С начала до конца (сборник) - Ольга Аникина

Ничего не произойдёт в моей жизни больше – будет всё то же самое, вот, к примеру, эти платаны, липы и ели, странно прижившиеся в нашем тёплом краю. Только уроки танцев, только пары – чужой человек плюс чужой человек равняется танец, моё дитя, живущее несколько минут, одну недолгую танду. Смешно.

Так я иду вдоль набережной, и все эти неумные мысли лезут в голову потому, что я устала, проголодалась и больше нет сил слушать Гарделя. Мой сезонный заработок – сплошные слёзы, из года в год ничего не меняется, но я и не хочу менять. Дочь уехала, ученики приехали, студия работает, лето движется к концу.

Я не завсегдатай уличных кафе, но сегодня мне хочется передохнуть, сесть за столик, под зелёный навес с надписью «Туборг». Сажусь, поворачиваюсь вполоборота к улице. Лимонад? Да, принесите, пожалуйста, лимонад. И больше ничего. Только лимонад.

Невысокие круглые фонари, стоящие вдоль набережной, похожи на огромные порции мороженого. Я сижу и наблюдаю за тем, как туда-сюда мимо меня ходят люди, праздные и деловые, разговаривают о тысяче разных вещей и ни о чём вовсе. Несут в пакетах пляжные вещи, фрукты, книжки, запотевшие пластиковые бутылки. Пёстрый уличный мусор скапливается вдоль бордюров, всё отжившее свою короткую дневную жизнь сбивается к обочинам, чтобы потом исчезнуть в чёрном мусорном мешке ночи. Я скольжу взглядом по поверхности картинки – точно так же я рассматриваю на улице, проходя мимо, репродукции местных ренуаров, их ненастоящее, маслянистое море, столики, портреты посетителей уличных кафе, прописанные нарочито рваными и яркими мазками. Я нечётко вижу детали, только некие разноцветные штрихи, но нет резона заглядывать каждому встречному в глаза глубже, чем получается.

Странным образом мой взгляд останавливается на человеке, сидящем за столиком напротив, лицом ко мне. Это пожилой человек, мужчина, ему далеко за шестьдесят. Одет он во что-то летнее и светлое, на голове шляпа, ноги вытянуты в проход, рядом со столиком – тросточка. Седые усы, тёмные глаза, а подробности – нечётки. Было бы глупо, если бы я сейчас достала из сумочки очки специально для того, чтобы разглядеть его лицо. Но он смотрит на меня. Сощурился, чуть запрокинул голову. Смотрит, не отрываясь. Я тоже, не отрываясь, смотрю на этого пожилого мужчину. Просто молча смотрю.

И меня вдруг окатывает тёплая волна, это происходит независимо от моего сознания. Чьи-то руки подхватывают моё тело, внезапно ставшее маленьким, кружат его, и пространство съезжает слева направо и вверх – я вдруг вижу нашу старую квартиру на Красном проспекте в Новосибирске, где я родилась, а родители жили ещё вместе. Я вижу зелёную обивку дивана, продолговатое зеркало на дверце поцарапанного шкафа цвета тёмного ореха, и в этом зеркале – молодого мужчину, он смеётся и держит на руках ребёнка в цветной распашонке. Лицо ребёнка разукрашено метиленовой синькой, этот ребёнок – я, я знаю это точно. Я вижу своё отражение в зеркале, противное лицо ветряночного чудища, и мне становится страшно, я плачу, а мужчина что-то напевает, тормошит меня, поддерживая подмышками, смотрит на моё страшное размалёванное лицо и повторяет: «Синенький цветочек ты мой, си-и-и-ненький!» А потом вижу бабушку, и себя уже постарше, классе во втором, и бабушка отчитывает меня: «Такая же лентяйка, как твой папенька. Тоже приходил домой и весь вечер валялся, ноги задрав к потолку!», и это чувство стыда за себя, за «папеньку», за бабушку, и вообще – хоть провалиться сквозь землю… А ещё фотографии: чёрно-белые свадебные мамины фотографии, на них отец молодой, высокий, черноволосый. И ещё страничка в Интернете, Викентьев Николай Витальевич, директор новосибирского завода номер 60. Тяжёлые глаза, усы и залысины по бокам невысокого лба. Телефонный звонок – здравствуй, папа, не узнаёшь, может, лучше с вами на Вы, у вас была дочь, помните? – нет, этого не может быть, ну как поживаешь, да, да, если что-то нужно – звони.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Кабесео – в аргентинском танго приглашение взглядом, без слов.