверь громко стучит, а потом и просовывает голову пьяненький Игорек.

Игорек. Табуретка-то понравилась, Мария Петровна?

Мария. Понравилась.

Игорек. Вы хоть опробовали?

Мария. Опробовала.

Игорек. Это я сделал, молотком дубасил! Хорошо, что понравилась. От меня вам память. Хоть там и написано, что от всего коллектива… Это я сделал! Это мой сын выжигал, грамотей нашелся! Замахнешь первачка?

Мария. Не надо мне! Идите уже… К сыну своему!.. Что вы тут околачиваетесь?

Игорек. Да ты чё, Мария Петровна? Я честный разведенный мужик! Ты — добрая свободная баба! Давай посмотрим судьбе в глаза!

Мария Петровна выталкивает его за дверь, закрывается на табуретку.

Мария. Иди, иди, проспись…

В это время распахивается окно, вываливается и разбивается стекло из форточки. Мария Петровна оборачивается — в проеме окна повисает, как диковинная птица, Алеша. На нем мокрая куртка. Алеша сваливает на подоконник огромный букет побитых заморозками цветов, больше напоминающий стог сена: некоторые цветы даже с корнями и землей.

Алеша. Я не пьяный, Мария Петровна! Я не пьяный! Не хотел разбить, постучаться хотел…

Мария. Алеша?

Алеша. С приездом, Мария. (Забирается в комнату в грязных резиновых сапогах. Смеется.) За мной там гонятся, так я решил через окно…

Мария. Кто гонится?

Алеша. Стражи порядка, как говорится… Цветов им жалко. Заняться, что ли, нечем — в такой дождь за мной по всему городу бегать! Все эти цветы не выражают в полной мере, и всё-таки!.. У вас хоть вазочка есть, Мария Петровна?

Мария. Какая вазочка? Они мерзлые!

Алеша. Так ведь не месяц май! Осенний букет!

Мария. Тут скорее ведро пригодится… И лучше бы с землей, раз ты их с корнями принес…

Алеша. Я так рад, я так рад!..

Мария. Алеша! Девчонки грамоту выиграли! Какие они у меня счастливые, какие взбудораженные!.. Ты бы видел нашу Косилову Таньку! А Ленка!.. Ленку буду готовить в хореографическое поступать!

Алеша. Я совсем не пьян, Мария Петровна! Я так рад!..

Мария. С нами ансамбль народных инструментов выступал из Москвы…

Алеша. Говори, говори, Мария Петровна, я ничего не понимаю! Я так рад, что я успел! Что вы приехали уже!

Мария. Ты возьми табуретку, не стой…

Алеша предпринимает попытку снять табуретку с двери, ему это не удается.

Алеша. Я постою. А у меня руки дрожат — вот, смотрите! Можно я вас обниму? Это не то, что вы подумали, можно просто человеческого тепла, просто обнять, Мария Петровна?

Мария. Ты что, Алеша?..

Алеша (видит, что она в сапогах). Ой! А вы еще и не разувались? Только с вокзала? Можно, я вас разую? Я сам вас разую, я за вами поухаживаю! (Берет Марию за сапог.)

Мария. Оставь! Грязные!

Алёша. Это не важно, это меня не остановит! Так приятно за вами ухаживать! (Дергает сапог, сапог не снимается.)

Мария. Я на шерстяной обувала — сильнее тяни!

Алеша. Как я долго мечтал ворваться к вам, в эту комнату, увидеть, как вы тут живете… Чтобы вы заболели, мечтал, а я бы за вами ухаживал… А вы все не болеете и не болеете! Но теперь уже я не выдержал. Вы хоть поняли, когда я на перроне играл вам?

Мария. Хорошо играл.

Алеша. Хорошо? И всё? И это всё?

Мария. Божественно играл. Я даже так подумала тогда. Божественно…

Алеша. Бога, наверное, нет, Мария Петровна. Но демон есть точно — и это я! (Стучит себя мокрым рукавом в грудь.)

Мария. О чем ты?

Алеша. Во всяком случае, во мне живет демон, там, в душе, так темно — до ужаса темно, неузнаваемо! Только вы меня не боитесь, только вы меня понимаете!.. А остальные смеются, потому что боятся и чуют во мне демона.

Мария. Нет ни бога, ни дьявола, есть Бетховен…

Алеша. Мария Петровна! Я вам нужен? Отвечайте. Я нужен вам? Вам хоть кто-нибудь, вообще, нужен? Или так — главное, чтоб не мешали, чтобы в душу не лезли? Ради кого вы живете, вообще? Хоть бы скотину завела!

Мария. Это уж слишком!

Алеша. Ради кого живете, Мария Петровна?

Мария. Ради таких, наверное, как ты, оболтусов. Зверенышей наглых…

Алеша. Это я звереныш? (Поправляет мизинцем длинную челку.)

Мария. Худеньких, обстиранных, облизанных, с глазами такими насмешливыми… И злыми, и насмешливыми… Ради вас, недоумков, вся жизнь положена. Не жаловалась. Кому что выпало, — а мне это. Чтобы вы, смазливые, бегали за воздушными змеями, отращивали свои длинные челки, учились в музыкальной школе, гоняли на разноцветных велосипедах и мотоциклах без шлемов, чтобы в окна с цветами залазили, собирали марки, разглядывали их и мечтали смотаться в другой город, и чтобы никогда не стреляли в кошек! Вообще, чтобы не брали в руки оружие…

Алеша. Мария Петровна, меня забирают в армию.

Мария. Когда?

Алеша. Утром. Бабушка пирогов напекла и легла. Завтра поведет меня сдавать в военкомат.

Мария. И волосы остригут? Льняные волосы твои?

Алеша. Остригут.

Дверь под табуреткой дергается. В комнату стучат.

Голос за дверью. Милиция!

Алеша. Трындец, Мария. Они думают, что я пьяный, а я не пьяный!..

Мария. Давай в окно! Быстро. (Громко.) Милиция?

Алеша пытается вылезть через окно, но там ему преграждают путь двое.

Голос за окном. Давай, давай, в машину запрыгивай! Тебя ждем!

Мария Петровна снимает табуретку, дверь распахивается. В комнату входят два паренька лет восемнадцати — один худой и прыщавый, другой — сутулый, упитанный, с короткой шеей. У обоих на руке повязка с надписью «Бригадмил».

Мария. Чем обязана?

Сутулый. Мы за ним вон.

Прыщавый (мокрые цветы с подоконника скидывает на койку, Сутулому.) Оформим, Серый?

Сутулый. Вещественные доказательства!

Мария. Доказательства чего?

Прыщавый. Хулиганства, порчи государственного имущества…

Сутулый. Вандализма в состоянии алкогольного опьянения…

Алеша. Трезвый я!..

Прыщавый. Щас наш политрук разберется!

Мария. Не холодно на улице?